Отпечатки

— Дороти?.. — бормотал Джейми. — Ты уверен, Пол? Никогда ничего не замечал…

— Да ладно, это потому, что ты на нее не смотрел, да? Так ты глянь в следующий раз. Говорю тебе — она здорово на тебя запала, если тебе охота.

Мм, подумал Джейми, когда Пол ушел (придется, сказал, поматросить тебя и бросить). Что ж, можно — можно глянуть на нее, как он говорит, в следующий раз, а можно и не глядеть. Потому что я должен рассказать вам кое-что очень странное, хотите? Ну, вы знаете, как меня ошеломила потрясающая Фрэнки? Когда я впервые увидел ее: короче, в некотором смысле я до сих пор от нее без ума, потому что, говорю вам, ребята, — она прямо с разворота «Плейбоя», тут и спорить не о чем. Так что если бы мне пришлось выбирать, я бы выбрал Фрэнки — любой мужик на моем месте выбрал бы Фрэнки, должен добавить. А Дороти, признаюсь, — то есть она очень привлекательная женщина, о да, очень… но вообще-то я никогда не думал о ней в таком смысле, понимаете? Может, это из-за Мэри-Энн? Как по-вашему? Из-за того, что Дороти — мать? Но это близко, знаете ли, к тому, что я думаю. Понимаете, Фрэнки — ну, она принадлежит Джону, ведь так? Так. Не просто так есть, а так и должно быть, если по правде. Именно: они друг другу принадлежат. Тут и сказке конец. И, понимаете, я недавно ощутил — я знаю, вы меня сочтете безумцем, психом, я знаю, что вы так решите, — я ощутил, что принадлежу… нет, не то: не чему я принадлежу, нет, потому что я принадлежу Печатне, ей одной, я знаю, я всегда это знал: знал с самого начала. Но несмотря на все наши взлеты и падения (да, я знаю, знаю — слишком мягко сказано), человек, которому я на самом деле принадлежу (чуете, куда я клоню?) — ну, это Каролина. В итоге все-таки — моя жена. И Бенни. Мой сын, мой единственный сын. Которого я в последний раз видел, ох — недели две, наверное, прошло, я уже совсем потерялся. А это не так, да? Не может быть так. Неправильно, вот что я пытаюсь сказать. И я вот что решил сделать: теперь я уверен, прежде-то я даже помыслить об этом не мог, — я собираюсь позвать ее сюда. Пригласить — просто чтобы посмотрела. Вместе с Бенни, конечно… Потому что она может, ну, знаете — может понять. Когда сама увидит. Она может почувствовать, что у нас тут есть. Ну — ведь может? Все может быть — вот чему научила меня Печатня. Так или иначе, думаю, попробовать стоит. Потому что я правда верю, знаете, что все должно быть в том месте, которому принадлежит. Так что я — да. Хочу попробовать.

Эта моя картина, знаете: сейчас я опять смотрю на нее (ну ладно — если честно, я от нее глаз не отрывал), и знаете что? Она разбивает мне сердце. Один только вид ее… разбивает мне сердце.

— Короче, мои люди, они мне вот чего говорят, — объясняла Кимми. — Что все из-за грядущего Рождества, так? Все хотят красного. Вот тебе и на. А мне-то что? Хотят красного — получат красное. Как там с леденцами, Мэри-Энн, крошка?

— Работы еще полно, — ответила Мэри-Энн, продолжая работать. Чем именно она занималась, Дороти — когда влетела чуть позже — никак не могла поверить (решила, что ей мерещится). На полу распростерлось большое квадратное полиэтиленовое полотнище, а в центре грудой высились тысячи тысяч… господи боже, что это? Зубы? Нет — не зубы, хвала небесам. Тогда что — конфеты? Да, наверное, конфеты — мятные драже, может, это мятные драже? Это же они, Мэри-Энн, ангел мой? Они, да — как их? «Поло». [64] Мятные драже. И Мэри-Энн усердно крошила их тяжелым молотком-гвоздодером. Ненормально, да? Такого не ожидаешь увидеть. Но когда до тебя доходит, что, разумеется, вовлечена Кимми, в общем… ну, к чему угодно со временем привыкаешь, если живешь с концептуальным художником.

— Так в чем состоит, гм, — основная мысль, гм, Кимми? — рискнула Дороти.

