Испанский сон

До чего же это хорошо, подумала Марина, до чего красиво… и как и в тот первый раз, в ванной комнате, она почувствовала, как слезы подступают к ее глазам. Однако на сей раз она не была в таком трансе — она владела своим телом, твердо стояла на ногах; ее восторг теперь носил более осмысленный и более одухотворенный характер. Она ощущала время. Она могла думать. Она спросила себя, стоит ли что-нибудь того, чтобы оторваться от этого созерцания. Например, если бы сейчас ее позвал Господин… Нет, ответила она себе. Кесарю — кесарево… Никогда ее милый Господин не поставит ее перед такой дилеммой. Она смотрела на волнообразно вздымающиеся бедра Вероники, наслаждалась прелестным запахом, который уже начал исходить от них, и думала, сколько же всего в мире. И сколько всего еще будет, и сколько было упущено, и как славно, что это удалось не упустить.

Она услышала слабый зов собственной пизды и нахмурилась. Не очень-то хорошо поступала пизда, отвлекая ее от сладкого созерцания и, хуже того, толкая на скрытый обман доверия Госпожи. Пошла прочь, зло приказала она совратительнице; сейчас здесь властвуют другие. Царевна, попросила она, помоги мне, будь потверже, милая подруга… Так они справились вдвоем — и пизда удалилась, и ничто уже не мешало чистейшему, высокому наслаждению, с каким они ощутили бурный оргазм Вероники. А когда этот оргазм завершился, когда Вероника в последний раз вскрикнула, в последний раз вздрогнула, расслабленно замерла и раскрыла глаза, и когда Марина вновь приблизилась к ложу, взглядом спрашивая у Вероники, не нужно ли ей чего-нибудь, и когда Вероника, блаженно улыбнувшись, качнула головой отрицательно, Марина не удержалась, чтобы не склониться ниже над постелью, поправить в ногах любовниц действительно нуждавшуюся в этом простыню, вдохнуть при этом запах обеих и даже запечатлеть на большом пальце ноги Вероники легкий поцелуй — знак признательности за доставленное удовольствие… и, опять взглянув после того на Веронику, убедиться в том, что она благосклонно поняла и приняла этот целомудренный поцелуй.

Потом пили кофе.

— Тот ли это случай, — глубокомысленно вопросила Госпожа, — когда остывший эспрессо простителен?

Вероника лягнула Госпожу коленом.

— Ты думаешь, я привередничаю? — притворно удивилась Госпожа. — Марина, золотко, разве я сказала что-то обидное… для тебя, например? Кажется, госпожа Вероника пытается призвать меня к порядку…

Вероника опять лягнула Госпожу.

— Иногда я бываю ужасно нетактична, — признала Госпожа. — В таких делах следует доверять госпоже Веронике; у нее обостренное чувство справедливости… Но разве эспрессо не обязан быть обжигающе горяч? Разве я не сама учила тебя греть чашки?

Марина не удержалась от смешка.

— Вы правы, моя Госпожа, — сказала она, — конечно же, я совершила проступок, не заменив вовремя кофе; но, с Вашего позволения, я отдалась бы под защиту госпожи Вероники, которая в этом деле, похоже, на моей стороне. Ведь мне было сказано остаться, и я всего лишь выполняла распоряжение… Надеюсь, — скромно добавила она, — я не надерзила Вам, Госпожа?

— Мне-то ты не надерзила, — сказала Госпожа, — но откуда ты взяла, что госпожа Вероника на твоей стороне? Уж не занялась ли ты интригами, служанка?

Марина изобразила на лице крайнее огорчение.

— Моя добрая сеньора… — начала она.

— Не подлизывайся, — хмыкнула Госпожа, — я знаю, что тебе не нравится называть меня сеньорой.

— Иногда нравится…

— Зайка, — вмешалась Вероника, — мне в кайф это ваше шоу, но почему вы обе говорите обо мне так, как будто меня здесь нет? Может быть, я тоже желаю не только слушать, но и участвовать!

— Ну, так участвуй, — пожав плечами, сказала Ана, — кто тебе не дает?

— Я просто хочу подтвердить, что я на стороне Мариночки; действительно, это я попросила ее остаться, и ты сама признала, что моему чувству справедливости следует доверять. Не ругай ее, ладно?

— Да успокойся, пожалуйста, — сказала Ана, — я ее почти и не ругаю… но должна же я выяснить, почему это моя служанка заключила, что ты на ее стороне.

