Низость

Небо капитулирует и рушится на город, загоняя праздных прохожих гуляк в первые попавшиеся укрытия. Я закидываю голову назад и позволяю косому серебряному потоку орошать мне голову до тех пор, пока я больше не могу выносить, и тогда припускаю по дороге и влетаю в «Сэме». Как и большинство баров в дурную погоду, он теплый, шумный и набитый под завязку. Сегодня он заполнен розовыми физиономиями в мокрых костюмах. В смысле прикольного, он тоже не ахти – вечерина грудастых тетенек среднего возраста, парочка поддавших стриптизерш-блондинок и выводок офисной шушеры, ищущих› убежища от дождя. Я отряхиваюсь, словно промокшая псина, вытираю рукавом залитое дождевой водой лицо и беру прямой курс на бар. Протискиваюсь между танцовщицами. Наши тела соприкасаются, возвращая к жизни мою пизду.

Заказываю бутылку «Стеллы» и устаиваюсь в темном и уединенном закутке. Могучая сисястая бригада принимается раскачиваться под трек Мадонны, театрально распевая и лялялякая там, где они не знают слов. Самая сдержанная из них, с размером, скорее всего, 36Е, чуть нагибается вперед. Ее великолепный бюст, скудно обрамленный блузкой с низким вырезом, попадает прямо в мое поле зрения. Господи, вот вымя-тol Даже обслуживающая ее девушка не способна оторвать от них взор. Я смотрю на них долго и упорно, запечатлевая в памяти.

Допиваю свою порцию, зажигаю очередную сигарету и пробую привлечь внимание официантки. Неулыбающееся лицо вяло приближается ко мне и шлепает меню на стол.

Даже когда она удаляется, мне видны щелкающие в ее голове лампочки. Она поворачивается и осматривает меня еще по-новой. Я вздрагиваю – она само совершенство. Черные, как смоль, волосы, большие ясные глаза, полные губы и славянские скулы. Талия и бедра узкие. Когда она снова поворачивает в мою сторону свою стройную спину, я скольжу взглядом по всему ее абсурдно красивому телу, от ключиц до задницы, до стройных икр. Мои глаза пялят ее, во все места. Ее длинные, худощавые ноги; упругую маленькую попку; торчащие остренькие сиськи – она охуительно великолепна. Возвращается через несколько секунд с блокнотом и ручкой. Сконфуженно закатывает глаза, видя, что я еще и не открывала меню.

– Прошу прощения, – вздыхает она. – Я подойду потом. Голос у нее глубокий и самоуверенный. Все в ней говорит: доступна.

– Все о’кей, – улыбаюсь я и возвращаю ей меню, – принесите мне просто бутылку домашнего красного и тарелку картошки фри.

– К картошке майонез?

– Не надо.

Она быстро чиркает в блокноте, потом сводит брови.

– Какое вы сказали – красное или белое?

– Красное.

– Прошу прощения. У нас сегодня сумасшедший дом. Дождь. Народу набежало.

Она показывает глазами в направлении столика жирных, злобно косящих костюмчиков. Сочувственно фыркаю.

– Заканчиваем в десять, и я вам скажу – ждать совсем недолго.

Она говорит мне, что вот-вот закончит смену. Излишняя информация. Бля! Она хочет выебать меня. Я роюсь в памяти, пытаясь идентифицировать ее, но она опережает.

– Ты Милли, верно? Мы на одном курсе.

Мое сердце проваливается в низ взволнованного живота. Это она. Покахонтас. «Вог»-девчонка из автобуса – главная героиня десятка мастурбических фантазий.

– Я Паола.

Она протягивает руку. Тонкую и короткую, но с крепким пожатием.

– В прошлом году мы вместе ходили на «Классику и Шекспира». А на первом курсе были у одного семинариста.

Бля, эта девка знает всю мою биографию. Я сужаю глаза в насмешливые щелки.

– «Введение в классическую литературу»? Слюнявчик? Да ладно, его-то ты должна помнить, – говорит она.

– Господи, ну да. Не у него был нервный срыв или что-то в этом роде?

– Искренне надеюсь.

Лукавый огонек мерцает в ее глазах. Свои глазенки я опускаю низко и невинно. Тереблю этикетку «Стеллы».

– Гляди – может присоединишься к нам дернуть по одной, когда сменишься?

Она смотрит на часы, изображает нерешительность, затем отвечает робкой улыбкой.

– Хорошо. Спасибо, здорово. Я подойду.

