Первая красотка в городе

– тебе сделать что-нибудь поесть?

– нет, не надо, купи нам только пузырь виски и газету.

я встал и сходил к тайнику с деньгами. мы обнищали до 180 долларов. ничего, бывало и хуже, множество раз, но сейчас меня не покидало чувство, что я снова на пути к фабрикам и складам – если только удастся туда устроиться. я вышел с десяткой. собаке я по-прежнему нравлюсь. я потрепал его за уши. ему все равно, сколько у меня денег, – много или мало. просто ас, а не пес. во как. я вышел из спальни. Кэти мазалась перед зеркалом помадой. я ущипнул ее за задницу и поцеловал за ухом.

– купи мне еще пива и сигар. мне нужно забыться.

она ушла, а я слушал, как по дорожке щелкают ее каблучки. хорошая баба, лучше не найти, а нашел я ее в баре. я откинулся на спинку кресла и уставился в потолок.

бичара. я – бичара. вечное отвращение к работе, вечно пытаюсь жить на удачу.

когда Кэти вернулась, я велел ей налить большую. она знала. она даже содрала целлофан с моей сигары и зажгла ее. смешно она выглядела – и красиво. займемся любовью. займемся любовью во всей этой грусти. мне просто ужасно не хотелось, чтобы все это ушло: машина, дом, собака, женщина. жить было нежно и легко.

наверное, я был не в себе, поскольку развернул газету и стал просматривать объявления ТРЕБУЕТСЯ.

– эй, Кэти, вот кое-что. требуются мужчины, по воскресеньям. расчет в тот же день.

– ох, Хэнк, да отдохни ты хоть завтра. отыграешься во вторник. все тогда получшеет.

– блин, детка, да тут каждый доллар на счету! по воскресеньям они не бегают.

Калиенте – да, но там ничего не сделаешь, они в Калиенте дерут 25 процентов, плюс расстояние. сегодня можно оттянуться и напиться, а завтра за это говно возьмусь. эти лишние баксы могут пригодиться.

Кэти смешно на меня посмотрела. она никогда не слыхала, чтобы я так разговаривал. я постоянно вел себя так, будто деньги всегда появятся. потеря этих 500-т меня потрясла. она налила мне еще один большой. я сразу его выпил.

шок, шок, господи, господи, фабрики. растраченные впустую дни, дни без смысла, дни начальства и идиотов, медленной и грубой тупорыловки.

мы пили до двух, совсем как в баре, потом легли, потрахались, поспали. я поставил будильник на четыре, встал и уже доехал до трущоб в центре к 4.30. я стоял на углу примерно с 25 бичами в обносках. они сворачивали цигарки и прикладывались к вину.

что ж, все из-за денег, подумал я. я еще вернусь… настанет день, и я отдохну в Париже или Риме. насрать на этих парней. мне здесь не место.

потом мне что-то сказало: а ведь они ВСЕ так думают. мне здесь не место. каждый из НИХ так же думает о СЕБЕ. и они правы. и что?

примерно в 5.10 подкатил грузовик и мы забрались в него.

господи, дрых бы сейчас, завалившись за прекрасную кэтину задницу. но всё деньги, деньги.

мужики рассказывали, как только что спрыгнули с товарняка. бедняги, от них смердело. но жалкими не казались. жалким тут казался один я.

вот примерно сейчас я бы встал, поссал бы. выпил бы пива на кухне, посмотрел бы, не рассвело ли еще, заметил бы, как светлеет на улице, выглянул бы проверить тюльпаны. вернулся бы к Кэти.

парень рядом сказал:

– эй, приятель!

– ну? – ответил я.

– я француз, – сказал он.

я ничего не сказал.

– тебе отсосать не надо?

– нет, – ответил я.

– я видел, как один мужик у другого отсасывал прямо в переулке сегодня утром. у этого елда такая ДЛИННАЯ, ТОНКАЯ и белая, а другой все сосет, и молофья уже изо рта капает. я смотрел, смотрел, да как самому захочется, боже! дай мне у тебя пососать, приятель?

– нет, – ответил я ему. – мне что-то сейчас не хочется.

– ну, если мне нельзя, может, ты мне отсосешь?

– пошел отсюда к черту! – сказал я ему.

француз передвинулся в глубину кузова. не успели мы и мили проехать, как голова его уже подскакивала. он делал это прямо у всех на глазах какому-то старикану, похожему на индейца.

– ДАВАЙ, МАЛЫШ, ЦЕЛИКОМ ЗАГЛАТЫВАЙ!!! – заорал кто-то.

