Испытания

Она помнила только лица и взгляды. Даже не лица и взгляды, ибо эти лица и взгляды — если бы она действительно помнила их — отражали бы возмужание, развитие характера того человека, которого звали Григорий Яковлев. Но Алла Кирилловна помнила только свое отражение в этих глазах и взглядах. Сейчас она особенно ясно поняла, что этот давно знакомый и все же непонятный человек — сначала диковатый парень, потом немногословный сдержанный мужчина — был для нее зеркалом, в которое она гляделась много лет подряд. Оказывается, глядя на него, она видела только себя, потому что, казалось, его отношение к ней, Аллочке Синцовой, естественно, неизменно и чуть ли не вечно, и дело только в ней самой: стоит только намеком дать понять этому парню, смотрящему на нее с откровенным обожанием, и тогда… А что тогда? Об этом Алла Кирилловна не задумывалась, хотя считала себя женщиной трезвой и даже расчетливой. И действительно, она неплохо разбиралась в людях, не переоценивала себя. И замуж за своего профессора Игоря Владимировича Владимирова студентка-дипломница Аллочка Синцова шла с ясным сознанием того, что ее ждет прочная, обеспеченная жизнь, бережное понимание умного и доброго мужа — надежного, опытного и хорошего человека. Нет, не то чтобы Аллочка Синцова была равнодушна к Игорю Владимировичу и только рассудком понимала его достоинства. Нет, вовсе нет.

Владимирову тогда только-только исполнилось сорок два года. Он был высок, сухощав, по-юношески стремителен жестами и походкой, строен, и в то же время было в нем что-то такое, чего никогда не бывает в юноше. Искорки седины в темно-каштановых густых волосах, какая-то бархатная глубина темно-карих глаз, серые, неброские, но хорошо пригнанные костюмы — все это создавало впечатление изысканной элегантности, выгодно отличавшее его от юношей. На его лекции приходили девушки даже с других факультетов. И еще — Игорь Владимирович все понимал, казалось, он умел читать мысли, угадывать желания, словом, двадцатитрехлетняя Аллочка Синцова поняла, что жизнь с Игорем Владимировичем сложится хорошо. И было еще одно обстоятельство, которое, хотя и косвенно, повлияло на Аллочку. Весь факультет с сочувствием — впрочем, весьма интеллигентно и тактично — следил за развитием этого романа. Это молчаливое одобрение отношений Аллочки и профессора Владимирова прямо-таки витало в воздухе факультетских коридоров и как бы обязывало Аллочку к тому, чтобы роман завершился счастливым концом — свадьбой.

Люди не любят несоответствий. Конечно, будь Аллочка Синцова дурнушкой, ей ни за что бы не простили этого. Владимиров был всеобщим любимцем. Ему сочувствовали, когда он разводился с первой женой, взбалмошной, истеричной женщиной. Его считали талантливым, от него многого ждали. И общее мнение не простило бы какой-нибудь дурнушке симпатию своего любимца. Вообще женщинам многое не прощают. Увлечение пустякового, ничем не выдающегося мужчины общепризнанной красавицей понятно и извинительно, но притязания некрасивой женщины на внимание всеобщего любимца молва осудит. Аллочку Синцову общее мнение считало достойной претенденткой. Это давало ей ощущение уверенности, правоты. И если быть честной до конца… то она еще почти за год до окончания института знала, что выйдет замуж за Игоря Владимировича, хотя тогда еще все как будто было неясно.

Но вот к Григорию Яковлеву, вернее — к тогдашнему Грише, Аллочку Синцову влекло без всякой рассудочности. Этот парень был так понятен в своем обожании, — временами Аллочке даже казалось, что Григорий моложе ее, так он был застенчив; рядом с ним она чувствовала свою женскую силу. И в то же время было в Григории что-то настоящее, мужское — за этой застенчивой немногословностью Аллочка чувствовала твердость. Иной раз казалось даже непонятно, как сочетается в Грише Яковлеве застенчивость с хладнокровием и жесткостью автогонщика, который почти всегда выигрывал заезды на кольце. Алла тогда тоже увлеклась этими гонками, конструировала подвески для машин, которые строили Яковлев и Владимиров, и страстно «болела», сидя на ступенях бетонной лестницы, полого сбегавшей со склона холма к серой полосе разогретого солнцем и автомобильными шинами асфальта… Словом, к Григорию ее влекло что-то неосознанное, бесконтрольное. Она даже теряла голову иной раз.

