Война начинается за морем

— Ага, больше не встанет! Смотри, смотри, втягивается!

— Не, ну ты видел? Аж обкончался!

Сучка выпускает свиное рыло, но она все еще возбуждена. Ее прыжки раздражают другую пару, бьющуюся в конвульсиях.

— Слушай, а собачье мясо?

— Что — собачье мясо?

— Разве его не покупают? Тот мужик, который покупает у нас косточки, мог бы подогнать нам покупателя…

— А вообще неплохая мысль… тем более что персиков теперь хрен найдешь. Отец мне как-то говорил, что знает место, где продают рыжих собак.

— Интересно, а можно ее поймать, пока они трахаются?

— Ага, вот этого рыжего, большого!

— А как его убить?

Мальчишка с парусником нашаривает на земле железную скобу.

— Слышь, ты так фиг расколешь ему череп! Дай мне, я в кино видел!

Его босой товарищ откуда-то вытаскивает заржавленную половинку от ножниц и прикрепляет ее под прямым углом к толстой палке.

— Только так. Иначе истечет кровью — бр-р-р!

— Ты пойдешь один…

Вооружившись, мальчишка осторожно приближается к собакам.

— Он сейчас рассказывал про того парня на мотоцикле. Так я знаю, за что он его ненавидит.

— На мотоцикле? Ты о чем?

— Спокуха! Я скажу, как только он кокнет ее. Он терпеть не может ничего рыжего.

Ни ветерка. Собаки, должно быть, почуяли неладное и время от времени поглядывают на босоногого охотника, не прекращая своих ласк. Передние лапы уперлись в землю, шерсть на спине и животе заляпана кровью, тела содрогаются в любовной истоме…

Мальчишка заглядывает им в глаза и видит, что они лишены какой бы то ни было магической силы. «Они совсем не изменились — ни внешне, ни но своей сути. Они спят, жрут, бегают, они подпрыгивают от каждого неожиданного звука… а глаза остаются пустыми. Даже в темноте они больше не светятся… Нет ничего проще, чем убить животное во время случки. Сейчас она совсем не похожа на мать, защищающую своих детенышей… Ишь как запыхалась, рыжая сука! Счас сдохнешь…»

Рыжая сука изнемогает от наслаждения, ее язык вывалился из пасти, и на окаменевший яичный желток капает слюна. Томный собачий взгляд кажется совершенно бессмысленным. Должно быть, она просто ничего не видит вокруг. «Поэтому-то, — думает мальчишка, — она и не дернется».

Он заносит свое оружие для удара, и перед его глазами вдруг встает картина из прошлого. На куче песка, недалеко от школы, он поджигает лупой совокупляющихся богомолов. Ему тогда удалось прожечь черную дыру в молочно-белом брюшке насекомого, но даже после того, как запахло паленым, богомолы не разжали объятий. От брюшка одного из них шел дымок, но они еще крепче вцепились друг в дружку. Их глаза были такими же влажными, как сегодня у этой суки…

Звук от удара похож на треск лопнувшей шины. Собака падает замертво, не успев даже взвизгнуть. Ее друг, черный кобель, глухо рычит и отчаянно пытается высвободиться. Его надрывный лай будит эхо в этих мусорных Альпах; дети разбегаются, словно вспугнутый выводок кабанов. Одни только собаки спокойно продолжают свои любовные игрища. Кобель (его член растягивается, будто резиновый) воет от боли и кусает подвернувшееся свиное рыло. Облезшая сука дергает лапами, тихонько поскуливает и орошает землю потоками черной крови. Самец бьется из последних сил: он прочно застрял в издыхающей суке и впустую скребет когтями окаменевшие нечистоты. Он наступает на яйцо, и его содержимое окрашивает шерсть зеленоватой липкой мерзостью.

— Кончай его!

— Пусть заткнется! Бей!

Мальчишки оправились от испуга и теперь наперебой подбадривают товарища. Тот кивает и старается вырвать острие из собачьей головы. Оно вошло слишком глубоко. Тогда незадачливый охотник упирается босой ногой в раскроенный череп и наваливается всем своим весом. Вдруг из раны со страшной силой бьет фонтан крови, мальчишка кричит и бросается прочь. Ему наперерез несется здоровая псина; оскалившись, она одним прыжком настигает свою жертву и вцепляется ей в ногу. Мальчишка падает, испустив пронзительный вопль. Его друзья вооружаются чем попало и в тот же миг кидаются на выручку. Они орут и размахивают руками, но собака, нимало не впечатлившись, не спешит убегать.

