Имя мое легион

Потом лунная снежная ночь, когда он передавал Борису закутанного в одеяло ребенка. Тот вечер у черного пустого окна, когда он хотел пустить себе пулю в лоб и когда Борис забрал у него из рук маленький браунинг Коровина. Тот самый браунинг, от которого погибла его красавица жена. А потом умер и ребенок, и он остался один.

Маршал тяжело вздохнул, вспоминая те лихорадочные годы, когда он, чтобы найти тайну гибели любимой жены, ушел в средневековую чертовщину и сатановедение, когда он кропотливым трудом познавал тайны добра и зла, ума и безумия, жизни и смерти. Те тайны, которые называют Богом и дьяволом и которые сделали его тем, кем он был теперь. И ведь только один Борис знал то, что иногда и теперь беспокоило сердце маршала, как старая рана.

Хотя после смерти Сталина многое в Москве переменилось, но в доме под золотым петушком, где жил Максим, все было по-старому.

На письменном столе Максима лежала книжка в заграничном переплете. Хотя книжка эта была довольно современная, изданная в Америке в 1956 году, но тема ее была та же самая – «Роль дьявола: очерк сатанизма в современном обществе» известного швейцарского философа Дени де Ружмона.

Видимо, Максим по-прежнему собирал во всем мире свежую техническую литературу по своей специальности. Как раз то самое, чего инструктор агитпропа терпеть не мог и что вызывало у него вечные споры с Максимом. Когда-то Максим сам болтал, что он красный кардинал и тайный советник Сталина. Потом до Бориса доходили слухи, которые шепотом передавали на московских верхах, что меняются в Москве вожди и вождята, министры и маршалы, но не меняется в Москве только один человек – тайный советник советских вождей, который сидит за красным троном, как красный папа. По секрету шептали, что в Риме, мол, сидит папа римский, где-то притаился антипапа, а в Москве сидит красный папа.

Работая за границей, Борис сам убедился, что и у вождей западного мира тоже существуют какие-то тайные советники. Меняются президенты и премьер-министры, но тайный советник остается. И всегда это почему-то еврей. И никто не знает, что он там нашептывает на ухо вождям великих держав, которые решают судьбы мира.

Будучи инструктором агитпропа, Борис должен был доказывать, что ни Бога, ни дьявола нет, а есть только Маркс и Ленин. А Максим люто ненавидел Маркса и Ленина и во время Великой Чистки поголовно уничтожал всю ленинскую гвардию, а всех настоящих марксистов загнал в концлагеря. И на письменном столе у красного папы опять свеженькая книга по сатановедению.

Потому Борис тщательно скрывал, что его брат – маршал госбезопасности СССР, и даже избегал встречаться с Максимом. А Максим чувствовал это и, оставшись один на всем белом свете, в глубине души немножко обижался на эту холодность единственного родного ему человека.

Инструктор агитпропа взял с письменного стола книгу «Роль дьявола» с таким видом, словно это детские сказки. Потом он по привычке стал просматривать подчеркнутые рукой Максима места.

С самого начала философ Дени де Ружмон предупреждал, что сказать правду о дьяволе довольно трудно, что правда о дьяволе – это такая грязная вещь, что одна капля ее мутит жизнь так же, как капля воды мутит стакан абсента. Но от этого можно опьянеть.

На следующей странице цитата из знаменитого французского поэта Бодлера: «Самая хитрая уловка сатаны – это убедить нас, что он не существует».

И дальше: «Первый трюк дьявола – это его инкогнито… Бог говорит: „Я то, что есть“. Дьявол же, завидуя Богу и всегда стараясь подражать ему, хотя бы и наоборот, говорит нам: „Мое имя Никто“… Но это Никто остается быть Нечто. Он знает больше, чем мы, о мистериях мира и тайнах душ, которыми он злоупотребляет».

– Что это за чушь? – спросил Борис.

– Это формулы дьявола, – спокойно ответил красный папа. – В математике или физике есть формулы интегралов и дифференциалов, которые для посторонних людей совершенно непонятны. Вот так и здесь.

Борис перелистнул страницу. Там стояла такая формула:

«Завидуя Богу, дьявол пытается убедить нас, что он тоже: может творить». А на полях бисерным почерком Максима примечание: «Смотри поэтов-декадентов и модернистиче-скую живопись. Явный мозговой разжиж».