— Боюсь, если честно, ее пока нет. Но, послушай — мы можем ее придумать. Может, они — это такие спасательные круги, а? Которые держат нас на плаву. Только в таком виде они — ну, типа, больше не держат, да? Потому что все поломались. И я ими наполню красные, типа прозрачные кубы, да? И мы получим урны с прахом надежд и грез, можно рассматривать это так. А может, это у нас тут всего лишь конфетное крошево. В любом случае, детка, мой агент сказал, что без проблем толкнет их серией из двенадцати, десять тонн за штуку. Так что, как говорится, щелкай клювом, Мэри-Энн, ха-ха. Я пошутила, типа. Мэри-Энн сказала, что ей не помешает пара баксов, ну — на праздники? Так что я решила, зачем платить чужому дяде за то, что он их раскрошит? Отдадим своим, так? Где ты была, До?

— Мм? А — у Джуди. Поболтали немножко. Она мне так помогает. Мне полегчало насчет… сама знаешь.

— Она имеет в виду, — пояснила ее подруга для Мэри-Энн, — твоего старика, дорогая. Она снова говорит о папочке, солнышко.

— Я знаю, — мрачно ответила Мэри-Энн, опуская молоток на новую, еще не открытую упаковку «Поло» (осколки так и полетели во все стороны).

— Она, Джуди, говорит, что без нового парня мне дальше не продвинуться — кого-нибудь другого, понимаешь. В моей жизни. Но, по-моему, я просто не смогу. Никто меня не поймет.

— Еще как поймет — если близкий человек, — ответила Кимми. — Как дела на мятном фронте, Мэри-Энн? Не послать ли за новой партией? А я слышала, До, что этот парень, Джейми, положил на тебя глаз. Может, он хочет тебя и тебя одну на всем свете.

— Это Пол тебе сказал? Мм — мне он тоже намекнул. По-моему, Пол ужасно милый. Меня должно бы бесить — ну, знаешь — как он говорит, и все такое прочее, но не бесит. Мне теперь нравится его акцент. Он такой, ну — музыкальный, да.

— Похоже, мы говорим не о Джейми, До. Ты бы сосредоточилась.

— Джейми хороший. Он хороший парень, Джейми, — довольно небрежно произнесла Дороти.

— Мне он нравится, — вставила Мэри-Энн.

— Да, — поспешила уверить ее Дороти. — Мне он тоже нравится. Просто я вообще-то никогда, ну, понимаешь — я никогда… никогда не думала о нем в таком смысле, понимаешь?

— Она о том, — пояснила Кимми, — что не хочет с ним трахаться.

— Мм, — задумчиво промычала Мэри-Энн. — Я так и поняла.

— Господи боже, — простонала Дороти.

— А что? Ты же об этом? И нечего так волноваться из-за нашей Маленькой Мисс Невинности. Ребенок живет со мной, так что взрослеет быстро.

— Думаю… думаю, да, я об этом. Но, с другой стороны, я вообще ни к кому такого не чувствую. Правда.

— Даже к?…

— Нет, как ни странно. Даже к… нему.

— А к Полу?

— О боже, Кимми, — ты ужасна.

— Ты не ответила мне, детка.

— Заткнись. Оставь это. Давай я займусь конфетами.

— Это моя работа, — надулась Мэри-Энн.

— Послушай, До, — предложила Кимми. — Может, начнешь наполнять кубы?

— Хорошо. Что — просто как попало, да? Просто их туда навалить?

— В точку. Просто их туда навали.

— А что, гм — натолкнуло тебя на мысль о конфетах, Кимми?

— Кто знает? Что тебе поведать об извивах творческого ума? В прошлый раз были перья. Почему перья? Да потому что еще ни одна хитрая жопа с перьями не работала. И я решила: прекрасно, займемся перьями, в чем минусы? А теперь мятные конфеты. Не правда ли, искусство просто чудесно?

— А дальше что? — лениво поинтересовалась Мэри-Энн. — У нас осталось всего шесть коробок, Кимми. Как думаешь, хватит?

— Дальше, солнце мое, сиськи. Тот оптовик, да? Он сказал, что по моему звонку немедленно принесет столько, сколько я захочу. Мятных конфет у него горы.

— Что ты сказала, Кимми? — переспросила Дороти.

— А? Я сказала — оптовик, да? Он…

— Нет-нет. Перед этим. Когда говорила про…

— Ах да — точно. Сиськи. Да, сэр. И пребольшие.

— Что — ты имеешь в виду груди?

— Ну разумеется. Парням нравится. Настоящий успех. Они, как это, — идеальны?