Вспышка молнии за горой

Все было не так уж прекрасно

Об этом упоминают

Не слишком часто -

Только на Диком Западе

Многим людям

Просто стреляли в спину.

Истории храбрых встреч

С глазу на глаз

На улочках,

С руками на рукоятях

Револьверов

Редкость.

Лучшим стрелком признавался

Обычно тот,

Кто выхватывал револьвер

И успевал сделать выстрел,

Покуда противник его

Выпивал,

Обедал,

Или в карты играл,

Или с какой-нибудь дамочкой

Лежал в постели -

Ну,

Или чем еще Был занят.

«Мертвец ничего не расскажет» -

Такая

Была поговорка.

Нынче на Западе

Не изменилось

Решительно ничего -

Кроме оружия.

Теперь тебе в спину выпалят

Раз семнадцать иль восемнадцать,

А может,

И больше -

Быстрей, чем ты

Успеешь сказать:

«Срань Господня!»

It’s Never Been so Good

Подгонять музу

Когда-то этот мужик

Был писателем интересным -

Он умел говорить резко

И неожиданно.

Однажды я присоветовал

Критикам и редакторам

Взглянуть на него попристальней -

Дескать, его до сих пор

Практически не замечали,

А заметить его, безусловно,

Уже пора.

Над иными моими фразами

Этот писатель

Подшучивал в книжках своих -

Я, впрочем, не обижался.

Публиковал он обычно

Маленькие брошюрки

Страниц от шестнадцати

До тридцати двух,

Отпечатанных на мимеографе.

Они вылетали

С огромной скоростью -

Может, три иль четыре

В год.

Проблема в том,

Что

Каждая из брошюрок была чуть слабее

Той,

За которой вышла, -

И он продолжал использовать

Мои старые хохмочки.

Жена моя тоже

Заметила перемены

В его работах.

«Что случилось с его уменьем

Писать?» – спросила она у меня.

«Он слишком много пишет.

Выжимает слова из себя. Пишет насильно».

«Паршивая книжка. Ты просто обязан

Сказать ему – пусть перестанет

Использовать твои хохмы».

«Не могу! Просто жаль, что он

Публикует так много».

«Ну, и ты

Публикуешься без остановки».

«У меня, – я ответил ей, -

Все по-другому».

Вчера он прислал мне очередную

Свою брошюрку

С ласковым посвящением

На титульном листе.

Этот последний опус

Был совершенно бездарен.

Слова,

Мертворожденные,

Словно

Падали со страниц.

Что с ним сталось?

Слишком большие амбиции?

Слишком часто писал

Просто ради процесса письма?

Не ждал, пока слова у него внутри

Скопятся -

А после

Вырвутся по собственной воле?

Тогда я решил на неделю

Вообще перестать писать -

Береженого Бог бережет.

Просто выключить свой компьютер,

Просто забыть

На время

Идиотское, чертово это занятье.

Я уже говорил -

Это случилось вчера.

Goading the Muse

Нестройная шеренга

Не знаю, откуда взялись они – может,

Из дома престарелых ветеранов.

Старые, часто – лысые, загорелые, мужественные -

И при этом словно бесполые.

Сидят они на ипподроме, залитом солнцем,

Ставки свои обсуждают,

Болтают, смеяются -

Но секс

Уже в их программу не входит.

Между забегами они порою

Говорят о спорте: что лучше всего?

Какая команда бейсбольная?

А хоккейная? Футбольная?

Баскетбольная? Спорят

О любителях и профессионалах,

И о том, кто лучший игрок

В каждой команде.

Частенько они злятся,

Орут друг на друга.

Их одежда – унылых цветов,

Коричневых или серых, ботинки – тяжелые,

У каждого на запястье – большие часы.

Другие мужчины – немногим их помоложе -

Еще должны

Бороться за выживание

В аду повседневности,

А они сидят себе, спорят,

Вправду ли пас по-прежнему

Лучший прием нападения

В профессиональном футболе.

Они делают ставки. Собираются

У окошка букмекера, злятся, в последний момент

Меняют решения, и кто-то один наконец

Ставит за всех.

