Сучка по прозвищу Леди

На следующей неделе Терри учил меня произносить другие слова и фразы — и деньги сыпались в собачью миску. Лучше всего воспринималось слово «колбаса» — все хохотали как безумные, хотя, произнося это вкусное слово, я раз от разу чувствовала себя все голодней и голодней. Один из мужчин, желая пошутить, бросил в миску кусок колбасы, что мне понравилось, зато разозлило Терри, так как это была его шутка, а ее украли у него.

После ланча Терри начинал пить. Иногда мы кучевались вместе с другими бродягами и алкашами, однако мой Терри был ревнивым Терри, поэтому большую часть времени мы проводили с ним вдвоем. Частенько, выпивая, он болтал со мной, как, верно, когда-то болтал с Митчем и Другом и кто знает с кем еще. Обычно он рассказывал о бесчисленных приютах и ночлежках, в которых побывал, и о людях, чьи жизни разрушил своим жутким колдовством. Один раз он был женат. О да — работал паковщиком на складе, и жена, судя по его словам, прелестная малышка, родила ему дочь, которую он любил до смерти.

— Я ревновал, — рассказывал он. — Ужасно ревновал обеих и однажды превратил их в сук, потому что обед дочери поспел прежде моего. Ей было всего два годика. Они вместе убежали на улицу позади дома, и больше я их не видел, хотя каждый вечер выходил с миской, в которой было полно мяса, и звал их, и плакал, и умолял вернуться. Все уходят от меня, Леди. И ты уйдешь, правда, девочка? Когда старый несчастный Терри надоест тебе…

Я лизнула его в лицо и надавала глупых обещаний, но мы оба знали, что он прав. Какие уж тут долгие отношения, если один из двоих только и делает, что пьет? Бросил бы он пить, пришел в себя, начал новую жизнь… Тогда, возможно, он и мне бы помог стать самой собой — кто знает? Кто знает, как могло бы все сложиться? Я любила его. И все сделала бы для него. Это я пыталась ему сказать, и он как будто понял меня. Но я ничем не отличалась от сотни других девчонок, которым кажется, что они могут переделать любимого мужчину, день за днем разрушающего жизнь своей подруги. Нет, что видишь, то и имеешь. И влюбляешься в того, кого видишь. Зачем же переделывать его?

— Не смотри на меня так! — говорил Терри.

Он всегда пил больше, когда я впадала в нравоучительное настроение, чтобы совесть не мучала его и он мог наслаждаться жизнью, как насекомое на зеленом листочке.

Ну, и что мне было делать? Я любила его и ждала, когда наступит вожделенный день и он отыщет в себе немножко любви или доброты, или все равно чего, чтобы превратить меня обратно в Сандру Фрэнси. Я поставила перед собой задачу не забывать о ней.

Ночь за ночью приходили Друг и Митч, чтобы повидаться со мной и в очередной раз сделать попытку соблазнить меня участием в ночной вылазке стаи, то есть увести меня от хозяина. Я понемногу поддавалась на их уговоры. Провести ночь в собачьей стае! Что может быть более обещающим и более соблазнительным? Все мусорные баки в нашем распоряжении! Крысы, мыши, лиса из-за железной дороги! И кошки! Ах, поймать бы кошку! Отведать ее горячей крови! Я старалась не показывать Другу, как меня возбуждали его уговоры. Для меня стала наваждением мысль об охоте на кошку. Она засела у меня в позвоночнике, тревожила мне кровь и проявлялась в лае. Митчу наш восторг был не по нраву. Он считал, что мы не должны опускаться до обычных собак. Лиса — вот добыча так добыча. По скверам и паркам в ночное время бродило много лис, которые охотились на объедки в мусорных баках или на слизней и червяков в только что перекопанной земле. Кошки же, с точки зрения Митча, были недостойны нашего внимания, и охотиться на них могли только отбросы собачьего мира.

Меня пугали мои странные желания, более того, я стыдилась их и отказывалась покинуть своего хозяина.

Митч понимал меня и даже подбадривал иногда в моем желании вернуть себе прежний облик, зато Друг приходил в ярость.

— Ты — сука, и тебе нужна стая. Ты же держишься за Терри, хотя Терри тебе не пара. Пойдем со мной. Я покажу тебе, что такое жизнь стаи, — рычал он.

