Сучка по прозвищу Леди

Вскоре мы покинули Уитингтон и пошли по Уилм-слоу- роуд в сторону университета. По дороге Терри заставлял меня тренироваться: «Колбаса», «Привет, друг» и так далее. Мы приблизились к границе Рашолма, когда он остановился около фонарного столба и захихикал.

— Ты только посмотри! Еще бы, не видишь! Ты же маленькая, моя четвероногая тварюга. Гляди!

Терри показывал на листок бумаги, приклеенный к столбу на уровне человеческих глаз.

— Кто это? — спросил он, словно насмехаясь.

Он наклонился, подхватил меня и поднял, чтобы я могла посмотреть.

Передо мной была фотография девочки с длинными темно-каштановыми волосами и симпатичным пухленьким личиком. Ее как будто мучало любопытство. Глядела она в сторону и улыбалась, словно ее поймали, когда она делала что-то недозволенное. Я смотрела на нее, и вдруг сердце у меня стало тонуть, как камешек в луже сиропа, хотя мне было непонятно, с чего бы это? Неожиданно меня охватил страх. Кто эта девочка, какое отношение она имеет ко мне, если смогла перевернуть мне сердце? Под фотографией было написано:

ВЫ ВИДЕЛИ ЭТУ ДЕВОЧКУ? Полиция разыскивает пропавшую девочку Сандру Фрэнси, которую в последний раз видели вместе с неизвестным мужчиной на Копсон-стрит шестого апреля примерно в четыре часа дня. На Сандре Фрэнси было коричневое пальто с капюшоном и вельветовые брюки. Если вы видели эту девочку или располагаете какими-либо сведениями о ее местонахождении, пожалуйста, позвоните как можно быстрее по телефону службы поиска пропавших людей.

Терри опустил меня на землю, взялся за поводок и пошел, как ни в чем не бывало, дальше. Я старалась не отставать, но у меня вдруг стали подгибаться лапы. Внутри образовалась пустота. Я чувствовала себя так, словно он избил меня, до того мне было больно и стыдно. Но почему? Я ведь даже не знала, кто эта девочка! Перед моим мысленным взором стали проходить люди, так или иначе связанные между собой, — люди, которых я помнила и не помнила; женщина по имени «мама» и мужчина по имени «папа». Что бы это значило?

А потом, потом, боже мой, ко мне стали возвращаться воспоминания. Один за другим появлялись люди, которых я знала, любила и напрочь забыла, они вновь занимали место в моих мыслях и моей душе — моя бедная мама! Сколько же времени прошло? Джулия, Адам — мне вспомнились слезы в их глазах, когда я, прячась, следила за ними. Симон! Зачем я обижала его? Зачем причинила боль и себе, и ему? Зачем причиняла боль всем, кто приближался ко мне?

Воспоминания теснились у меня в голове. Силы оставили меня, я повалилась на спину, выставив живот, и завыла. Надо мной наклонился Терри, беспокойно посматривавший по сторонам, как бы прохожие не подумали, что он обидел несчастную собаку.

— Пойдем, девочка, ты привлекаешь внимание. Поднимайся же. Пожалуйста, Леди!

…Школа, учителя, друзья, Энни — места и люди, которые были дороги мне прежде, — ушли из моей жизни и из моей памяти! Я потеряла все, что ценила, и осталась с веревкой, которую держал в руках человек, превративший меня в собаку! Как я могла быть такой дурой? Как я могла быть такой эгоисткой?

— Ты встанешь? — чуть не плача, спросил Терри. Он схватил меня за загривок и попытался поставить на лапы, но я продолжала лежать. В его глазах стояли слезы. — Прости меня, Леди, но расхлебывать придется нам вместе, неужели ты не понимаешь?

«Вместе», — подумала я. Что значит «вместе»? Вместе с человеком, который забрал у меня мою жизнь? В одно мгновение меня охватила нешуточная ярость. Вывернувшись из-под руки Терри, я вскочила и бросилась на него. Мне в самом деле хотелось вцепиться ему в горло. Терри поднял руки, чтобы защитить себя, но с криком упал на спину, и в ту же секунду я встала над ним, оскалив зубы. Для начала я укусила его за руку, полилась кровь. Вокруг закричали люди. Я видела их уголком глаза. Помедлив и еще раз вонзив зубы в мягкую плоть над запястьем, я бросилась прочь со скоростью, недоступной никому из людей. Но если бы те люди, которые кричали на жестокую собаку, умели видеть дальше своего носа, они поняли бы, что я не простая собака, потому что из глаз у меня лились слезы, и они слепили меня, когда я бежала прочь.

