Пленники темной воды

— К вашей? — переспросил Михайлов. — Ну, смотря к какой… Ни на «Красном Сормово», ни на заводе имени Орджоникидзе я не работал. Так, бывал наездами несколько раз. Но с вами, к сожалению, по службе не пересекался. В Николаеве бывал в командировках, на судостроительном заводе. В Комсомольске-на-Амуре тоже бывать приходилось. Правда, всего то пару раз. Но вот только одно существенное отличие между вашими и моими командировками — я там был не в качестве инженера или какого-то иного технического специалиста. Собственно говоря, к разработке и постройке подлодок я прямого отношения не имею. Хотя и образование у меня техническое, и в подобной проблематике я немного разбираюсь. Но с вами, Захар Петрович, мне в этой области даже отдалённо не сравниться. Однако был и мой вклад в общее дело, и, полагаю, немаловажный. Многие годы и я, и мои коллеги обеспечивали безопасность нашей общей работы, Захар Петрович. Нашего общего дела.

— Господи! — воскликнул Шатров. — Ну, теперь то хоть понятно всё. Вы, стало быть… Первый отдел? Или прикомандированы были?

— Не первый отдел и не техкомиссия, — ответил Михайлов. — О командировках, уж простите, подробно говорить не буду. А коротко могу сказать, что служил я в органах госбезопасности, звание у меня — подполковник, в декабре прошлого года официально уволен в запас. Вы, думаю, слышали, что за очередная реорганизация на органы в прошлом году обрушилась? Какую компанию против нас повели после октябрьских событий?

— Ну как же… В газетах статьи были, — голос Шатрова заметно потеплел. — В «Известиях» писали… Помню, помню.

— И не только, — сказал Михайлов. — Во многих газетах. Компания, хорошо организованная компания. Обвиняли чуть ли не в нелояльности президенту… Прямо вспоминать то неприятно. Ну, а там и очередная реформа с перестройкой на пару в нашей конторе приспели. Сокращения, переименования… Теперь вот ФСК называется. С декабря девяносто третьего года. Привыкли уже к аббревиатуре, Захар Петрович?

— Честно говоря, не очень. Вашу то организацию с 1991 года столько раз по новому называли, я уж прямо путаться начал.

— Не удивительно. Сами иногда путались. И Агентство федеральной безопасности, и Министерство безопасности… Что ещё придумают? Одних бланков, небось, тонны изведут, пока какое-нибудь название приживётся. Управления сокращают, отделы ликвидируют… По должностям, личному составу — ликвидация почти наполовину. Катастрофа, иначе не скажешь. Как будто мор прошёл… Или репрессии. Система и так еле работала, только-только восстанавливать начали — и опять сокращения пошли… Сплошные заседания комиссий, переаттестации, увольнения. В результате — полная дезорганизация. В общем, Захар Петрович, где-то с осени-зимы прошлого года и передо мной, и перед моими друзьями и коллегами во всей остроте своей встал вопрос не только о нашем личном выживании (эту то проблему мы как-нибудь решили бы), но, скорее, вопрос о сохранении самой нашей организации, нашей системы, нашего дела, которому мы посвятили всю свою жизнь. Важно было после всех этих разрушительных по сути своей реорганизаций не потерять людей, замечательных наших сотрудников. Не потерять связи, не дать окончательно разрушить саму нашу систему безопасности. Не допустить приватизаторской вакханалии на оборонных предприятиях. Не допустить утечки информации по нашей тематике, распродажу документации, экспериментальных образцов, чертежей. Сохранить наше общее дело. Пусть даже в таких, тяжелейших условиях. И при таком, совершенно наплевательском или даже откровенно враждебном отношении ко всей нашей работе со стороны нынешних… реформаторов. И знаете, Захар Петрович, мы этого добились. Мы сохранили наше дело. Воссоздали реально работающий механизм, который продолжает обеспечивать безопасность нашей оборонки…

— Интересно, интересно… — чуть слышно сказал Захар Петрович.

Он, оттянув вниз, чуть ослабил узел тёмно-серого галстука и откинулся на спинку стула. Теперь он стал понемногу понимать, куда клонит Михайлов и о какой консультации может идти речь (по крайней мере, в какой именно области и направлении). Контуры разговоры очерчивались всё яснее и яснее, и беспокойство Захар Петровича («и стоило ли вообще связываться?») стало постепенно отступать.

