Первая красотка в городе

– ага, ага, – поддакнула Ева.

Линда улыбнулась. мне нацедили вина.

сами знаете, как оно бывает. мы пили и болтали, болтали и пили. девчонки сгоняли еше за пойлом. еше поболтали. стрелки описывали круг за кругом. вскоре стемнело.

я уже пил в одиночестве, не снимая драных трусов. Джини ушла в спальню и вырубилась на кровати. Ева отключилась на кушетке, а Линда – на маленьком кожаном диванчике в коридоре перед ванной. я по-прежнему не мог понять, почему тот мексиканец захлопнул передо мною борт. я был несчастен.

я зашел в спальню и забрался в постель к Джини. крупная она была женщина – и голая. я начал целовать ее груди, впиваясь в них.

– эй, ты чего делаешь?

– делаю? собираюсь тебя выебать!

я вложил палец ей в пизду и подвигал им взад-вперед.

– я тебя сейчас выебу!

– нет! Линда же меня убьет!

– она не узнает!

я влез на нее и МЕДЛЕННО МЕДЛЕННО ТИХОНЬКО так, чтобы не лязгнула ни одна пружина, чтобы ни звука, скользнул им внутрь-наружу внутрь-наружу МЕДЛЕННО-МЕДЛЕННО так, что когда кончал, то думал, что не кончу никогда. лучшая ебля в моей жизни, и когла я подтирался простынями, мне в голову пришла мысль – может быть, человечество столетиями неправильно ебется.

потом я ушел, сел в темноте, еше немного выпил. не помню, сколько я так просидел. но выпил довольно много. потом пошел к Еве. к Еве, что на пособии. эта была жирной, слегка морщинистой, но у нее были очень сексуальные губы, непристойно сексуальные губы просто, аж противно. я начал целовать этот ужасный и прекрасный рот. она совершенно не противилась. раздвинула ноги, и я вошел.

свинья она была порядочная – пердела, хрюкала, сопела и елозила подо мной.

кончил я не так, как с Джини – долго и трепетно, – а плюх-плюх, и баста. я встал с нее, и не упел еще отойти к своему креслу, как она уже храпела вновь.

поразительно – ебется, как дышит – и все ей до лампочки. каждая тетка ебется чуточку по-другому: потому-то мужику и нет покоя, тем они его и ловят.

я сел и еше выпил, размышляя о том, как этот вонючий сукин сын, что бортом командовал, со мною поступил. вежливость не окупается. потом начал думать о пособии по безработице. интересно, можно ли неженатым мужчине и женщине на него записаться? нет, конечно. они должны сдохнуть от голода. а любовь тут – какое-то непристойное слово. но именно это между нами с Линдой и происходит – любовь. поэтому мы и голодаем вместе, пьем вместе, живем вместе. что означает женитьба? женитьба означает освященную ЕБЛЮ, а освященная ЕБЛЯ всегда и в конечном итоге, неизменно становится СКУЧНОЙ, превращается в РАБОТУ. однако именно этого хочет мир: какого-нибудь нищего остолопа, загнанного в капкан и несчастного, да еще и с работой. ну его в жопу, я уж лучше в трущобы перееду, а Линду к Большому Эдди переселю. Большой Эдди – идиот, но, по крайней мере, одежды ей купит, а живот стейками набьет: это гораздо больше того, на что способен я.

Буковски-Слоновья Нога, продрочка общества.

я прикончил пузырь и решил, что мне нужно поспать. завел будильник и влез к Линде. та проснулась и начала об меня тереться.

– ох черт, ох черт! – говорила она. – прямо не знаю, что со мной такое!

– чё такое, малышка? ты не заболела? может, в больницу позвонить?

– ох, да нет же, черт, у меня просто ГОРИТ все! ГОРИТ! У МЕНЯ ГОРИТ ВСЕ!

– что?

– я же сказала, у меня все горит внутри! ТРАХНИ МЕНЯ!

– Линда…

– что? что?

– я так устал, я не спал две ночи, на этот Рабочий Рынок ходил и обратно, 32 квартала по такому пеклу… бесполезно, работы нет. устал, как выебанная срака.

– я тебе ПОМОГУ!

– ты это о чем?

она наполовину сползла с кушетки и начала сосать мне пенис, я застонал от усталости:

– милая, 32 квартала по жаре… я весь выгорел.

она продолжала стараться. у нее был не язык, а наждак, и она знала, как с ним обращаться.

