Большая охота на акул

Вот это, ребята, было мгновение, которое мне бы не хотелось пережить дважды. Думаю, нам всем повезло, что Пэттерсон не схватился за оружие и не пристрелил Мухаммеда в приступе помешательства до того,’как узнал тело ниже маски.

Доля секунды, но всем нам показалось бы много дольше, если бы Али не разразился раскатистым смехом при виде физиономии Пэта Пэттерсона. И хотя Пэт быстро оправился, улыбка, которую он, наконец, выдавил, была определенно кислой.

Проблема, кажется, заключалась не столько в самой маске или в шоке, какой испытал Пэт, а в том, почему она вообще была на Чемпе. Откуда она взялась? И почему? Времена были серьезные, но такая сцена могла иметь серьезные и зловещие последствия, – особенно если учесть, что Али так радовался новой игрушке, что еще десять-пятнадцать минут ее не снимал, озирал через прорези комнату и без тени улыбки говорил, что обязательно наденет ее завтра на шоу Дика Каветта.

– Это новый я, – возвестил он нам. – Завтра войду в ней в телестудию и скажу Каветту, что пообещал Веронике не снимать ее, пока не отвоюю назад титул. Буду носить ее вообще везде, даже когда пойду на ринг со Спинксом! – Расхохотавшись, он ткнул пальцем в свое отражение в зеркале. – Да! – хохотнул он. – Если раньше меня считали сумасшедшим, так это были еще цветочки.

В тот момент я сам понимал, что немного не в себе, и вскоре укоризненная мина Пэттерсона подсказала, что пора уходить.

– О’кей, босс, – сказал на прощанье Али. – Завтра будем посерьезнее, идет? В девять утра. Позавтракаем и возьмемся совсем всерьез.

Согласившись, я пошел к себе наверх покурить по-человечески.

Мухаммед говорит… Вторая попытка Спинкса… Хиппи в штиблетах… Трижды великий всех времен…

На следующий день я встал в половине девятого, но когда позвонил в люкс Али, Вероника сказала, мол, он с семи на ногах и «слоняется где-то внизу».

Его я нашел в ресторане, где он сидел в конце стола, заставленного хрусталем и приборами, и одет был почти так же официально, как метрдотель, – в темно-синий костюм в тонкую полоску. А еще он очень серьезно разговаривал с группкой друзей и весьма делового вида черных бизнесменов, одетых, в точности как он. Передо мной предстал человек, разительно отличающийся от того, с кем я перешучивался прошлой ночью. Разговор за столом шел о том, как отнестись к недавно полученному приглашению посетить какую-то новую страну в Африке или об огорошивающем разнообразии предложений рекламировать то и се, а еще о контрактах на книги, недвижимость или о молекулярной структуре крабового мяса.

Близился полдень, когда мы наконец поднялись к нему ради «возьмемся совсем всерьез». Нижеследующее – почти дословная расшифровка нашего разговора, продлившегося около двух часов. Не снимая «сенаторского костюма», Мухаммед растянулся на кровати, а мой диктофон положил себе на живот. Я сидел рядом с ним по-турецки, с бутылкой «Хайнекена» в одной руке и сигаретой в другой, ботинки мои лежали на полу.

В комнату постоянно приходили какие-то люди: одни с сообщениями, другие с багажом, третьи с напоминаниями, мол, надо вовремя поспеть на шоу Каветта. И все явно любопытствовали, кто я и что затеял. Маски нигде не было видно, зато поблизости маячил Пэт Пэттерсон плюс еще три-четыре черных господина очень серьезного вида, внимательно слушавшие каждое сказанное нами слово. Один, зуб даю, все время, пока мы разговаривали, простоял на коленях у кровати, его ухо было дюймах в тринадцати от диктофона.

Поехали. Давай вернемся к тому, о чем говорили внизу. Ты сказал, что твердо намерен снова выйти против Спинкса, так?

Не могу сказать, что я твердо намерен. Скорее, мы. Я уверен, что мы… но я могу умереть, он может умереть.

Но лично ты хочешь реванша, рассчитываешь на него?

Ага, он планирует со мной драться. Я дал ему шанс, и он мне тоже шанс даст. Люди не поверят, что он настоящий чемпион, пока он не побьет меня дважды. Понимаешь, мне дважды пришлось побить Листона. Йоханссону надо было дважды побить Пэттерсона, но он этого не сделал. Рэнди Тарпину надо было дважды побить Шугар Рэя, но и он тоже не сумел. Если Спинке сможет побить меня дважды, люди поверят, что он взаправду великий.