некоторые бродяги заржали, но большинство просто молчало, пило вино, крутило самокрутки. старый индеец вел себя так, будто этого вообще не происходит. к тому времени, как мы доехали до Вермонта, француз заглотил все без остатка, и мы вылезли из машины – француз, индеец, я и другие бичи. каждому выдали по квиточку, и мы зашли в кафе. по квиточку выдавали каждому пончик и кофе.

официантка задирала нос. от нас воняло. грязные хуесосы.

потом кто-то, наконец, завопил:

– все выходим!

я выгребся вслед за ними, и мы зашли в такую большую комнату и расселись по стульчикам, как в школе или, скорее, как в колледже, скажем, на уроках музыкального воспитания. вместо правого подлокотника здоровенная плашка, чтоб можно разложить тетрадку и писать. как бы там ни было, просидели мы так еще 45 минут. потом какой-то сопляк с банкой пива в руке сказал:

– ладно, разбирайте свои МЕШКИ!

и все бичи повскакивали МОМЕНТАЛЬНО с мест и РВАНУЛИ в какую-то подсобку. какого дьявола? подумал я. не торопясь, подошел и заглянул туда. все бичи толкались и дрались за лучший мешок для разноски газет. смертельная бессмысленная схватка.

когда из подсобки вышел последний человек, я зашел и поднял с пола первый попавшийся мешок. он был очень грязен, с кучей прорех и дыр. когда я вышел в другую комнату, все бичи уже нацепили мешки себе на спины, надели на себя. я нашел место и просто сел, держа его на коленях. где-то по ходу дела, мне кажется, записали наши имена; наверное, еще до кофе с пончиком пришлось назваться. поэтому теперь мы сидели, а нас вызывали группами по 5, 6 или 7.

заняло это, наверное, еще час. как бы то ни было, когда я залез в кузов меньшего грузовичка с несколькими остальными, солнце поднялось уже довольно высоко.

каждому выдали по маленькой схеме улиц, куда мы должны были доставить газеты. я открыл свою. улицы-то я узнал сразу: ГОСПОДИ ТЫ БОЖЕ ВСЕМОГУЩИЙ, ИЗ ВСЕГО ЛОС-АНЖЕЛЕСА МНЕ ДОСТАЛСЯ МОЙ СОБСТВЕННЫЙ РАЙОН!

у меня там была репутация пьяни, игрока, жулика, праздного человека, ебаря-перехватчика. как же я ПОЯВЛЮСЬ там с этим мерзким грязным мешком за спиной? да еще и начну доставлять газеты, полные рекламных объявлений?

меня высадили на моем углу. очень знакомый пейзаж, в самом деле. вот цветочная лавка, вот бар, вот заправочная станция, всё… за углом – мой маленький домишко, и Кэти спит в своей теплой постельке. даже собака спит. что ж, воскресное утро, подумал я. никто меня не увидит. спят допоздна. пробегу по этому проклятому маршруту. и я побежал.

я промчался по двум улицам очень быстро, и никто не заметил великого человека, породистого обладателя мягких белых пальцев и огромных душевных очей. наверняка мне сойдет это с рук.

потом – на третью улицу. все шло хорошо, пока я не услышал голосок маленькой девочки. она стояла у себя во дворике. годика 4.

– эй, мистер?

– э-э, да? девочка? что такое?

– а где ваш песик?

– о, хаха, он еще спит.

– а-а…

я всегда выгуливал собаку по этой улице. там есть незастроенный участок, на котором он постоянно срет. это-то все и решило. я закинул оставшиеся газеты на заднее сиденье брошенной автомашины возле шоссе. машина сидела так много месяцев, колес уже не осталось. я не знал, что это означает. газеты упали на пол. потом я свернул за угол и зашел в свой дом. Кэти еще спала. я разбудил ее.

– Кэти! Кэти!

– о, Хэнк… все в порядке?

пес выбежал, и я его погладил.

– ты знаешь, что СДЕЛАЛИ эти сукины дети?

– что?

– дали мне мой собственный район, чтоб я в нем газеты разносил!

– о. что ж, это не очень красиво, но не думаю, чтобы народ тут был против.

– ты что – не понимаешь? да я же себе тут РЕПУТАЦИЮ построил! я жулик! я не могу позволить, чтобы меня тут видели с мешком говна за спиной!

– ох, я не думаю, чтоб у тебя такая уж РЕПУТАЦИЯ тут была! это ты просто себе вообразил.

– слушай, ты меня тут что – говном кормить собираешься? ты-то задницу в теплой постельке парила, пока я тусовался с толпой хуесосов!