Красным карандашом аккуратно подчеркнуто: «Только после нескольких поколений грешников в истории или грехов в одной жизни зло наконец начинает обнаруживать внутреннее содержание – хотя и кажущееся, но активное противоестество становится естеством. И именно по этому поводу Бодлер пишет: „От рождения мужчина и женщина знают, что наслаждение нужно искать во зле…“»

И бухгалтерским почерком Максима примечание: «Конечно, это относится только к таким же декадентам, как сам Бодлер».

Дальше в книге, изданной в Америке в век автомобилей и самолетов, следовали совершенно серьезные рассуждения о том, что дьявол, чтобы стать реальностью, должен проникнуть в человека и что дьявол, как говорится в Священном писании, есть лжец и отец лжи.

«Дьявол есть легион, – стояло в справочнике по сатановедению. – Это означает прежде всего то, что, оставаясь одним, он может принимать столько различных форм, сколько людей в мире… Дьявол опасен не тогда, когда он показывается и пугает нас, а только тогда, когда мы неспособны увидеть его… Изо всех существ, которые когда-либо существовали, никто, как дьявол, лучше всех знает, как завоевать друзей и влиять на людей».

И опять странная оговорка: «Беда в том, что в силу своей натуры дьявол никогда не будет показан ясно и честно…»

– Почему же это? – спросил Борис.

– А можешь ты сейчас выйти на улицу и сказать, что Маркс и Энгельс от дьявола?

– М-м-м… Трудновато.

– А они были зарегистрированными сатанистами. И даже членские взносы платили. – Красный папа криво усмехнулся. – Потому они и дружили.

«Дьявол – это существо парадоксальное в своей сущности, – продолжал читать инструктор агитпропа. – Можете быть уверенным, что он существует, но он существует в каждом существе, которое таковым не является, которое уходит в ничто, которое тайно стремится к разрушению сущности – сущности других и самого себя. Его способность не быть определенно тем или этим дает ему бесконечную свободу деятельности, бесконечные инкогнито и алиби…»

В своих доводах Дени де Ружмон ссылался на многие авторитеты. Цитаты из мрачного Эдгара По, отца криминального жанра в литературе, и бунтарствующего педераста Рембо, который воспевал Парижскую коммуну и уверял, что он находится в аду. Рассуждения еврейского меланхолика Кафки, что борьба с дьяволом – это все равно что борьба с женщиной, которая кончается в постели. Высказывания Ницше, творца философии волюнтаризма, отца белокурой бестии и сверхчеловека, который рекомендовал подталкивать падающего и который умер в сумасшедшем доме. Толкования изобретателей философии экзистенциализма – горбуна Кьеркегора и Хейдеггера, где последний туманно утверждал, что ничто ничтожит, и где под этим Ничто опять-таки подразумевался товарищ дьявол. Там же сентенция Андре Жида, нобелевского лауреата и честного педераста, который уверял, что нет книги, которая была бы написана без помощи дьявола.

Линия преемственности шла от символистов к экзистенциалистам. Желая проверить официальное определение экзистенциализма, Борис заглянул в советский «Философский словарь». Охотясь за нечистой силой, красный папа побывал уже и в этом словаре: в скобках стояли примечания доктора философии и профессора социологии Максима Руднева: «Экзистенциализм – упадочническое философское течение… Создал эту реакционную философию датский мракобес Кьеркегор (из евреев-выкрестов)… Отвращение к жизни, страх смерти, отчаяние – основные темы его произведений… Сартр (косой), Камю и их сподвижники… проповедуют интеллектуальный и моральный нигилизм… Они напоминают ораву модных писателей предреволюционного периода в России, которые… восхваляли предательство и под видом „культа личности“ воспевали половой разврат».

Большинство людей знают об экзистенциализме только то, что его последователи немножко похожи на придурков, которые не моются, не стригутся и не бреются, избегают работы и предпочитают танцы, напоминающие припадок эпилепсии. Но чтобы разругать веселых экзистенциалистов, советский «Философский словарь», изданный в Москве в 1952 году, вдруг почему-то залез на большую белую лошадь и не стеснялся в самых резких выражениях. Красным карандашом Максима жирно подчеркнуто место, где говорилось, что экзистенциалисты восхваляли и оправдывали предательство и воспитывали изменников и предателей национальных и классовых интересов.