— Что там, покажи!

Н-да, судя по всему, нога прокушена до самой кости.

— Ради всего святого, посмотри, нет пены?

— Да не ссы, все нормально.

— Помоги встать… Точно нет пены, а?

— Да нет же, тебе говорят. Хочешь, сам смотри.

— Тут полно бешеных собак!

— Не психуй!

Ребята рвут рубаху на полосы и перевязывают раненого.

— Слышь, а кровь-то уже остановилась!

— Ай!!! Больно же!

— Зырь, какая дырища!

Наконец укушенный поднимается и с облегчением видит, что собака совершенно нормальная.

— Вот блядина! Убью!!!

— Да хрен с ней! Гляди, вот пакость!

— Сдохла, а кровь все идет.

— Ну, она еще долго будет идти…

Черный кобель мало-помалу успокаивается. Он так и не смог отцепиться от своей мертвой подруги и теперь лижет кровь, что сочится из ужасной раны. Остатки его длинной шерсти свисают красными лохмотьями.

— Идти-то сможешь?

— Слушай, точно нет пены, ты уверен?

Ребята решают уйти с чужой территории. Подхватив своего отважного друга с обеих сторон, они идут по бульдозерному следу.

— Больно?

— Г-гнида! Я ее все-таки убью!

Пройдя еще немного, они находят место, буквально усеянное персиками, и бросаются разгонять ворон.

— Бу-удет мясцо!

— Интересно, как можно жрать собачатину?

— Ну разве что с выпивкой… Отец говорит, что под спиртягу и какашку съесть можно.

Парень с парусником на рубашке нарвал какой-то травы и показывает ее друзьям. Она источает сильный запах, а зубчатые листья покрыты редким пухом. Потом он растирает стебли в ладонях и прикладывает кашицу к ране.

— Слушайте, я пойду, — говорит покалеченный охотник. — Что-то охота на город посмотреть.

Он уходит, волоча ногу, словно ружье. Дорога выводит его через всю свалку на возвышенность, с которой открывается прекрасный вид на город. Из-за груды гниющих фруктов он видит гигантскую трубу и три бульдозера, что стоят перед фасадом серого здания.

Боль почти отпустила — в этом, несомненно, заслуга его товарища. И кровь больше не течет. «Надо было и ту сволочь убить!» — думает, прихрамывая, мальчишка. Он прикрывает глаза и снова видит рыжую собаку, ее бессмысленный взгляд, влажные, исступленные глаза… Впрочем, не важно — через пару дней от нее останется только скелет. Скелет среди свиных туш… А глаза, должно быть, уже успели обсохнуть.

Запах свалки становится все слабее. Вот и холм, вернее, настоящая гора, возвышающаяся над городом. Ее вершина всегда скрыта в облаках. Впервые он увидел эту гору, когда еще не умел ходить, — с тех пор она ничуть не изменилась. Вечно одно и то же — даже прекрасное может опротиветь. Но сегодня необычный день: сегодня город украшают к празднику. Особо бурные приготовления идут на площади, со всех сторон окруженной цветущей зеленью. Площадь вымощена полированными плитами, которые лучами расходятся от центра, где установлена фигура льва, борющегося с питоном. Здесь все, даже скамейки и кусты, подчинено строгому порядку.

Поражает полное отсутствие всякой тени: небо закрыто плотной пеленой облаков. От этого местность делается похожей на дно глубочайшей пропасти, существующей, наверное, с начала времен. Кажется, что стоит только попасть сюда, как немедленно снизойдет на человека чувство небывалого умиротворения.

Если пройти дальше в парк, то можно увидеть наполовину скрытый буйно разросшейся зеленью большой дом из красного кирпича. Его окружает металлическая ограда, у калитки несут караул двое стражников с устаревшими ружьями.

Из-за раскидистого, не по сезону облетевшего дерева появляется девушка. Ее ноги босы, туфли с каблуками-шпильками она держит в руке. Проходя мимо застывших у входа стражников, она одаривает их лучезарной улыбкой. Один из них, самый молодой, бросает на нее долгий взгляд, не меняя, однако, выражения лица. Девушка останавливается, нарочито медленно надевает свои серебристые лодочки и произносит: