Я люблю Будду

бренди, посвященная верховная жрица по информации, относилась к своим должностным обязанностям очень серьезно, с того места, где я сидела в то морозное зимнее утро, в понедельник — на мягком диванчике за столиком у окна, в кафе прямо напротив входа на станцию (не люблю, когда холодно), — я могла беспрепятственно наблюдать за бренди-координатором, на ней было синее замшевое облегающее пальто с высоким воротником, отделанным кудрявой овечьей шерстью, тоже покрашенной в синий цвет, держа у левого уха крошечный сотовый телефон цвета синий металлик, она раздавала инструкции неогейшам на других стратегически важных станциях метро, здесь, на станции токио (кстати, самой большой в мире) эффектные, обворожительные хостесс стояли у каждого входа, я точно не знаю, сколько там входов, но станция действительно очень большая, и — исходя из практических соображений, — их должно быть немало, точно такая же расстановка была и на других крупных станциях: синдзюку, сибуя, икебукуро и других, названия которых я даже и не берусь произносить.

им было сказано — некоторым пришлось просто заучить фразы наизусть, по звучанию, — повторять громко, но не навязчиво: “пожалуйста, обратите внимание на этот новый манга! это действительно интересно! разрешите продать вам один экземпляр!” у них не было разрешения на торговлю в метрополитене, но было кое-что получше: инструкция с самых верхов руководства городской полиции, излитая на местные отделения, наподобие бюрократического нектара — не трогать этих религиозных девушек, у ХИЁКО были влиятельные друзья в самых неожиданных структурах: люди, которые, скажем так, приобщились к Пределу и хотели бы повторить этот опыт, я не стану называть имена (даже не из осторожности, а из уважения к частной жизни других), скажу только, что соблазнительно извращенная риторика ХИЁКО и ее умение хранить тайны пленяли многих людей из высших эшелонов власти, она была идеальной — хотя и неортодоксальной — подругой политика, она сочетала в себе изысканность гейши, хрупкое изящество русских путан постсоветского периода и способности к тонкому политическому анализу, который у какого-нибудь независимого агента стоил бы в три раза больше, она была любимой игрушкой пресыщенных деятелей, облеченных властью, этаким милым домашним зверьком, ходили слухи, что ее даже обхаживали агенты секретных служб.

в общем, никто из полицейских на станциях — если, конечно, они дорожили своей работой — не стал бы цепляться к девушкам, продающим невинные комиксы замотанным служащим, изголодавшимся по развлечениям, в тот день было морозно, воздух был словно сетка, улавливающая тонкую дымку: облачка пара от людского дыхания, неподалеку от группы неогейш, распространяющих манга, стоял торговый лоток с такояки. запах горячей душистой еды разносился в воздухе, аманда, англичанка из новеньких, которую можно было бы описать как “симпатичную девочку с чуть лошадиным лицом”, если бы эта фраза не была столь заезженной, объявила:

— пойду, куплю себе штучку, всего-то триста йен. зато сколько удовольствия…

к несчастью, бренди была поблизости и все слышала.

— нет, аманда. ты никуда не пойдешь, у нас не принято есть, когда мы работаем на спасение мира.

— рейчел, я…

— бренди, не рейчел.

— а есть какой-нибудь определенный сорт бренди, как тебе нравится, чтобы тебя называли? скажем, коньяк, очень даже хорошее прозвище.

— я даже не стану тебе отвечать на такой вопрос, но напомню, что ХИЁКО, которой, как вы, наверное, уже заметили, здесь нет, поручила мне руководить операцией, больше того: я — верховная жрица по информации, что само по себе очень большая ответственность, так что не нужно создавать мне лишних проблем, и потом, ты хоть знаешь, что такое такояки?

— нет, я всего месяц в Японии, и я все время работала, только одно воскресенье была выходная.

— ладно, тогда прощаю на первый раз. японские тако — это не мексиканские тако, или какие они там бывают, это осьминог, осьминог, аманда.

— щупальца или туловище?

— какая разница? в его мясе полно жиров и токсинов.

— а можно тогда съесть йогурт?

— рекомендую с алоэ.

— тут кладут в йогурт алоэ?

— да. очень способствует очищению организма.

— а это вкусно?

— вкусно, только выбирай правильно: их есть два вида, вообще без жиров и с низким содержанием жиров, тебе нужен который вообще без жиров, в синем стаканчике.

— ага, спасибо.

— да не за что. и вот еще что, аманда? — да?

— тебе нужно выбрать какой-нибудь псевдоним для работы, так получается благороднее.