Всю дорогу я проплакала, а когда добралась до своего дома, то не знала, что делать дальше. Бежать к маме и нюхать ее зад? Лизать ей руки? Я же собака. У меня даже нет губ, чтобы поцеловать ее. Однако у меня появилось нечто, чего не было прежде: я вновь обрела способность плакать. Может быть, это знак, что наконец-то я готова вновь стать человеком.

Я побежала по Тисовой улице, остановилась перед воротами и стала нюхать воздух. Что-то я унюхала странное, ведь мне были известны все запахи, и все-таки они вдруг показались мне чужими. Все знакомые запахи мамы, Джулии, Адама, нашего дома были те же и не те, усиленные в тысячу раз моим собачьим носом. Ничего не понимая, я ходила взад-вперед, изо всех сил стараясь не упасть. Это все равно как видеть знакомых людей чудовищно раздутыми, с огромными головами и гигантскими чертами лица, в которых нет даже намека на привычные пропорции.

Положив лапы на невысокую стену перед домом, я заглянула внутрь, и там все было родное, хоть и почти забытое мной. Парадная дверь оказалась немного приоткрытой, как будто дом звал меня обратно. Это разбило мне сердце. Оно только и делало, что разбивалось в последние дни. Как же мне склеить его? Я подумала, что если сердце так часто разбивается, то легко можно сойти с ума! Но, в общем-то, я уже должна была сойти с ума оттого, что случилось со мной. А если это все сон, и я сплю где-нибудь в больнице для умалишенных, и мои родители рядом, все время спрашивают врачей, нет ли улучшения, и все еще любят меня, хоть я и лаю?

Я села и вытерла лапами слезы. Мне нравилось плакать. Моя беда была человеческой, и я вернула себе память. Все-таки внутри я оставалась человеком.

В течение одного часа моя жизнь перевернулась не один раз. Как могло такое случиться, что я все забыла? Наверное, я все больше и больше становилась собакой — наверное, сработал защитный механизм, превратив случившийся со мной кошмар в нечто сносное. Но теперь, когда я вспомнила, кто я и что потеряла, моя жизнь в последнее время, которая мне очень нравилась, вдруг показалась отвратительной. Подумать только! Есть из мусорных баков, слоняться по улицам, вытворять бог знает что на глазах прохожих, гоняться за кошками, словно я только на это и гожусь. И с чего это я так обрадовалась, вновь встретив Терри? Почему соглашалась сидеть на веревке и попрошайничать ему на пиво? Почему я крутила хвостом, как шлюха, за пару колбасок? Почему я вела себя так? Надо идти домой. Пусть моя семья решает, как со мной быть. Не знаю как, но я объясню им, что, несмотря на лохматую шкуру, внутри я все еще любящая дочь. В прошлом, когда я доставляла им много неприятностей, они всегда были готовы простить меня и принять обратно без всяких условий. На земле нет ничего сильнее любви — я правда в это верю. Любовь поможет нам, и мы откроем друг другу свои сердца. И тогда я до самой смерти останусь с мамой и папой, с Джулией и Адамом!

Перепрыгнув через стену, я побежала к дому.

Мне было известно, кто где находится. Нос подсказал мне, что мама в кухне, Адама и Джулии нет дома, зато есть кто-то другой. Потребовалось всего одно мгновение, чтобы я узнала его, потому что с собачьим обостренным чутьем видела все, словно в кривом зеркале. Папа! Приехал из самой Америки. У меня опять упало сердце. Почему он вернулся домой сразу после моего «бегства»? Неужели он до того ненавидел меня, что не мог жить рядом со мной?

Я потрясла головой. Чушь это — он вернулся, потому что любит, правильно, он любит меня и хочет, чтобы я тоже была дома. Ну вот, я дома. Сказав себе, что врать нельзя, я носом открыла дверь и быстро побежала в свою комнату. Она оказалась закрытой, но мне удалось открыть ее, схватившись за ручку зубами, повернув ее и толкнув дверь задними лапами. Вновь оказавшись в своей комнате, я захлопнула дверь и заперла ее, ухватившись зубами за крючок. Мне пришлось нелегко, и я до крови поранила пасть. Однако я была дома — в своей комнате. Заскулив от счастья, я прыгнула на кровать и стала плакать, плакать, плакать, пока не намочила всю шерсть на морде.