Вечер за вечером

После скачек они уходят -

Нестройной шеренгой.

Иные слегка спотыкаются -

Словно их ноги

Не держат.

Измотанные, усталые,

Побежденные…

«Вот ведь местечко дерьмовое, черт его побери!

Увидишь меня здесь еще раз – можешь ремнем пороть,

Покуда не заору!»

«Как же, Марта. Поспорим – завтра припрешься?»

«Нет уж. На хрен!»

Назавтра после полудня все они – снова тут.

Сумели как-то разжиться малость деньгами.

Скинутся и монетой, и мозгами -

И все начнется сначала.

С внезапной серьезностью тщательно изучают

Программы скачек.

Делают ставки на первые два забега -

Дела не идут. Разговор переходит сердито

С лошадей на спорт.

Начинаются крики:

«ДА УЖ, КОНЕЧНО! Я СПОРЮ,

ТЫ И НЕ СЛЫХИВАЛ

ПРО БЫСТРОНОГОГО ХИРША!»

«ДА Я ЕГО ВИДЕЛ! ВИДЕЛ, КАК ОН ИГРАЕТ!»

«ТАК ВОТ? А Я ВИДАЛ САМОГО ДЖИМА ТОРПА!»

«ХА, ТЫ ТАК ЖЕ ВИДАЛ ДЖИМА ТОРПА,

КАК ТРАХАЛСЯ НЫНЧЕ НОЧЬЮ!»

«ЧТО-ТО Я ЗАМЕЧАЮ – ТЫ НЫНЧЕ С ТРУДОМ

СИДИШЬ!

МОЖЕТ, ТРАХАЛСЯ ТЫ?»

«ДА Я ЩАС ПОГАНУЮ ХАРЮ ТВОЮ РАЗОБЬЮ!»

Драки не получается – вот и славно.

Они ведь хорошие парни, они нужны нам -

как нужны вершины гор Сьерра-Мадре,

Там, вдалеке, задыхающиеся от смога,

Как нужно, чтоб Вилли Шумейкер обвел вокруг пальца

Хотя бы еще одного победителя, нужно, чтобы они

Помогли нам забыть обо всем, что когда-то

У нас не вышло, о ставках неверных – тем более.

Главное – это терпеть. Главное – это не помнить,

Что западное побережье США однажды – довольно скоро -

Рухнет в волны Тихого океана,

Что не было никакой нужды

Ни свой сад превращать в картинку,

Ни дочь посылать в Рэдклифф.

Я люблю наблюдать за этими стариками,

Они – как бродвейское шоу, просто их мюзикл

Зовется не «Парни и девчонки», а «Парни и парни».

Они – отличные парни, все и каждый в нестройной шеренге,

И красивейшие из женщин

Для них ничего не значат -

Ведь они на собственной шкуре постигли:

Женщины существуют лишь для других,

И нет смысла гадать,

Почему и как

Так случилось.

День за днем я смотрю лучший мюзикл в мире -

С лучшего места в зале.

Я – публика, автор и критик, а иногда -

Еще и один из актеров.

The Wavering Line

Дорога в ад

Эх, было б побольше магов, -

Они б помогли разобраться

Нам с этой странною жизнью!

Но их до смешного мало…

Худо, что чаще всего

Сила их колдовства

Держится очень недолго -

В основном, оттого,

Что они начинают считать

Волшебство

Частью собственной необыкновенности.

А ведь на деле оно -

Почти что случайная штука,

Как чертовски ценный,

Ничем не заслуженный дар.

И стоит магам

Начать

Пускать свою силу

На ветер,

Начать

Ее тратить

На что попало -

Она исчезает.

Таков

Извечный

ЗАКОН,

И он -

Один из непреложнейших,

Ненарушимых законов

Богов

И мира.

Нет зрелища

Печальней

И страшнее,

Чем человек,

Обладавший

Когда-то даром,

Что тщетно пытается

Творить

Волшебство

Для толпы.

А толпа-то – немилосердна.

Она

Только требует Милости!

The Road to Hell