Я отслеживаю весь обратный путь через зал ее узенькой жопы, и бесконтрольная ночь вдруг обретает сюжет. У меня, Милли О’Рейлли, сегодня будет секс. Безумный, горячий секс с экзотической красавицей. Я проглатываю остатки лагера и пробираюсь в туалет высушить волосы и подкраситься помадой.

Возвращаюсь я к столику, заставленному недожаренной картошкой фри, всеми мыслимыми соусами-подливками вместе с бутылкой тепловатого красного вина. Перспектива секса убила во мне аппетит, и от одного запаха горячего жира крутит живот. Я отодвигаю еду и блюдо с соусами на дальний угол стола и наливаю себе большой стакан вина. Сопровождаю его тремя сигаретами, одна за одной, расправляюсь со следующим стаканом, потом откидываюсь назад и напускаю равнодушный вид. Минуты идут и аккумулируются в пустую бутыль, и я начинаю чувствовать себя чуть нелепо оттого, что сижу здесь в одиночестве. Прежде передо мной была четко сформулированная цель. Одинокая пьянчужка, которой ни до кого нет дела. Теперь я стала определившейся и очевидной. Девушка, дожидающаяся секса.

Я поигралась с мыслью о том, что занимаюсь этим прямо сейчас, но зрелище двух бродяг на улице у бара, шатающихся и дергающихся, словно испорченные и поломанные куклы, вынудило меня тормознуться. Я подзываю официанта и прошу еще одну бутылку вина, каковую он преподносит мне с осуждающей физиономией. Он спрашивает, буду ли я что-нибудь есть и косится в сторону бара, где выстроилась очередь промокших под дождем клиентов. Я одариваю его жеманной улыбкой и показываю на тарелку с нетронутой картошкой.

Я неплохо разогналась со второй бутылкой к тому времени, когда она появляется на другом конце зала, и у меня в горле встает ком. На ней надета простая белая футболка и обтягивающие джинсы, охватывающие ее супермодельную жопку. Майка подчеркивает выпуклость и заостренность сисек, и заодно элегантную длину рук – они тонкие, палочки, но прекрасной формы. Ее скольжение по залу сопровождается эпидемией повернувшихся обалдевших взглядов, а я от него вся растекаюсь.

Застенчиво ероша волосы, она опускается на стул и кладет на стол свои прекрасные руки. Наша плоть почти соприкасается. Мы обмениваемся широкой усмешкой. У меня в пизде заработал моторчик. Отпиваю вина и впитываю ее через ободок стакана.

Я люблю эту роль. Следующие несколько минут – я хотела бы пережить их в замедленном движении. Этот эпизод почти так же хорош, как само потрясающее ощущение свежей пизды, когда в первый раз снимаешь чужие трусики. Форма и аромат. Нагота чужой влажности, нежные жидкие взрывы, поражающие чувства. И то, что происходит, именно сейчас, не менее волнующе. Ухаживание. Немного смазанное из-за алкоголя. Неизбежность секса, пизды, нависшие над нами, словно магическое заклятие.

– В общем, ты определилась с дипломом? – спрашивает она, разгоняя напряжение.

– Ага. С большим сожалением.

– Я самое большое про тему думала. А ты?

– Секс, – вру я, пытаясь увлечь ее на соответствующий предмет. – Я буду писать про конструирование и переворачивание сексуальных идентификаций в современной литературе.

– Опа! – восклицает она. – Супер!

Следует короткая, но ценная пауза. Из сумочки она достает пачку сигарет. «Мальборо». Предлагает мне одну. Пальцы у нее прямо совсем тоненькие и женственные, но при этом ногти обкусанные и ненакрашенные.

– Так вот, кто будет твоим научным?

– Кеннеди. Я так думаю. И, по-моему, это хорошо. В смысле, она не сможет это оценить.

– Кеннеди, да ладно? – отвечает она и втягивает в себя воздух, словно свистит наоборот. – Не знаю, смогла бы я ее вынести. Помнишь, какой кипиш она подняла на первом курсе, когда Пэдди заснул?

– Вроде меня тогда не было, подруга.

– Да была же! Ты еще сидела на два ряда сзади меня, между Беном и Карлой.

– Беном и Карлой?

– Карлу ты должна знать, Карлу все знают. Большие губищи. Совсем глупая.

Не то чтобы настолько. Верьте мне, я на нее дрочила.

– Господи, я плохо помню, я не то что с кем сидела, какие предметы у нас были на первом курсе плохо помню.