Звук моего голоса

Она не улыбнулась и протянула руку, чтобы выключить свет.

— Спокойной ночи, — сказал ты, постаравшись сделать это раньше нее. Она не ответила.

Вдвоем вы лежали в нескольких дюймах друг от друга, в молчании. То, что она не пожелала тебе спокойной ночи, каким-то образом подействовало на тебя успокаивающе. Сна не осталось ни в одном глазу. Требовалось усилие, чтобы сопротивляться искушению вновь взять ее за руку. А тебе хотелось. Ты знал, что это разозлит ее, — и все равно тебе хотелось. Ты предвидел ее реакцию: она отбросит руку в сторону, закричит на тебя, и от этого твоего проявления привязанности станет только хуже. Ты точно знал, что произойдет.

И прежде чем тебе удалось остановить себя, ты произнес ее имя вслух: — Мэри.

Без единого слова твоя жена поднялась. Ты увидел, как она надевает халат и сгибается за шлепанцами. Все в темноте. Ее силуэт двинулся по комнате, рассерженно. Молча, не говоря ни слова. Тебе нечего было сказать, по крайней мере сейчас. Ты услышал, как дверь за ней закрылась.

Она ушла спать в свободную комнату. Даже сейчас тебе хотелось последовать за ней, извиниться, вымолить прощение, дать обещание. На секунду ты представил, как лежишь в ее объятиях, примиренный, вы оба нежно обнимаете друг друга… и вдруг — почти мгновенно — ты вновь вернулся к моменту мольбы о прощении.

Лежа в постели, ты начал вспоминать все, что произошло, повторяя каждую фразу. Повторяя ее ярость. Повторяя жесты компромисса, которые, ты уверен, привели бы ее в еще большую ярость.

Глава 8

Звенел будильник. Мэри не было. Тебе плохо. Яркий солнечный свет лился в комнату. Мэри — в свободной комнате. Тебя сейчас стошнит. Внизу, у лестницы, с палкой в руке. Она ушла спать в свободную комнату. Если сейчас же встать, может быть, не стошнит. Голова раскалывается, а желудок…

Голова действительно болела. Лечебная похмельная порция. Лучший друг человека. Как собака. «Наказания» тоже были в передней. Посреди ночи. И ее ярость. Ее ярость. Как похмелье. Спасение от него — в будке за шкафом. Лучший друг. Но ты пока не будешь свистеть ему, еще нет. Хотя скоро. Держаться вертикально довольно трудно. Держи голову ниже — и выживешь.

Почти дошел. Хорошая собачка. Красивая собачка. Тебе не нужно садиться и служить. И хвостом тоже не нужно вилять. Я сам этим займусь вместо тебя. Твое здоровье, собачка! Лучший друг человека. А теперь за мое здоровье.

Для надежности погладим песика еще разок. Затем — бисквитный костюм и вниз по лестнице.

Пустая кухня. Этим утром ты решил отказаться от «Шреддиз» и Моцарта. Нет времени. Работа. Работа. Бисквиты.

Быстрая записка семье: хорошего дня, люблю, целую — надо показать им, что все в порядке. Впрочем, так и есть на самом деле. Еще один поцелуй на всякий случай, как решающий довод; ты чуть не рассмеялся вслух, еле удалось сдержаться. И — вон из дверей.

Ранняя прогулка, чудное утро. На твое счастье, ты захватил пса с собой. Глоток свежего воздуха. Поглаживая собаку, когда никто не видит. Станция. Шесть остановок. Еще разок погладим — перед станцией номер шесть. Гладить было уже почти нечего — придется сделать небольшой крюк, заглянуть в местный магазин для любимых питомцев.

Потом главный вход в «Мажестик», подъезд, стеклянные двери, лифт, прозрачные стены от пола до потолка, офис и рабочий завтрак для тебя и твоего четвероногого друга. Еще один день, еще одна гонка по грязи.

Кэтрин, письма, доклад, частые выходы в персональную гардеробную — погладить собачку. Но — в одиночестве. Собакам вход воспрещен.

Обед, и вновь назад, в послеобеденную грязевую ловушку.

Голос Кэтрин по интеркому:

— Прибыли мистер Лоустофт и мистер Боуэн, сэр.

— Очень хорошо, Кэтрин, — ответил ты. — Проводите их.

Дружеский визит? Остаться сидеть за столом или подняться по поводу такого события? Ты колебался. Но еще до того, как ты пришел к окончательному решению, визитеры уже вошли, поприветствовали тебя и сели.

— Дэн, Ларри. — Ты улыбнулся, кивнув каждому по очереди.

