Сигареты и пиво

Только вот в чем фишка, самое плохое не в том, что я не знал, что сделал. Куда больше меня парило то, что я не знал, куда и зачем поперся из “Хопперз”. Я знал, что Ник Как-его-там попросил кое-что для него сделать. Но вот хуй его знает, что это было.

Я встал и принял душ. Вода была достаточно горячей, она хлынула мне в глаза, отлично смывая все эти паскудные вопросы, на которые я не хотел отвечать. Когда я вылез из душа, я был уже начисто вымыт и полностью в сознании. Какой смысл позволять больной башке портить тебе утро. И если я не мог вспомнить, что сделал прошлой ночью, значит, и не стоило это запоминать. Я начал чистить зубы. Снова зазвонил телефон.

— Че? — спросил я, продолжая орудовать зубной щеткой.

— Че делаешь? — спросил голос, вроде как бармена Натана.

— Эт кто?

— Сам знаешь. Че это за шум?

— Сам знаешь, че за шум. Что еще может сделать чувак, проснувшись, кроме как поссать?

— Проснувшись? У меня тут народ жрет ланчи.

— А какое блюдо дня?

— Пирог.

— Опять?

— Ага. Слушай сюда, надо поговорить. Ты че делаешь?

— Я? Да ниче особо. То-се, — сказал я, как дурак. Натан ведь знает обо всем, что творится в Манджеле. К тому же, как я ему мог сказать то, чего не знал. А те отрывки, которые я помнил, не стоили того, чтобы о них пиздеть.

— “То-се” говоришь? То, блин, се? Я знаю, че ты делаешь, и мне на это наплевать. В нашем городе существует некое равновесие, и мы все что-нить делаем для того, чтобы все так и оставалось. В этом есть высшая цель, Блэйк, система, которую некоторые из нас видят, но, конечно, не такие, как ты. А то, что ты сделал вчера… Ты просто взял и нарушил это равновесие, Блэйк. Живо сюда, и смотри, чтобы никто тебя не видел, в особенности легавые.

— Но, — начал было я, но телефон замолчал.

Я положил трубку и вернулся в ванную вместе с зубной щеткой. Но больше я ею пользоваться не мог. Слишком тряслись руки. Я прополоскал рот и уселся на унитаз.

Зеркало, перед которым я брился, было повернуто вбок, так что я мог видеть, как я выгляжу, пока сижу и тужусь.

— Бля, ты только посмотри на себя, — сказал я зеркалу. — Соберись, пидор хренов. Ты теперь подручный. А эти ребята круты, как яйца, и никаким уебкам не позволяют на себя наезжать. Что бы сделал Клинт, будь он подручным? Думаешь, сидел бы на толчке и мечтал о том, чтобы все его проблемы смыло в канализацию до кучи с дерьмом? А? Нет, блядь, он бы ни хуя такого не сделал. Он был бы уже в своей тачке… э… типа делая всякие дела. И это мне напомнило…

— Грязный Стэн — тачки без проблем, — сказал он. — Чем могу помочь?

Теперь я был одет, побрит и элегантен.

— Где, блядь, моя тачка? — сказал я в трубку.

— Чья тачка? Ты кто?

Я, конечно, был элегантен и все такое, но с башкой все еще было хреново. И меня этот факт больше не пер. Пирог, картошка и пара пиит привели бы меня в порядок, без вопросов, и это основная причина, по которой я решил принять приглашение Натана. Ну, не мог же он позвать меня в “Длинный нос” и не проставиться, так ведь?

Но сначала мне надо разобраться с тем, как туда добраться.

— Кто я? Кто я, блядь? Я тот мудак, который дал тебе семьдесят долбаных фунтов, вот кто я. — Теперь я мыслил как подручный, типа того, не позволял никаким уебкам меня чморить и раздавал пиздюли за милую душу.

— А, Ройстон Роджер Блэйк. Я как раз о тебе читаю в газете.

— Что… Ты… Где моя “Капри”, пидор ты ебаный?

Он немного помолчал, потом я услышал, как он что-то бормочет. А потом он отрубился. Я снова позвонил.

— Гряз…

— Еще раз повесишь трубку, мудило недоделанный, — тихо-мирно сказал я, — еще раз повесишь трубку, и я…

Он опять повесил трубку.

