Роковые девчонки из открытого космоса

— Где–то между Калбарри и Брисбеном, — говорил Торкиль. — Определенно где–то между Калбарри и Брисбеном.

— А ты не мог бы поточнее? — стонал Тристрам. — Иначе мы их больше не найдем.

§

— Это тебя, Джейк, — позвала Сатурна. Трубку она вообще–то не снимала. В мире ученых догадок эта тянула бы на докторскую диссертацию. Телефон звонил без роздыху уже несколько дней — даже больше, чем в прошлом году, когда дюжина или около того подружек, которыми Джейк нежданно–негаданно обзавелся, вдруг узнали о существовании друг друга и все хором испытали потребность поделиться с ним своими раздумьями о желательности его членства в человеческой расе вообще. Как и прежде, теперь все звонили Джейку. На сей раз, однако, звонки были того сорта, о котором мечтает любой музыкант: агенты фестивалей и площадок, искатели талантов из звукозаписывающих компаний, продюсеры предлагали помощь, журналисты умоляли об интервью. Квонг Хосе Абдул Фу хотел вместе сыграть концерт, а Ник Кейв надеялся на дуэт. Бесчисленные поклонники желали оказать сексуальные услуги или просто выпрашивали клочок одежды или прядку волос. И ни единого звонильщика «Босния» нисколько не интересовала.

Карьера «Роковых Девчонок из Открытого Космоса» набрала скорость взлета. Молва растекалась быстрее разогретого масла на горячем тостере (теперь девчонки предпочитали на завтрак эти приборы). Радио «Тройное Ж», державшееся на соплях после того, как правительство прихлопнуло 95 % его финансирования, раскрутило сингл «Девчонок» «В отсеке сексуальных экспериментов (что угодно начнет, что угодно кончает)» — его поставили на высокую ротацию, несмотря на угрозы правительства обрезать и оставшиеся 5 %, если станция не перейдет на более здоровую музыку. Когда же «Девчонки» запустили альбом «Возвращайся к Матке», «Ж» дерзко назначила его альбомом недели — как и «Тройное Ц», пиарившая себя как альтернативу альтернативе. Коммерческие радиостанции включили несколько треков альбома в свои топ–десятки, и даже станции христианского толка ставили «Ангар 99» (это им Бог настоятельно нашептал).

Группа продолжала играть живьем — с аншлагами по всей стране. Непреходящее напряжение между Бэби и Ляси из–за того, что произошло в Байроне, лишь придавало им накала на сцене.

Однажды Джейк, ставший де–факто менеджером «Девчонок», отправился в Элизабет–Бэй обсудить грядущий фестиваль «Нет Выхода», где группа должна была выйти на сцену с ведущими мировыми исполнителями. Прибыв к «Себелу» с Игги, Джейк поднялся на лифте к бассейну и застал Эболу за ежедневным подношением роз к подножью водонапорной башни.

— Приветик, Джейк, — заискивающе пробулькал Эбола.

По Джейкову позвоночнику пробежала дрожь омерзения.

— Э, добдень, — ответил он, отводя глаза. Этот человек был эстетическим оскорблением. Джейк не мог даже заставить себя назвать его при встрече по имени. Игги, со своей стороны, посмотрел на Эба и зарычал — как обычно. Игги терпеть не мог «смертельный металл».

— Пришел повидаться с нашей Бэби? — спросил Эб.

С нашей Бэби? Да это ебицкий беспредел какой–то. Рычание Игги набрало объем. Джейк проигнорировал его и крикнул блюдцу:

— Бэби?

Ты выглянула из иллюминатора, помахала и выпустила трап. Игги и Джейк сами себе не поверили, когда Эбола без приглашения последовал за ними.

Игги отвалил на поиски Ревора, а Джейк оттащил Бэби в сторону.

— И ты позволяешь этому типу тут валандаться? — заныл он. Зазвонил мобильный телефон, который девчонки ему чпокнули. Джейк ответил, а черты Бэби исказила вспышка досады. Джейк оборзел настолько, что диктует ей, кого видеть, а кого нет.

Она еще не изжила в себе тот инцидент с Ляси. Пупсик, наблюдавшая события в развитии, все рассказала Бэби, как только они вернулись в Сидней. Бэби высказала Ляси все, что думала по этому поводу, за чем последовало несколько выдергивания антенн и обзываний, но девчонки, по крайней мере, все расставили по местам. А в Джейке Бэби по–прежнему бесило, что он избегал всех ее попыток на эту тему заговорить. Не виноват ли он в происшедшем сильнее, чем изложила Пупсик? А если нет, то в чем его проблема? Земляне, так одержимые примитивными игрушками, вроде мобильных телефонов и электронной почты, по–прежнему не могли общаться друг с другом, даже если от этого зависела их жизнь.