— Может быть, почувствовала душой, — предположила Вероника.

— Это правда? — спросила Госпожа.

— Возможно, — уклончиво ответила Марина. — Вообще-то я исходила из того, что госпожа Вероника лягнула Вас коленкой… причем целых два раза.

— Ты не должна судить о таких вещах, — строго сказала Госпожа. — Это наши с Вероникой интимные отношения… правда, дорогая?

— А то, — с готовностью подтвердила Вероника, оказавшаяся в итоге не менее коварной, чем Госпожа. — Вдобавок мне чисто по-человечески милее душевное постижение. Признайся, милочка: ведь я права, что у нас с тобой все-таки появился душевный контакт?

— А то, госпожа Вероника.

— Так часто бывает, — заметила Вероника. — Это как маятник: вначале я и впрямь относилась к тебе с предубеждением, и вы обе знаете почему. Но сейчас, когда я вслед за твоей госпожой полностью убедилась в твоих достоинствах, мне как бы немного совестно, и я подсознательно стараюсь сделать тебе какой-нибудь добрячок — ну, например, выгородить тебя перед госпожой, чтобы она не сильно ругалась.

— Вот как, — протянула Марина с интонацией легкого разочарования.

— А ты что думала?

— А я думала, — простодушно сказала Марина, — что вам понравилось, как я поцеловала вам пальчик на ноге.

Вероника обомлела.

— Ах ты, негодная девчонка! — тотчас вскричала Госпожа. — Как же ты осмелилась поцеловать пальчик моей возлюбленной, да еще в тот момент, когда я не могла этого видеть! Уж должно быть, ты сделала это специально, чтобы мне насолить… Больше не заступайся за нее, Ника — ты видишь, какая она хитрая! меня просто дрожь берет, какая хитрая у меня служанка. Смотри, как я дрожу.

— Ты думаешь, ты дрожишь от этого? — с сомнением спросила Вероника.

— Ну да — отчего же еще?

— Может быть, от холода… или от желания…

— Нет, — сказала Ана, — здесь не холодно; а что касается желания, то ты ведь сказала это не подумав, правда? Ведь тебе вовсе не хотелось бы услышать от меня, что мое очередное желание еще не созрело… Ну давай еще немножко поиграем, а? На чем мы остановились?

— На хитрости Мариночки, — елейно сказала Вероника; — однако же, несмотря на ее выходку с моим пальчиком… я имею в виду как сам поцелуй, так и эту быстренькую подставу… справедливости ради следует признать, что настоящая служанка и должна быть хитрой. Разве правила не таковы?

Марина скромно молчала, воздавая внутри себя должное возлюбленной Госпожи. Теперь она была готова признаться себе самой — ее уколол тот Вероникин взгляд из примерочной, и в глубине души она дистанцировалась от Вероники. Целуя ей пальчик, она не сокращала этой дистанции — лишь благодарила, все равно как возвращала долг. Однако теперь ситуация понемножку изменилась. Пожалуй, Вероника была лучше, чем показала себя вначале; конечно же, вся ее неприязнь происходила только от ревности. Марина спросила себя, хочется ли ей любить Веронику. То, что она должна ее любить — это воля Госпожи, а вот хочется ли ей самой? Она кажется похожей на мою подругу Ольгу, подумала Марина — такая же справедливая и прямая… вдобавок она красивая; и любит Госпожу; и как у нее хорошо получилось разрушить эту дистанцию. Пожалуй, да. Вероника была под стать Госпоже; она не роняла ее достоинства. Марина определилась: теперь она любила Веронику по собственному желанию.

— Сейчас я уж вижу, — говорила тем временем Госпожа, — что вы обе друг дружки стоите — моя лучшая подруга и моя приближенная служанка… ох, не к добру это, не к добру! Однако не попить ли нам еще кофе, да горяченького? У меня есть идея. Мы пойдем в душ — полагаю, на сей раз обойдется без несчастного случая — а Мариша, исправляя свой недавний проступок, тем временем приготовит эспрессо. После чего мы продолжим приятно беседовать. Как мой план?

— Отличный, — сказала Вероника.

— Ну, так пошли.

И компания разошлась по назначенным направлениям. Не успела Марина скрыться из виду, как Ана, заходя вместе с Вероникой в ванную, пребольно ущипнула ее за попку. Вероника ойкнула и с удивлением обернулась, и Ана ущипнула ее опять и еще больней.