— но меня и мое настоящее имя вполне устраивает.

— в твоем настоящем имени нет ничего настоящего, — наверное, я просто к нему привыкла.

— нам нельзя расслабляться, ты же не ходишь на работу в домашних тапочках, правильно?

— нет, не хожу.

— и потом, неужели тебе приятно, что клиенты называют тебя точно так же, как тебя называет мама?

— моя мама умерла.

— прошу прощения, но ты должна относится к своей профессии серьезнее.

— у тебя есть какие-то предложения? — может быть, бэмби.

— бэмби, это как-то…

— в общем, подумай, в любом случае, прежде чем менять имя, надо дождаться, чтобы у тебя сменились все клиенты.

— да, правильно, а ты, правда, верховная жрица по информации?

— да. в среду ХИЁКО устраивает вечеринку по поводу моего посвящения.

— а верховная жрица — это что-то вроде священника, главного в Церкви? там, откуда я родом, священник в церкви — это очень серьезный дяденька, который читает проповеди по воскресеньям, и вообще, это религия.

— а у нас тоже религия, очень важная, новая, революционная религия.

— да, конечно.

— не забудь: тебе нужен синий стаканчик,

— хорошо, я вернусь через пару минут.

а где же была неуловимая ХИЁКО на этом знаковом этапе в истории религиозной пропаганды? ну, понимаете, она ненавидела холод и считала торговлю занятием не то чтобы низким, но все-таки ниже ее достоинства, так что тот знаменательный день она провела в потной жаре тренажерного зала, клуб здоровья располагался на трех верхних этажах высотного здания с прекрасным видом из окон и неплохим безалкогольным баром, правила эксклюзивной политики членства, не допускавшие в клуб иностранцев и лиц с татуировками, к счастью, не распространялись на ХИЁКО. конкретно в тот день, если бы нам удалось проскользнуть незамеченными мимо охранников, пробраться в раздевалку, переодеться в спортивную форму с эмблемой клуба, которая, впрочем, не является обязательной для занятий (а ХИЁКО не надела бы на себя этот ужас под страхом смерти); если бы нам удалось пройти в тренажерный зал с натертым до блеска паркетным полом, мы бы увидели, как ХИЁКО решительно вышагивает по ступенькам stair-master’a в самом центре ряда других тренажеров того же вида, перед огромным, во всю стену окном, это был stairmaster первого поколения, из тех, что похожи на маленькие — в три-четыре ступеньки — участки, как бы вырезанные из эскалатора, она и выбрала этот клуб именно потому, что у здешнего руководства хватило ума сохранить старые тренажеры, которые действительно дают нагрузку на мышцы, если бы мы оказались поблизости в этот день, мы бы увидели, с каким наслаждением она изнуряет себя работой на этой адской машине, как ее губы сводит застывшей улыбкой экстаза, на инструментальной панели стоял маленький пластиковый поднос с непременной чашкой бананового пюре, соком пырея и одним очень хорошим корейским снадобьем от импотенции, в отделении для журналов лежали: первый выпуск “НЕОГЕЙША СПАСАЕТ МИР”, журнал для людей с “нетривиальными интересами”, которым нравится рассматривать фотографии школьниц, писающих на своих учителей, “гендзи моногатари” в потрепанной мягкой обложке и специальный каталог культовых товаров, на ней был тонкий хедсет для мобильного телефона, который висел на поясе поддельных спортивных штанов “адидас”, купленных за бесценок в бангкоке. ХИЁКО шептала указания в микрофон, не прерывая своих занятий на тренажере (я думаю, она “делала” седьмой уровень, но бренди, когда я спросила, категорически заявила, что гуру всегда занимается на десятом, даже в дни облегченных тренировок), был понедельник, и после разминки и разогрева она собиралась как следует поработать с мышцами спины, за окном, в чистом небе, летали птицы, здесь, наверху, солнце было оранжевым и очень ярким, и ХИЁКО задумалась: а сколько этого света достается сейчас ее верным последовательницам внизу, наверное, очень немного, на большинстве их позиций у входов в метро, скорее всего, тускло и холодно, жаль, очень жаль, почему почти целый мир прозябает в сумраке, в холоде извращенного мировоззрения? почему жизнь непременно должна быть дурацкой шуткой? она решила, что лучше об этом не думать, было вполне очевидно, что лишь немногие просвещенные обладают относительной ясностью восприятия, достаточной, чтобы вести за собой остальных, кстати, как там остальные? продают они что-нибудь или нет? она, не глядя, нажала на кнопку повторного набора.