Меня это несколько расстроило, и меня не запарит сообщить вам, что я выместил свою ярость на трубке. Но я быстро взял себя в руки. В доме у профессионала должно быть чисто, поэтому я пошел вниз, чтобы взять под лестницей швабру. Выметя все обломки от трубки, я начал искать что-нить с капюшоном, чтобы нацепить на себя. У меня в шкафу и под лестницей, где была всякая верхняя одежда, ниче такого не было, но в комнате Фина я нашел старую парку. Она мне жала в плечах, в животе, а еще в груди, руках, голове и шее, но, в общем, подходила. Я застегнул ее доверху и посмотрел на себя в зеркало. Через капюшон спереди хуй че было видно, но мне как раз это и было нужно. Я не хотел, чтобы меня узнали в городе, учитывая, какой сейчас расклад, и парка охуенно для этого подходила. Вообще я выглядел вполне круто. Немного похож на Экши Мэна. Ну, того, который в парке. Выдавали меня только штаны. Так что я пошел и их надел. А потом вышел из дома.

— Ну конечно, — заорал Даг с другой стороны улицы, когда я проходил мимо. — Чтобы от меня спрятаться нужно что-нибудь покруче старой куртки.

Я потащился дальше, глядя в другую сторону. Сейчас я не мог разбираться с ним и со всякой его хуйней. Я знал, что у него там Фин, но я ж не могу решать проблемы каждого уебка, так ведь? У человека есть приоритеты. У меня было столько приоритетов, что я мог зусунуть их в кастрюлю, залить водой и сварить из них суп. Слишком о многом надо было думать, а я сейчас мог думать только об одном — о пироге, картошке и паре пинт.

— Обязательно загляни ко мне завтра, — закричал Даг. — У меня новый товар будет — сосиски.

Но я его не слушал.

Пока я шел в город, все было как-то странно. И я никак не мог понять, почему. Может быть, из-за того, что машин было мало. Может быть, из-за темной тени, которая висела над всем и окрашивала все в темно-серый, несмотря на то, что было время ланча или что-то типа. Может быть, дело было и в том и в другом, но, добравшись до центра, я увидел еще кое-что, от чего стало совсем странно.

Для начала разбитые окна. В основном, в магазинах, но и в жилых домах кое-где. Некоторые были уже заколочены досками, но остальные так и оставались: вокруг валяется стекло и внутрь задувает ветер. Как будто владелец магазина или чувак, который живет в этом доме, увидел, че творится, и понял, что ни хуя не сможет с этим поделать.

А еще попрошайки. В Манджеле никогда нищих не было. Не потому что у всех бабло было. В этом городе до хуя народу без денег сидит. Но в Манджеле живут люди, типа гордые. Вы никогда не увидите, чтобы я нищебродствовал. Я сам заработаю себе на корку хлеба или залезу в окно и эту корку у кого-нибудь спизжу. Но этих, судя по виду, на работу уже не хватало. Какие-то они были полудохлые. А некоторые и побольше, чем полу. Я, пока шел по Хай-стрит, миновал четыре-пять таких, они сидели на своих тощих задах в мешковатых джинсах, некоторые нацепили капюшоны, прислонившись спиной к кирпичам и камню. И ни одному больше семнадцати не дашь.

— Мелочи не найдется, мистер? — сказал один, протягивая руку.

Я остановился, посмотрел на него, потом оглядел Хай-стрит.

— Че? — переспросил я.

Он повернул ко мне лицо. Кожа у него была, типа как мука с салом, а вокруг глаз, типа как копоть.

— Мелочи, мистер. Пары монет. На чашку чая, типа. Я снова посмотрел туда-сюда.

— Где? — сказал я. А потом заметил кое-что через дорогу и двинул туда.

Это была Мона. На костылях.

На ней была короткая юбка, и правая нога казалась ершиком для чистки труб по сравнению с левой, которая была в гипсе от щиколотки и выше. Ее болтало как говно в проруби. Я бы ее окликнул, но что-то подсказало мне закрыться, на манер своей парки. Народ тут же узнает мой громкий зычный голос, сто пудов. А мне пока что нормально удавалось прятаться, ну, не считая Дага, владельца магазина. Так что я просто двинул за ней.

Сначала я решил, что она идет в зал игровых автоматов. Но она проскочила мимо Фротфилд-вэй и свернула направо. Я, пыхтя и кряхтя, шел за ней.

Аж до “Хопперз”.

Я стоял в дверях “Причесок двадцатого века Маргарет Хердж” и смотрел, как Мона заходит в никем не охраняемые двери первостатейного кабака Манджела.

— Просто побудь здесь, милая, — проговорил я. — Просто посиди на попе ровно со своим отвратным хахалем, а я скоро за тобой вернусь. Но сначала надо сделать кое-какие дела.