Он подмигивал мне — отвратительное зрелище, — и я чувствовала, как краснею под шерстью. Но я держалась, долго держалась. И сдалась, лишь когда у меня не осталось выбора.

Глава 6

Собаки не считают дни. Тротуары становились теплее, живые изгороди пахли мышиным потомством, птенцы пробовали свои крылья. На Южном кладбище стоял густой запах крольчат, когда я… — ладно, расскажу.

Стояло утро. Мы с Терри оказались возле цветочного магазина на Копсон-стрит, как всегда, попрошайничали, но у меня было неспокойно на душе. Вместо того чтобы сидеть рядом с Терри на одеяле и зарабатывать деньги, я металась, принюхиваясь, от столба к столбу. Почему-то «привет, друг», «спасибо», «колбаса» не привлекали меня в то утро. Терри звал меня, я подчинялась, но проходило несколько минут, и я вновь, скуля, срывалась с места.

В конце концов Терри привязал меня к скамейке. Но я все забыла. Говорить «колбаса», «спасибо» или «привет, друг»? Или изобразить добрый собачий лай?

— Наверно, надо еще потренироваться, — пробормотал Терри.

Он никогда не водил меня гулять. Все, что мы с ним делали, это переходили с места на место, с одного конца улицы на другой, с улицы на улицу в поисках мест, где можно посидеть, поесть, поспать, пописать. Я вспоминала Эда, которого почти все время держала в доме. Вот уж он, верно, злился!

В тот день в воздухе стоял густой запах собак. Я чуяла их везде, и каждый раз, получая сигнал, не могла не встрепенуться, понюхать воздух, натянуть поводок, залаять и заскулить, словно глупый щенок.

— Что, хочешь сбежать? Хочешь, чтобы тебя убили? — раздраженно спросил Терри.

Ему-то было известно, что происходит — наверняка, он видел это десятки раз. Но я, хотя меня звали кобели, а не суки, все никак не могла понять, что творится.

Кобели оказывали мне особое внимание. По крайней мере чего-то стоящие кобели. Если собаки повсюду, это еще не значит, как бы удивительно ни звучали мои слова, что есть из кого выбирать. Половина из них суки, а половина другой половины кастрирована. Но все же настоящие кобели еще не перевелись. Мимо проходил большой черный кобель породы восточно-европейская овчарка и, как только заметил меня, потянул ко мне своего хозяина. Ему было мало нюхать. Парень что надо. Его хозяином был бледный, худой парень с плохой кожей и мятным человеческим запахом изо рта. Пришлось ему тащить своего бедолагу обеими руками, пока тот не встал на задние лапы. Пес лаял, глядя на меня, я отвечала ему тем же. И он все время оглядывался, пока человек тащил его за собой по улице. У кобеля был бессмысленный взгляд, но об этом я не думала. От него чудесно пахло! — и к тому времени, как он исчез за углом, у меня уже текли слюнки. Потом появился бело-коричневый полукровка, и с ним произошло то же самое. Он дергал поводок и лаял. И не мог отвести от меня взгляд! Выглядел он не хуже большой овчарки, и от него исходил запах сыра и дешевого мяса, так что я была мысленно готова на все, чего бы ни пожелал этот зверь.

Через десять минут вернулась овчарка, и на сей раз без хозяина. Поводок тянулся за ним, как рваная тряпка. Направился он прямиком ко мне, повиливая хвостом, откинув назад голову, не сводя с меня призывного взгляда и распространяя запах откровенной похоти.

Я спросила его:

— Кто ты?

Но он не умел говорить. Он был обыкновенным кобелем — но каким кобелем! Сильный толстый хвост, высоко посаженная, гордая голова, прямая шея, черные-пречерные глаза. Я вся затрепетала, до того он был красив, но в то же время он пугал меня, и я улеглась на живот, облизывая губы и улыбаясь, после чего он немедленно сунул нос мне под хвост. Терри пришел в ужас.

— Уходи! Плохой пес! Прочь, прочь! — проверещал он.

Потом схватился за поводок и потащил меня, чтобы я села, так что я едва не укусила его, отчего он еще сильнее разозлился.