В плену у мертвецов

Он прочёл большую часть рукописи «Священных монстров» и сделал свои замечания. Его реакционный разум криминала, пусть и ссучившегося, но криминала, отказывался постичь мою мораль человека – революционера в жизни, искусстве и политике. Поэтому он спорил, наскакивал на меня, обвиняя в безбожии, и даже назвал Дьяволом и заявил, что против меня следует бороться. Рядом с календарём у Лёхи была прикреплена картонная иконка: Николай Чудотворец, хотя я никогда не видел его молящимся. Причиной же клеймения меня Дьяволом были плохо понятые им мои эссе о маркизе де Саде, о Ленине, Фрейде и Гитлере. Смелостью мысли Лёха не отличался.

Где-то в начале мая я добился от администрации изолятора права ходить писать в хату номер двадцать пять. Хата пустовала, и там обыкновенно курили наши Zoldaten, – стражники, используя её как сортир и курилку. Я стал уходить туда в три часа, сразу после обеда, и оставался там до восьми. В конце концов мне удалось выбить у администрации даже настольную лампу. Зелёную, кагебешную, с красной кнопкой выключателя и бронзовым штативом. Так что пять часов в день мой мучитель вынужден был обходиться без моего общества. Когда я возвращался, он был как шёлковый, по-видимому одурев в одиночестве. Он даже заботливо прикрывал своей миской мой ужин и был явно рад каждый раз моему возвращению. Это понятно, ведь сверхчеловек СИЗО Лефортово паразитировал на своих жертвах. Из них он вампиром высасывал свою уверенность, их страх делал его сильным, а их крушение – кульминацией которого был момент написания «чистухи» – сокращало срок его собственного пребывания в мрачной Вселенной Лефортово.

Двадцать первого мая, вечером, за ним пришли. «Собирайтесь с вещами». Он сделался растерянным, быстро собрался и ускользнул, коротконогий, с матрацем подмышкой, исчез. Помню его растерянное лицо, было видно, что для него это неожиданность, что его лишают меня. Лицо как у ребёнка, у которого отняли игрушку, а он так любил дёргать её за голову. Боже, когда его уводили с его матрасиком, в глазах у него была боль, и боль в плечах, в прыщавой спине, скрытой чёрной футболкой. От него мне остались подарки: тапочки, которые я выбросил, зубная щётка, я ею не пользуюсь, но сохранил её, чёрная футболка с капюшоном, я сплю в ней каждую ночь, потому что у неё длинные рукава и она отлично предохраняет от комаров. И ещё темно-зелёная акриловая футболка. От меня ему не осталось ничего. Эх Лёха, мучитель ты мой! О таких старые русские писатели говорили: сильный характер. Добавлю: сильный де садовский характер. Как-то я объяснил его ему: «ты Тиран», – сказал я ему, и он был доволен определением.

НЕДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Я никогда не нашёл бы времени размышлять, и тем более писать о столь ничтожных вещах как попсовая музыка, российское дерьмовое телевидение или мусорская газета «Московская правда», если бы не попал в спецтюрьму, в мир тишины и фактического одиночества. Ожидая в течение долгих месяцев в камере Лефортово – российской Бастилии – пока коварные иезуиты-следователи нароют на меня материал, я вначале написал о своих чувственных пристрастиях к гениям человечества («Священные монстры»), затем маниакально увеличил свои прошлые мгновения счастья («Книга Воды»). Далее я написал проект «Очертания будущего», а затем набросал историю НБП, она же моя политическая биография. Затем я написал пьесу. И мне стало не о чем писать. А писать было нужно, иначе мне пришлось бы лицом к лицу ежедневно жить с одиночеством спецтюрьмы. Вот в этот отчаянный момент я и бросился к предметам ничтожным, но доступным. К презренным, можно сказать, предметам: к радиостанциям, к единственной доступной нам в тюрьме газете, к телевидению, когда мне принесли телевизор. За неимением людей я сделал их действующими лицами моей трагедии. Они – таки являются полноценными, но недействующими лицами, участниками жизни.

