Юг без признаков севера

— У вас сигаретки не найдется, мистер? — спросила она.

Он вытряхнул одну свободной рукой, вдавил прикуриватель. Тот выскочил, и он поджег ей.

Путь в рай закрыт

Я сидел в баре на Западной авеню. Времени — около полуночи, а я — в своем обычном попутанном состоянии. То есть, знаете, когда ни черта не выходит: бабы, работы, нет работ, погода, собаки. Наконец, просто сидишь, как оглоушенный, и ждешь, будто смерти на автобусной остановке.

Так вот, сижу я так, и тут заходит эта с длинными каштановыми волосами, хорошим телом и грустными карими глазами. Я на нее не отреагировал. Я ее проигнорировал, хотя она и села на табуретку рядом с моей, когда вокруг была дюжина свободных.

Фактически, мы в баре были одни, не считая бармена. Она заказала сухое вино.

Потом спросила, что пью я.

— Скотч с водой.

— Дайте ему скотча с водой, — велела она бармену.

Так, это уже необычно.

Она открыла сумочку, вытащила маленькую проволочную клетку, вынула из нее крошечных человечков и поставила на стойку бара. Все они были ростом дюйма в три, живые и одеты, как надо. Их было четверо, двое мужчин и две женщины.

— Сейчас такое делают, — сказала она, — они очень дорогие. Когда я их покупала они шли по 2,000 долларов штука. А сейчас стоят по 2,400. Я не знаю производственного процесса, но, наверное, это противозаконно.

Маленькие человечки ходили по стойке. Неожиданно один малютка влепил пощечину крошке-женщине.

— Сука, — сказал он, — с меня довольно!

— Нет, Джордж, как ты можешь? — закричала та. — Я люблю тебя! Я себя убью! Ты должен быть моим!

— Мне плевать, — ответил маленький парень, вытащил крохотную сигаретку и закурил. — У меня есть право на жизнь.

— Если ты ее не хочешь, — сказал другой маленький парень, — то я ее возьму. Я ее люблю.

— Но я тебя не хочу, Марти. Я люблю Джорджа.

— Он же мерзавец, Анна, настоящий мерзавец!

— Я знаю, но я все равно его люблю.

Тут маленький мерзавец подошел и поцеловал другую маленькую женшину.

— У меня тут треугольник закрутился, — сказала дама, купившая мне выпить. — Это Марти, Джордж, Анна и Рути. Джордж катится вниз, совсем опустился. Марти — вроде квадратный такой.

— А не грустно на все это смотреть? Э-э, как вас зовут?

— Даун. Ужасное имя. Но так матери иногда со своими детьми поступают.

— Я Хэнк. Но разве не грустно…

— Нет, смотреть на это не грустно. Мне с собственными любовниками не очень-то везло, ужасно не везло, на самом деле…

— Нам всем ужасно не везет.

— Наверняка. Как бы то ни было, я купила этих маленьких человечков и теперь наблюдаю за ними, это как по-настоящему, только без проблем всех этих. Но я ужасно распаляюсь, когда они начинают любовью заниматься. Тогда бывает трудно.

— А они сексуальные?

— Очень, очень сексуальные. Господи, как они меня разжигают!

— А почему вы их не заставите это сделать? Я имею в виду, прямо сейчас. Вместе и посмотрим.

— О, их нельзя заставить. Они сами должны.

— А они часто этим занимаются?

— Они довольно хороши. Четыре или пять раз в неделю.

Те гуляли по стойке.

— Послушай, — сказал Марти, — дай мне шанс. Ты только дай мне шанс, Анна.

— Нет, — ответила Анна, — моя любовь принадлежит Джорджу. И по-другому быть не может.

Джордж целовал тем временем Рути, обминая ей груди. Рути распалялась.

— Рути распаляется, — сообщил я Даун.

— Точно. В самом деле.

Я тоже распалялся. Я облапал Даун и поцеловал ее.

— Послушайте, — сказала она, — я не люблю, когда они занимаются любовью на людях. Я заберу их домой и там заставлю.

— Но тогда я не смогу посмотреть.

— Что ж, придется вам пойти со мной.

— Ладно, — ответил я, — пошли.