…Было это перед самым окончанием института. Она писала диплом, немного волновалась — уж очень хотелось, чтобы сконструированная ею система передней подвески получила одобрение и была принята к производству на заводе, модернизирующем свою уже порядком устаревшую модель автомобиля. Подвеска эта стояла и на гоночной машине Владимирова — Яковлева, и было так важно и нужно, чтобы и в этот раз Григорий пришел первым на летних гонках! И Аллочка Синцова сидела ни жива ни мертва на ступени пологой бетонной лестницы.

Палило июльское солнце, и воздух над гоночной трассой был тяжелым и плотным. Он вибрировал от рева моторов и давил на уши, вызывая в них боль… А Григорий за шесть кругов до финиша шел лишь одиннадцатым, и она уже ни на что не надеялась. Рядом сидел Игорь Владимирович, непроницаемый и спокойный, он с безразличным видом записывал результаты каждого круга в разграфленную табличку на узком длинном листке бумаги. Аллу злила боль в ушах, злило это безразличие Владимирова… Рычали моторы, хрипел голос судьи-информатора, свистела резина на виражах. Григорий с каждым кругом продвигался вперед, увеличивая скорость, но — какая разница, придет ли он седьмым, шестым или даже пятым? Алла видела, как подчеркнуто аккуратно он выполняет острый поворот на «аппендикс» и даже на большом вираже старается пройти по внешней дуге. А это значило только одно: Григорий не верит машине, почувствовал ее неустойчивость на поворотах, хотя на тренировках эта новая подвеска вела себя хорошо. «Что же это?! Что?!»

Ей хотелось закричать, дернуть за рукав профессора, чтобы он перестал сидеть бесчувственным истуканом, подставив солнцу свой четкий профиль. «Что же это?! Что?!» Она знала, как умеет брать повороты Григорий, — в этом заезде ему не было равных по технике… но он шел только седьмым за четыре круга до финиша. Потом — пятым за два круга до конца… Алла как-то поникла тогда, смирилась с неизбежным поражением, даже перестала смотреть на трассу и прикрыла ладонями уши, чтобы утишить боль и не слышать занудного, гнусавого голоса информатора, но вдруг почувствовала, что профессор Владимиров волнуется. Он заерзал на разостланной газете, спрятал свою табличку в карман и даже привстал потом, глядя в короткую, затененную зеленью аллею «аппендикса». Алла, пока еще ничего не понимая, тоже стала смотреть в узкий просвет «аппендикса».

Лидер на длинном приземистом красном автомобиле появился в аллее неожиданно, будто вырос из-под земли. За ним, рыча мотором, с воем покрышек показалась ярко-желтая широкая машина. Она висела у лидера на хвосте. Гонщик шел на отчаянный риск, потому что при такой скорости дистанция в три-четыре метра не страховала ни от чего. Автомобили пролетели зеленую аллею, и желтая машина, резко прибавив газ, выскочила на внутреннюю дугу большого виража… Левые колеса оторвались от асфальта, резко и тонко засвистели покрышки… Многоопытные зрители на лестнице ахнули. Мелькнул узкий борт машины с синим зигзагом и номером — автомобиль уже почти лежал боком на асфальте, но гонщик не снизил скорости и выстрелил на прямую, опередив лидера. И только тогда Алла поняла, что это Григорий. «Значит, все-таки он выиграл! Нет, тьфу-тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить…» Она повернула лицо к профессору, чтобы поделиться с ним радостью, сменившей унылую безнадежность, которую она только что испытывала. Но как раз проходила большая группа машин, и над трассой стоял такой грохот, что говорить было невозможно. Она лишь улыбнулась Игорю Владимировичу и только тогда заметила, что он побледнел и весь напрягся. Алла наклонилась ближе и крикнула:

— Кажется, порядок!

Но ее слова покрыл голос информатора:

— Товарищи, вы только что видели, что произошло на большом вираже. Все-таки гонщик Политехнического института, неоднократный рекордсмен этой трассы, сказал свое слово. Вы видели его смелый, даже рискованный маневр, благодаря которому он захватил лидерство. Теперь Яковлев идет с отрывом около двадцати метров от своего ближайшего соперника. Автомобили уже выходят на последнюю, финишную прямую. А на прямой Яковлева уже никто не сумеет достать, потому что на его автомобиле мощный и надежный двигатель. Гонщик хорошо знает возможности своей машины, ведь он — один из ее конструкторов и точно рассчитал свою тактику. Вы видели, товарищи зрители, что весь заезд автомобиль под номером двенадцать шел где-то в середине группы, отставая от головной машины чуть ли не на двести метров… И вот на последнем круге решилось все… Внимание! Машина номер двенадцать, гонщик Политехнического института Яковлев уже заканчивает дистанцию, сейчас мы увидим его на финише…