В тюрьме я вынужденно слушаю радио. Оно вделано у нас в стену над дверью камер и управляется с пульта нашими тюремщиками. Таким образом мы идеальные радиослушатели, убежать никуда не можем, и что дают, то и потребляем вынужденно. Поскольку своих событий в тюремной жизни нет (ну разве что эпохальные события типа, отныне, насмотревшись на омовения пленных чеченцев-мусульман, я стал подмываться из бутылки на дальняке), то ищешь событий вовне. От подъёма до отбоя, то есть с 6 утра до 22 часов, обыкновенно нам подают меню из как минимум четырёх радиостанций, каждая вещает часа по четыре. Правда сплошь и рядом наши тюремные стражи отходят от меню и могут внепланово гнобить нас например каким-нибудь «Авто-Радио» часов десять подряд и лишь к вечеру включат «Маяк». Или за день заставят нас прослушать музыкальный мусор шести, восьми или десяти радиостанций. Но в основном меню соблюдается.

Самая зачуханная и отвратительная радиостанция – это «Европа – плюс». Выхваляясь тем, что её слушают в 560 городах России (несчастные города!) «Европа – плюс» на самом деле пункт прокручивания одних и тех же занудных зарубежных и русских мелодий. Я пытался понять, записаны ли они у «Европы – плюс» заранее блоками, и пришёл к выводу, что «да». В течение нескольких часов песни не только повторяются, но звучат в третий и четвёртый раз в том же порядке. Пара заунывных итальянских мелодий, пара мелодий «Джипси Кингс» (не самое худшее в репертуаре), несколько полудурковатых мутных голосов, причмокивающих речитативом, что они «got Sacha», звучат трижды или четырежды и всякий раз в той же последовательности. Т. е. налицо блоки-"мосты" мелодий. Новости практически отсутствуют. Трудно понять, который час и что за страна у нас. Вдруг объявляется «семнадцать часов» и втыкается дебильный какой – нибудь синкопический пульс, годный для лечебной гимнастики. Новости на «Европе – плюс» всё-таки есть, но новостная программа у них (лавэ, что ли, у них нет?) звучит один раз в несколько часов и можно её так и не дождаться. Песенки на «Европе – плюс» захудало-прокажённые, и слушая их, представляешь низкорослую жопатую американку в блестящем розовом спортивном костюме, выполняющую упражнения Аэробикс. Ритмы «Европы – плюс» захудало-параноидальные, танцевально-визгливые. Синкопы взвинчивают бедный мозг заключённого и побуждают к самому банальному безумию, какое есть в словаре психиатров. Хочется намазать рожу пшенной кашей, нет, перловой, чтоб погаже, да так и сидеть, высунув язык. Совершенно непонятно, где предполагается слушать репертуар радио «Европа – плюс», в каком положении, – нарезая салаты, передвигая мебель, ожидая приёма у доктора? Танцевать под эти синкопы немыслимо, они слишком истеричны. Музыка нечистая.

«Авто-Радио» недалеко ушло от «Европы – плюс». С той разницей, что на нём звучит меньше иностранных гнусных песенок, а больше отечественных гнусных песенок. Новости так же редки, как щепотка мяса в тюремном супе. Вообще что-либо связное и человеческое, сказанное человеческим тоном на «Авто-Радио» так же тяжело услышать, как и на «Европе – плюс». По утрам компания придурковатых молодых людей лепечет бездарные глупости – девушка проигравшая пари, заключённое по результатам футбольного матча, высовывалась из окна и приглашала прохожих зайти. Якобы изображая жрицу любви из квартала красных фонарей. Весь день такая станция может обходиться без людей. Засадил кассету сборной солянки и ушёл гулять. Один тип может обслуживать две таких радиостанции как «Авто-Радио» и «Европа – плюс». «Авто-Радио», правда, сообщает о пробках на улицах столицы. Я только что явился с прогулки, где звучала советская бравурная песня о городе на Неве, фальшиво и противно: «Авто-Радио» во всей красе.

Радио «Максимум» редко появляется в тюремном меню. Отличить его от «Европы – плюс» можно только утром. Тогда в передаче «Жаворонок» развязный диктор предаётся безудержному бесталанному словоблудию. Так 24 августа диктор, он же диск-жокей, в течение целого часа опять и опять повторял текст о ремонте квартиры. Суть сводилась к следующему. Девушки охотно сдирают обои своими коготками, а вот клеить обои не хотят. Так что пусть человеческая речь и присутствует на радио «Максимум», – она нарочито дебильна. Диск-жокею говорить слушателям явно не о чем, потому эфир заполняется, в полном смысле слова разговорами о погоде. Несколько часов уже температура стоит на + 13, как же так! – сетует диск-жокей. Сколько полезных вещей можно было бы рассказать народу за этот час? Научить иностранному языку можно было бы, познакомить с текстами Селина или Сада, или Жана Жене. Прочесть главы из книги Льва Гумилёва.