О’кей, скажи мне вот что. В какой момент – я сам ездил ради боя в Лас-Вегас – ты понял, что положение становится серьезным ?

На двенадцатом раунде.

До того ты думал, у тебя все под контролем?

Мне сказали, что я, вероятно, проигрываю по очкам, но может, у меня ничья. Мне надо было выиграть последние три, но я слишком устал и понял, что у меня проблемы.

Но до двенадцатого ты считал, что еще выкрутишься?

Ага, но не сумел, потому что он был уверен в себе, потому что он побеждал, а мне надо было выкручиваться. К тому же в нем было сто девяносто семь фунтов, а во мне – двести двадцать восемь, а это слишком большой вес.

Ты вроде сказал за завтраком, что в следующий раз выйдешь на ринг с двумястами пятью фунтами?

Не знаю, со сколькими я выйду. Двести пять действительно невозможно. Если сброшу до двухсот двадцати, уже буду счастлив. Всего на восемь фунтов легче… Я буду счастлив. В таком весе я неплохо работал, но быть в форме при двухстах двадцати… Даже будь у меня двести двадцать пять или двести двадцать три, я работал бы лучше.

Если считать по стобальной шкале, в какой форме ты был в бою со Спинксом?

По стобальной шкале? Восемьдесят.

А сколько должно было быть?

Должно было… Девяносто восемь.

Почему ты его не раскусил ? Ты как будто был не готов…

Почему его вообще никто не раскусил? Он обвел вокруг пальца прессу. Его называли неудачником десять к одному. Как такого раскусить?

Ладно, давай о другом. Я провел в Вегасе две недели, делать там было нечего, только болтать и сплетничать. И много говорилось о том, насколько было бы лучше, если бы ты взял и сразу его положил, перешел в атаку, а не выжидал и прощупывал.

Нет, я бы не сказал, что было бы лучше, если бы я перешел в атаку.

Бытует два разных мнения: одно – что ты брал нахрапом, а после дал слабину, а другое – мол, ты начал медленно и долго прощупывал противника.

Нет, в моем возрасте и с моим весом неразумно было бы наскакивать и утомлять себя – на случай, если нокаута не получится. Когда не знаешь человека, надо его прощупать. Устает любой человек, вот почему четыре, пять, шесть раундов я брал приемами, надеясь, что он устанет, но нет. Мы не знали, насколько он вынослив, и я был не в той форме, чтобы налететь и быстро его прикончить. Я прекрасно знал, что устану, но не знал наверняка, что смогу его остановить. Когда я устаю, у меня начинаются проблемы.

Сколько бы ты продержался, если бы с самого начала активно нападал?

Раундов шесть.

То есть после шести спекся бы?

Нет, после шести я бы не спекся, просто замедлился и перешел в оборону, но никто не может сказать, как мне следовало бы поступить. В тех обстоятельствах и в той моей форме я сделал все, что мог.

Вопрос может показаться странным, но тем не менее. После боя, на пресс-конференции, Леон, помнится, сказал:

«Я просто хотел побить ниггера». И сдается, это было сказано с улыбкой, но мне показалось, все напряглись.

Нет, все в порядке. Я сам иногда подобное говорю. Мы, черные, часто так про себя говорим – с юмором. «Эй, заткнись, нигга», «Ха, я уделаю этого черномазого», «Ты спятил, ниггер». Такие у нас выражения. Если ты так скажешь, я тебе вмажу. В отличие от братьев, белый человек не вправе называть меня ниггером.

Значит, это была шутка? Мне показалось, что задело за живое, но…

Я тебя не виню. Когда я побил Сонни Листона, я таких слов не сказал, но был рад победить, поэтому и на Спинкса зла не держу. Он хорош, он на много лучше, чем все думали.

Расскажи немного про треугольник между тобой, Нортоном и Спинксом.

Ну, Нортон считает, что следующего шанса заслуживает он.

Ты согласен?

Нет, он заслуживает шанса подраться с тем, кто победит в нашем со Спинксом матче. Я дал шанс Спинксу, он взамен должен шанс мне. Чемпиону положен матч-реванш. Раньше условие о реванше обговаривалось до первого боя. У нас такого не было, у меня вообще такого не было. Он дает мне шанс, потому что я дал ему попытаться. Нортона я побил дважды. Не он, а я претендент номер один.