– милая моя, – сказал я ей, – я – социальный ноль! я тебя не заслуживаю!

смилуйся, пожалуйста!

как я уже сказал, у нее хорошо получалось. некоторые могут, некоторые – - нет.

большинство знает просто старомодный отсос. Линда же начала со ствола, с левой стороны, от него перешла к яйцам, затем от них снова к стволу, туда, где волос меньше, изумительно энергично, НИ РАЗУ НЕ ДОТРОНУВШИСЬ ДО САМОЙ ГОЛОВКИ, НИ РАЗУ. в конце концов, она заставила меня стонать так, что потолок качался, и рассказывать всевозможные враки про то, что я ей сделаю, как только окончательно поставлю свою жопу на ноги и перестану богодулить.

затем она кончила и взялась за мою головку, обхватила ртом мой хуй примерно на треть, чуть-чуть сдавила и соснула, по-волчьи так прошлась зубами, и я кончил СНОВА – уже в четвертый раз за эту ночь. меня вывернуло полностью. некоторые тетки знают больше, чем вся медицина.

когда я проснулся, все они уже встали и оделись: выглядели они хорошо – - Линда, Джини и Ева. они пихали меня пол одеялом и хохотали:

– эй, Хэнк, мы живого пошли искать! и нам похмелиться нужно! мы булем у Томми-Хай!

– ладно, ладно, до свиданья!

они ушли, виляя жопами в дверях.

все Человечество обречено.

я уже совсем было заснул, как зазвонил внутренний телефон.

– ну?

– мистер Буковски?

– ну?

– я видела этих женшин! они вышли из вашей комнаты!

– откуда вы знаете? у вас в доме 8 этажей, и на каждом десять-двенадцать комнат.

– я знаю всех своих постояльцев, мистер Буковски! у нас тут все уважаемые рабочие люди!

– да?

– да, мистер Буковски, я этим домом управляю уже двадцать лет, и никогда, никогда не видела такого безобразия, которое у вас творится! у нас всегда тут уважаемые люди жили, мистер Буковски!

– ага, они такие уважаемые, что каждые две недели какой-нибудь сукин сын влезает на крышу и ныряет вниз головой прямо на цементный козырек вашего подъезда, между этими вашими фальшивыми кактусами в кадушках.

– у вас есть время до полудня, чтобы выехать, мистер Буковски!

– а сейчас сколько?

– восемь часов.

– благодарю вас.

я повесил трубку. нашел алку-зельцер. хлебнул из грязного стакана. потом нашел вина на донышке. раздвинул шторы и выглянул на солнце. мир суров, в этом ничего нового, но трущобные ночлежки я ненавижу. мне нравятся маленькие комнатки, местечки, от которых можно как-то отбиваться. женщина. выпивка. но никакой ежедневной работы. именно это у меня никак не срасталось. я недостаточно умный.

я уже подумывал прыгнуть из окна, но никак не мог себя заставить. вместо этого оделся и спустился в Томми-Хай. девчонки ржали за дальним концом стойки с двумя какими-то парнями. бармен Марти меня знал. я отмахнулся от него. денег нет. сел просто так.

передо мной возникли скотч с водой, записка:

”увидимся в Тараканьем Отеле, комната 12, в полночь, я сниму нам комнату.

люблю. Линда.”

я выпил, что налили, потом убрался с дороги, зашел в полночь в Тараканий Отель, и портье сказал:

– ничего не выгорит. никакая комната 12 ни на какого Буковски не записана.

я вернулся в час. весь день я просидел в парке, всю ночь, просто сидел. то же самое:

– никакая комната 12 для вас не зарезервирована, сэр.

– а какая-нибудь вообще комната для меня зарезервирована либо на это имя, либо на имя Линды Брайан?

он проверил свои журналы.

– ничего, сэр.

– вы не возражаете, если я загляну в комнату 12?

– там никого нет, сэр. я ж вам сказал, сэр.

– я влюблен, чувак. прости. но пожалуйста, дай мне туда заглянуть!

он одарил меня одним из тех взглядов, что обычно приберегают для идиотов 4-го класса, и швырнул ключ.

– чтоб через 5 минут – обратно, иначе у тебя будут неприятности.

я открыл дверь, зажег лампочки – “Линда!” – тараканы, завидев свет, удрали под обои. их тут были тысячи. когда я выключил свет, было слышно, как они выползают обратно. сами обои казались одной огромной тараканьей чешуей.

на лифте я спустился назад, к портье.