— … Сохранили сотрудников, устроили их. В основном, в коммерческих структурах. А куда теперь без них? Связи, информация — всё идёт через нас. Так же, как и двигалось ранее…

«Его проверить — не вопрос» подумал Шатров. «Пусть скажет, что ему нужно. А потом проверим. Позвоним и проверим».

— … И вот теперь, Захар Петрович, — продолжал Михайлов, — появилась у нас проблема, с которой мы едва ли сможем справиться без вашей помощи. Проблема, связанная с возможным выходом из-под нашего контроля, выходом за пределы контролируемой нашими, российскими спецслужбами территории совершенно секретного оборудования.

— Дмитрий Алексеевич, — мягко остановил его речь Шатров. — Вы уж простите, что прерываю вас на таком интересном месте, в самой, так сказать, интригующей части нашей беседы. Но, прежде, чем вам, да и мне тоже, двигаться дальше, хотелось бы всё-таки кое-что уточнить. Вы уж просите мне старомодность мою и некоторую недогадливость. Нет, в общем и целом я представляю как и почему вы оказались в этой организации. Вполне допускаю, что и другие сотрудники вашего отдела так же пришли из органов. Готов согласиться, что и вы, и ваши коллеги люди вполне надёжные и достойные. И уж совершенно я не подвергаю сомнению вашу преданность интересам страны и отсутствие каких-либо личных, корыстных мотивов… Хотя, признаюсь, жизнь всё-таки заставляет иногда быть и недоверчивым, и циничным. Хотя бы из чувства самосохранения.

В продолжение его речи Михайлов сидел совершенно неподвижно, с застывшим, подчёркнуто-безразличным выражением лица. И только заслышав последние слова Шатрова, начал чуть слышно барабанить кончиками пальцев по столу. Словно с едва скрываемой досадой. Или нетерпением.

— Но вот что мне непонятно, — продолжал Шатров. — Дело общее, допустим, вы как могли сохранили. Возможно, сохранили связи. Сотрудников. Может быть, документацию. Контакты. И многое другое, о чём я и не подозреваю. Но вот что странно — вы рассуждаете сейчас так, словно в запас и не уходили. И как будто сидим мы с вами сейчас не в офисе коммерческой организации, а где-нибудь на Лубянке. Это я, конечно, фигурально выражаюсь…

— Да куда уж фигуральней, — Михайлов рассмеялся и хлопнул ладонью по краю стола. — Говорите уж прямо, Захар Петрович, дескать, откуда у вас полномочия такие. Так ведь? Откуда у вас, запасников-коммерсантов, нахальство взялось влезать в компетенцию государственных органов? В контрразведку поиграть решили? Вы ведь это хотите спросить, Захар Петрович?

— Да, пожалуй. Именно, хотел бы уточнить границы вашей компетенции.

— Границы… Давайте-ка по другому вопрос сформулируем. А что вообще осталось от государственных органов? Да практически ничего. Остатки былой роскоши. И чем они заняты? Исключительно вопросами самовыживания. Грех от них сейчас требовать каких-то серьёзных, решительных действий. Лишь бы сами целы остались. И, кроме того, бывают ведь такие деликатные, я бы сказал, поручения, такие операции, в которых наши многострадальные органы лучше не засвечивать. Зачем давать повод людям, враждебно настроенным по отношению к нашей стране, лишний раз обвинять наши спецслужбы в агрессивных действиях, да ещё и за пределами России? Ведь при желании, а у некоторых заклятых наших «друзей» такое желание явно присутствует, можно и самую законную и необходимую защиту интересов России можно трактовать как проявлении агрессии со стороны спецслужб…

— За пределами России? — удивлённо переспросил Шатров.

— Именно, Захар Петрович. Именно это я вам хотел бы более подробно объяснить. Именно это обстоятельство является наиболее важным в нашем с вами разговоре. Готовы продолжать?

— Что ж… Значит, это вот…

Шатров поднял палец и показал куда-то на потолок.

— … Используете в качестве прикрытия? И надёжное?