По внезапному наитию Бэби схватила Эболу, распростершегося у ее ног с розой в зубах. Вздев его за воротник, она обломила цветок и запечатала его уста влажным смачным поцелуем — прямо на глазах у потрясенного Джейка. От этого волосы Эба (которые он недавно остриг по плечи — как компромисс с «Металликой») встали на дыбы, а уши засветились оранжевым. После чего Бэби похлопала его по заднице и велела возвращаться к бассейну и оставить их в покое. Сделав шаг из блюдца, попутавшая от любви рок–звезда рухнула прямиком на бассейновую палубу, ибо никто не обеспокоился активировать для него ступеньки. Он завопил, когда лодыжка под ним подломилась. Сидя на палубе, он баюкал поврежденную ногу, лия слезы боли и благодарности.

Джейк сглотнул желчь. Договорив по телефону, он отключился.

— Про концерт, — начал он чуточку резковато. Они обсудили детали, не глядя друг другу в глаза, и Джейк собрался уходить. — Игги? — позвал он. — ИГГИ!

Тот прятался за дверью отсека сексуальных экспериментов, и крохотные глазки его вылезали из орбит от искупительного смертельного ужаса. Он видел и слышал все. Он не мог сейчас выйти. Ему было ужасно обидно за Джейка, но он не знал, что́ сказать хозяину — «р–раф, р–раф» при нынешних обстах казалось отчасти неадекватным, — и поэтому ему отчаянно хотелось найти Ревора и сначала все с ним обсудить.

— ИГГИ!

Ровным голосом Бэби заверила Джейка, что с Игги все будет в порядке. Возможно, они развлекаются с Ревором. Она возвратит пса Джейку завтра, когда им нужно будет приехать в Ньютаун на встречу с руководством какой–то записывающей компании.

Чувствуя, что он потерял все имевшее для него значение — и собаку, и девушку, — Джейк пошаркал к выходу из «Себела» и дальше — туда, где он запарковал Кейт. Та дулась. Им пришлось совершить нервный объезд, чтобы не столкнуться с демонстрацией рабочих, которые протестовали против новых жестких промышленных законов правительства и требовали легального восстановления обеденных перерывов. Больше того — Кейт пострадала от унижения наглым парковочным инспектором Элизабет–Бэя, который не только ее оштрафовал, но и был так жесток, что позволил себе посмеяться над состоянием ее покраски. Кейт намеревалась устроить Джейку веселую жизнь на обратном пути в Ньютаун, но прочитав абсолютное уныние у него на лице, решила, что мысль эта, может, и нехороша.

Откуда Джейку знать, что это был первый и единственный раз, когда бедный Эбола смог прикоснуться своими жаркими слизняками к устам Бэби, откуда знать, что дальше этого дело не зашло, и уж, конечно, откуда ему было знать, что, едва он покинул блюдце, Бэби ринулась в ванную, вышвырнула Ревора из джакузи, в котором тот нежился, и приняла ванну в «Деттоле» [143]. Твердя «бе, бе, бе» и раскаиваясь, она сильно щипала себя за антенны в наказание.

— Иггуся? Иггуся? — Ревор — с шерсткой, пахнувшей лавандовым маслом для ванны, — нашел Игги в отсеке, где тот вылизывал себе промежность с крайне унылым видом. — Что случилось? — Ревор ткнулся рыльцем в собачьи гениталии, но Игги развернулся всем корпусом и занялся воображаемой гнидой у себя на ляжке. — Онаж иветн аул ицелю бви? — попытал счастья Ревор. Ноль эмоций. Ревор быстренько сгонял за парой солнечных очков и спортивным костюмом в блестках, которые ему как–то подарил один сириусянин. Встал на задние лапы, выпятил мохнатое брюшко и закурлыкал: — Айяй пырстоу бенно гонча пьос, — и тут меланхоличный Игги наконец поднял на него заплаканные глаза. При виде такого прикида он, не выдержав, улыбнулся, затем гавкнул, после чего залился хохотом. Он перекатился на спину, затряс в воздухе лапами и в конце концов в измождении рухнул на бок, тяжело дыша. Ну вот это больше похоже на правду. Ревор с облегчением перевел дух. — Что случилось, Игги Попка? Я что–то не так сказал? — Ревор подкатился Игги под грудь, а тот когтями перебирал блески на его костюме.