Я допил, и мы вышли вместе. Она несла маленьких людей в проволочной клетке. Мы сели к ней в машину и поставили людей на переднее сиденье между собой. Я посмотрел на Даун. Она в самом деле была молода и прекрасна. Нутро у нее, кажется, тоже хорошее. Как могла она облажаться с мужиками? Во всех этих вещах промахнуться так несложно. Четыре человечка стоили ей восемь штук. Только лишь для того, чтобы избежать отношений и не избегать отношений.

Дом ее стоял поблизости от гор, приятное местечко. Мы вышли из машины и подошли к двери. Я держал человечков в клетке, пока Даун открывала дверь.

— На прошлой неделе я слушала Рэнди Ньюмана в «Трубадуре». Правда, он великолепен?

— Правда.

Мы зашли в гостиную, и Даун извлекла человечков и поставила их на кофейный столик. Затем зашла на кухню, открыла холодильник и вытащила бутылку вина.

Внесла два стакана.

— Простите меня, — сказала она, — но вы, кажется, слегка ненормальный. Чем вы занимаетесь?

— Я писатель.

— Вы и об этом напишете?

— Мне никогда не поверят, но напишу.

— Смотрите, — сказала Даун, — Джордж с Рути уже трусики снял. Он ей пистон ставит. Льда?

— Точно. Нет, льда не надо. Неразбавленное нормально.

— Не знаю, — промолвила Даун, — но когда я смотрю на них, то точно распаляюсь.

Может, потому что они такие маленькие. Это меня и разогревает.

— Я понимаю, о чем вы.

— Смотрите, Джордж на нее ложится.

— В самом деле, а?

— Только посмотрите на них!

— Боже всемогущий!

Я схватил Даун. Мы стояли и целовались. Пока мы целовались, ее глаза метались с меня на них и обратно.

Малютка Марти и малютка Анна тоже наблюдали.

— Смотри, — сказал Марти, — они сейчас это сделают. Мы тоже можем попробовать.

Даже большие люди сейчас это сделают. Посмотри на них!

— Вы слышали? — спросил я Даун. — Они сказали, что мы сейчас это сделаем. Это правда?

— Надеюсь, что да, — ответила Даун.

Я подвел ее к тахте и задрал платье ей на бедра. Я целовал ее вдоль шеи.

— Я тебя люблю, — сказал я.

— Правда? Правда?

— Да, в некотором смысле, да…

— Хорошо, — сказала малютка Анна малютке Марти, — мы тоже можем попробовать, хоть я тебя и не люблю.

Они обнялись посередине кофейного столика. Я стащил с Даун трусики. Даун застонала. Малютка Рути застонала. Марти обхватил Анну. Это происходило повсюду.

Мне подумалось, что этим во всем мире сейчас занимаются. Мы как-то умудрились войти в спальню. И там я проник в Даун, и началась долгая медленная скачка….

Когда она вышла из ванной, я читал скучный, очень скучный рассказ в Плэйбое.

— Было так хорошо, — произнесла она.

— Удовольствие взаимно, — ответил я.

Она снова легла ко мне в постель. Я отложил журнал.

— Как ты думаешь, у нас вместе получится? — спросила она.

— Ты это о чем?

— В смысле, как ты думаешь, у нас получится вместе хоть какое-то время?

— Не знаю. Всякое бывает. Сначала всегда легче всего.

Тут из гостиной донесся вопль.

— О-о, — сказала Даун, выскочила из кровати и выбежала из комнаты. Я следом.

Когда я вошел в комнату, она держала в руках Джорджа.

— Ох, боже мой!

— Что случилось?

— Анна ему это сделала!

— Что сделала?

— Отрезала ему яйца! Джордж теперь — евнух!

— Ух ты!

— Принеси мне туалетной бумаги, быстро! Он может кровью до смерти истечь!

— Вот сукин сын, — сказала малютка Анна с кофейного столика. — Если мне Джордж не достанется, то его никто не получит!

— Теперь вы обе принадлежите мне! — заявил Марти.

— Нет, ты должен выбрать между нами, — сказала Анна.

— Кто из нас это будет? — спросила Рути.

— Я вас обеих люблю, — сказал Марти.

— У него кровь перестала идти, — сказала Даун. — Он отключился. — Она завернула Джорджа в носовой платок и положила на каминную доску. — Я имею в виду, — повернулась она ко мне, — если тебе кажется, что у нас не получится, то я не хочу больше в это пускаться.

— Я думаю, что я тебя люблю, Даун.

— Смотри, — сказала она, — Марти обнимает Рути!

— А у них получится?