Ты встал, потом снова сел. Секундная пауза. Вошла Кэтрин и заняла свое обычное место, с блокнотом на коленях. Официальная встреча. Антидружеский визит. Лоустофт смотрел на тебя. Боуэн бросал взгляды вокруг. Кэтрин ждала, пока начнется встреча. Ты тоже ждал, пока начнется встреча, ждал, пока они объяснят, зачем пришли. Еще что-нибудь с упаковкой?

Ты уже собирался пригласить их начать, когда Лоустофт прочистил горло и — ничего не сказал. Кэтрин подняла глаза. Интересно, подумал ты, чуть не засмеявшись в голос, она застенографировала кашель?

— Вы говорили, что хотели прояснить несколько моментов, — неожиданно объявил Боуэн.

Правда хотел? Прежде чем ты успел ответить, он продолжил:

— Не то чтобы после вчерашнего можно было что-то добавить. Только если вы хотите еще раз пройтись по второму разу. Не записывайте это, пожалуйста, — добавил он, поворачиваясь к Кэтрин. Он не улыбался.

Разве ты назначил встречу? Разве Боуэн и Лоустофт были здесь, потому что ты попросил их? И Кэтрин, чтобы придать всему делу официальность? Они ожидали тебя. Ну и пусть. Взгляд на Мондриана, потом — на многоцветные графики, ровно выстроившиеся папки: янв. — март; апр. — июнь; июль — сент. Голубые папки, как голубая дверь. Ты поднял ручку и взглянул на посетителей. Потом на Кэтрин.

— Вы готовы? — спросил ты ее.

— Да, сэр, — последовал ответ.

— Отлично. — Ты кивнул ей и переложил несколько документов, оказавшихся под рукой на столе. Затем сложил бумаги в более аккуратную стопку. Еще один взгляд на Лоустофта и Боуэна. Потом на бумаги: записки о расходах.

— Итак, — обратился ты к обоим визитерам.

На улице раздался звук грузовика. Ты посмотрел в сторону окна. Чудесный летний день. Жарко. Вдруг ты почувствовал, что задыхаешься в этом кабинете. Напротив, у рампы, загружали трейлер. Ты представил себе мужчин с закатанными рукавами, толкающими тележки со штабелями больших коробок.

Восемь коробок — максимум, который можно перенести за один раз. Это ты запомнил после недели, проведенной в доставке, когда только поступил в «Мажестик». Тем не менее тоже искусство. Ты как-то попробовал, придерживая верхнюю коробку свободной рукой, сделал три шага и немедленно уронил всю стопку. Грузчики посмеялись над молодым начальником, но по-доброму, и помогли попробовать еще раз. Тебе потребовались два помощника, чтобы дойти до грузовика.

— Это из-за сильного ветра, — объяснял ты своему дополнительному экипажу, неуверенно продвигаясь зигзагами по грузовой рампе. Все смеялись, ты — громче всех. Ты был счастлив. Шофера звали Бев; отдыхая после своего упражнения, ты видел, как он отжимается в кузове своего полупустого грузовика.

— Прежде чем начать, я открою окно, если никто не возражает. Здесь очень жарко, — объявил ты.

Лоустофт и Боуэн молча переглянулись. Кэтрин тоже ничего не сказала. Ты встал, открыл задвижку и распахнул окно. Послышались голоса грузчиков; пахнуло готовящейся пищей, обдало горячим воздухом. Завелся еще один грузовик, двигатель взревел на высоких оборотах. Слишком шумно. Ты быстро закрыл окно и обернулся лицом к сидящим в кабинете.

Все трое — Лоустофт, Боуэн и Кэтрин — смотрели на тебя. Лоустофт, однако, стоял совсем рядом с тобой. Невольно ты отступил и прислонился к батарее. Когда он успел подойти? Боуэн курил сигарету.

— Ты хорошо себя чувствуешь, Моррис? — спросил Лоустофт.

— Нормально, — ответил ты. Потом повторил: — Нормально. Я просто хотел немного свежего воздуха, но там слишком много СО. — Ты рассмеялся.

— Но… — Боуэн готов был заговорить, Лоустофт взглянул на него, и он остановился. Ты, однако, сразу же это заметил. Ты был начеку. Как всегда.

— Может, тебе лучше сесть, и мы начнем? — предложил Лоустофт.

— Может, нам всем лучше сеть, и я начну? — заразительно изрек ты. Ситуация снова под контролем. Теперь ты им покажешь. Люди-бисквиты. Покажешь им? Да ты съешь их!.. Ты чуть не рассмеялся вслух.