Generation Икс

у чудесную ночь в пустыне. Впереди долгая прогулка до дома пешком. Спокойный прохладный воздух обтекает мое лицо, словно сухой фарфоровый ил; непомерно крутобокие горы сейчас янтарного цвета, как подводные снимки корабля Андреа Дориа. Воздух до того чист, что перспектива искажена; горы так и норовят врезать мне по лицу.

Крохотульки-огоньки, вылитые фотовспышки, мигают на сторожевых пальмах 111 -го хайвея. Их кроны шелестят, пропуская свежий воздух для несметного числа дремлющих в листве птичек, крыс и усиков бугенвил-лей.

Мы заглядываем в витрины, навязывающие флюоресцентные купальники, электронные записные книжки, жуткие абстрактные картины, на которых, похоже, изображены жертвы автокатастроф, обсыпанные блестками. Я вижу шляпы, драгоценности, туфли – прелестные шмотки, умоляющие обратить на них внимание, как ребенок, не желающий ложиться спать. Хочется распороть себе живот, вырвать глаза и запихнуть все эти красоты в себя. Ох, Земля.

– Сейчас мы похожи: во-первых, на близнецов-идиотов, торгующих подержанными машинами в Индиане, – говорит Дег, намекая на наши суперклевые, голубые-как-яйца-дрозда боб-хоуповские куртки Гольф классик и белые панамы, – во-вторых, на пару бродяг – с нечестивыми и кровожадными намерениями в сердцах. На твой выбор.

– А я так думаю, Дег, что мы на шлемазлов похожи.

Хайвей 111 (известный также под именем Палм-каньон-драйв) – главная городская тропа развлечений, но сегодня он на удивление пустынен. В фольксвагенах с высоким задом туда-сюда бесцельно разъезжают несколько амбисексуальных блондинок из округа Оранж; фланируют бритоголовые морские пехотинцы в помятых эль каминос; лихачи визжат тормозами, но никогда не останавливаются. В городе сохраняется автомобильный тип культуры, и оживленными вечерами чувствуешь себя, цитируя удачную формулировку Дега, как в забегаловке Дейтона – пышные сиськи, ассортимент: бургер и шейк, ребята в суперботинках и асбестовых куртках, хрустящие жареной картошкой Крематорий, кабинки из оранжевого винила, имеющие форму классической черно-белой автопокрышки Джи-Ти.

Завернув за угол, мы идем дальше.

– Вообрази, Эндрю: сорок восемь часов назад малютка Дег был еще в Неваде, – продолжает он, усаживаясь на капот зеленого, убийственно дорогого гоночного астон-мартина со съемным верхом и закуривая сигарету с фильтром. – Можешь вообразить?

Теперь мы в стороне от главней магистрали, на неосвещенной боковой улочке, где так глупо припарковано дорогостоящее кресло Дега. Задняя часть астон-мартина завалена картонными коробками с бумагами, одеждой, всяким хламом – просто мусорное ведро бухгалтера. Такое впечатление, что хозяин планирует скоропалительный побег из города. Для нашей дыры очень даже вероятная версия.

– Ночевал я в маленьком мотеле семейное предприятие, в какой-то глухомани. Стены обшиты сосновыми сучковатыми панелями, лампы из пятидесятых, на стенах эстампы с оленями…

– Дег, слезь с машины. Что-то мне тут неуютно.

– …и пахло розовым гостиничным мылом – знаешь, малюсенькие