Клуб бессмертных

фиг. Конечно, это были не фиги, но так мне сначала показалось. Я вынула одну, поднесла поближе к свече, и меня стошнило.

Я держала сморщенное человеческое ухо.

Позже мне рассказали, что многие наши ребята в Афганистане, обезумев от жары и войны, отрезали на память уши убитых врагов. Я не осуждаю Анатолия за это. Но в 1992 году запретила ему брать в руки оружие: по моему мнению, в нашем доме было достаточно отрезанных человеческих ушей. Так я ему и сказала. А до тех пор целый год ничем не показывала мужу, что видела его страшную коллекцию.

Да, я боролась за право моей страны воссоединиться с нашей исторической родиной, Румынией, но делала это исключительно мирными средствами. Может быть, именно поэтому гранату в нас бросили не те, кто воевал на стороне Тирасполя, а несчастный пьяница, мстивший за банку вина.

Так или иначе, а ровно через год после того, как я открыла мужнин ящик, в Молдавии началась гражданская война. Недавно мне снилось, будто я стою на вершине какой-то горы и обнаженные, смеющиеся люди говорят мне, будто я начала войну.

Будто бы в ящике, который я открыла, было спрятано безумие войны…

Что ж. Когда мы перебрались в Кишинев, о нашей семье написали в газетах. Меня пригласили в президентский дворец. На каком-то торжественном мероприятии президент Мирча Снегур вручил мне орден Штефана Великого. Очень внушительная железка. Однако с тех пор находить каждое утро под подушкой червонец или хотя бы орден (чтобы потом продать) мы не стали. И году к 99-му Анатолий поехал на заработки в Москву.

Потом мне вновь приснился ящик с отрезанными ушами (мы с мужем оставили его в Дубоссарах). А затем – опять какие-то люди на горе. Самый огромный среди них сказал мне:

– Пандора, не горюй! Ибо на твою землю по твоей вине опустилось безумие, но скоро явится герой, который искупит эту и многие другие человеческие вины. Твой грех будет смыт.

Я очень удивилась, потому что меня с рождения зовут Леонида, а не какая-то Пандора. Ужасно глупый сон. Все знают, кто начал эту войну. Русские и наши дураки из Кишинева, которые не смогли с русскими договориться. Потом я проснулась и пошла на кухню. Она была совсем серой: утро еще не наступило. К сожалению, мне больше нечего рассказать о моей с Анатолием совместной жизни. В России он женился. Мне сказали об этом молдавские рабочие, которые трудились с ним на одной стройке. Я позвонила туда, где он работал, и мне сказали: да, он действительно женился. И дали его новый телефон в Москве. Я позвонила, и женский голос ответил: – Анатолий? Да, дома.

И эта скотина взял трубку, и я спросила: «Что, Толик, новая жена?» – а он начал оправдываться, но мне-то все стало ясно. Урод. Хуже всего то, что он приезжал летом и сказал: готовь соленья и варенья, чтобы зимой на стройке было что поесть. Я и наготовила. На триста долларов. А он взял все это да и поехал прямиком к ней, к новой жене. В Россию.

Разумеется, сон – не больше, чем сон. Но на всякий случай я купила билет в Дубоссары. Мне хочется посмотреть: