Низший пилотаж

оносящегося мимо него наркомана. Шантор Червиц с детства боялся высоты. Генриетта Широкеззз напротив, высоты не боялась, но у нее был страх открытого пространства.

– Нет, мы домой. – Сказал Шантор Червиц и исчез вместе с Генриеттой Широкеззз.

– Ну и хуй с вами! – Расхохотался им вдогонку Клочкед. – Полетели!

Они перенеслись на Луну, побродили там, среди ошалевших от их внезапного появления каких-то инопланетян различных форм и раскрасок. На Марсе они поплавали в подмарсовых морях, распихивая локтями бугристых шарообразных хищников и рыборастения. В Юпитер они нырнули через Красное пятно, но там, в воздухе плавала какая-то муть и ничего не было видно.

Клочкед хотел посетить вообще все планеты, которые знал, но вдруг что-то повлекло его и он, вместе с Валей Антикваррр, очнулся.

– Это в натуре было, или глюк? – Осоловело оглядывалась наркоманка.

– Не знаю. – Поднял брови Клочкед. – Ты чего видела?

– А-а-а, бля! – Раздался голос Шантора Червица, – Очухались, путешественнички ебаные!

– Хуй ли ты материшься?! – Возмутился Клочкед, не меняя положения.

– Кто тебя, мудака, просил меня в воздух вытягивать?! Я. бля, высоты боюсь. Я. понимаешь, ебусь себе, никого не трогаю, а тут ты!

– Так это что, не глюк? – Глаза Вали Антикваррр расширились до крайних пределов возможного их выпучивания.

– Глюк, не глюк, какая на хуй разница, если все одинаково видят?! – Выплевывая каждый звук, пролаял Шантор Червиц, – А ты-то, бля, тоже мне, шировой! Вышел из тела, других не тягай! Может им это не в кайф. Обломщик!

И Шантор Червиц вышел, хлопнув дверью.

КОНТРОЛЬ.

Насквозь прширяные руки тянутся к баклажке с винтом. Я вижу, как они придвигают ее, берут ширу, сажают на нее пырялку, мотают петуха. Сдерживая тремор, они выбирают дозняк, и я знаю, что будет дальше.

Ведь это мои руки.

Сейчас одна из них перетянет другую, и будет долго ковыряться в ней струной, пытаясь воткнуть ее в вечно ускользающий бегунок. Канатов и простых веревок уже давно не осталось, а оставшиеся затромбились и не дают контроля.

Контроль, его поиски – это сущее наказание для винтового. Винт нельзя ширять под шкуру или в мышцу, как это делают безвеняковые опиушники. Винт надо мазать только в вену. Иначе – фуфляк, который не рассасывается неделями. Иначе – жуткая боль, от которой сводит все оставшиеся вены. Иначе – таска без прихода, который так нужен винтовому, ради которого некоторые и ширяются, не въезжая в кайфовость длительной прухи.

И вот, моя хэнда перетянута пояском от халата и начинаются долгие поиски места для вмазки. Я наизусть знаю свои веняки, но, на всякий пожарный, прощупываю сначала безмазовые. Вдруг один из них, благодаря обильному смазыванию противотромбовой мазюкой, растромбится и начнет давать контроль.

Но резких изменений не произошло. Тромбы как висели на своих местах, так и висят. Они – напоминание о пропоротых веняках, прогонах под шкуру, недощелоченом винте.

Эх, веняки мои, веняки!… Иных уж нет. Ушли, проширяные, обожженные,