Большая охота на акул

Это выводит негров из себя. С простым расизмом справиться нетрудно, но смесь виноватых предрассудков, экономических соображений и угрозы социальному статусу побороть много сложнее.

– Если бы все белые, с кем я разговаривал, не боялись выражать свои убеждения, – сказал мне один негритянский лидер, – никакой проблемы не возникло бы.

* * *

Сходное раздражение вызывают у негров и луисвилльские банковские учреждения. Фрэнк Стэнли-младший утверждает, что среди банкиров существует джентльменское соглашение – помешать неграм получать займы на покупку жилья в белых районах. Обвинение как будто небезосновательное, хотя опять же приводятся и не столь зловещие объяснения. В качестве причин отказа городские банки ссылаются не на расовые предрассудки, а на экономическую ситуацию. Весомым фактором представляется реакция вкладчиков, еще одним – предположение, что такие кредиты связаны с большими рисками, особенно если банк держит закладные на другие дома в том же районе. И опять же страх перед падением стоимости недвижимости.

Остается также вопрос, будет ли у негров больше сложностей с получением кредита на покупку дома в белом привилегированном районе, чем у представителя другого меньшинства. Скажем, у водопроводчика Лучиано, гордого обладателя шестерых детей, грязного шпица, лающего по ночам, и десятилетнего фургончика, на боку которого написано «Водопроводные работы Лучиано».

Мэр Кауджер, сам банкир, работающий с закладными, утверждает, что у негра проблем возникнет не больше, чем у гипотетического мистера Лучиано. Другой высокопоставленный представитель муниципальных властей с ним не согласен:

– Мэру хотелось бы так думать, но это не правда. Никто в Роллинг-Филдс, например, не обрадуется соседу-итальянцу, но с ним хотя бы смирятся, чего не скажешь о негре. Это было бы немыслимо, ведь он слишком бросается в глаза. И неважно, врач этот негр, адвокат или кто-нибудь еще. Белые в данном районе испугаются за стоимость своего имущества и постараются продать его, пока она не упала.

Еще одно расхожее убеждение: дескать, негры «не хотят переселяться в район, где живут одни белые». Ист-Энд, например, остается решительно белым, если не считать отдельных лачуг и трущоб в проулках. Живущий в Ист-Энде мэр заявил:

– Негры тут жить не хотят. Им тут было бы некомфортно. В Вест-Энде есть отличные улицы, прекрасные дома. Никто не старается купить дом там, где не будет счастлив. Так все поступают.

Но кое-кто думает как раз наоборот, и, похоже, почти всем без исключения отказывают. Один негр-менеджер с достаточно высоким доходом позвонил белому риелтору и договорился о просмотре выставленного на продажу дома в Ист-Энде. По телефону все шло гладко, но когда негр приехал в офис риелтора, тот возмутился:

– Чего вы добиваетесь? Вы же знаете, что я не могу продать вам этот дом. Что на вас вообще нашло?

Тем не менее ни один риелтор не признается в расовых предрассудках, по крайней мере в присутствии незнакомого человека. По их словам, они ведь не собственные дома продают, а дома своих клиентов. Сходным образом в кредитных организациях объясняют, что предоставляют не собственные деньги. У наводящего справки вскоре складывается впечатление, что все клиенты, инвесторы и вкладчики – закоренелые расисты и вообще люди опасные. Нет, это не так, хотя нетрудно понять, как негр, обошедший десяток «весьма сочувствующих» риелторов, может думать иначе.

Проблема жилья – в самом верху списка расовых проблем Луисвилля. По словам Фрэнка Стэнли-младшего, «жилье – основа основ: как только белые и негры у нас заживут бок о бок, все остальное станет намного проще». Агент по продаже недвижимости Джесси П. Уордерс называет проблемой номер один безработицу, потому что «без денег невозможно получить и остальное».

Луисвилльская комиссия по делам меньшинств, одна из первых такого рода в стране, соглашается, что, хотя город сделал огромные шаги в области образования и десегрегации общественных заведений, проблемы жилья и получения работы остаются по большей части нерешенными, потому что «эти сферы гораздо тоньше и сопряжены с давно устоявшимися традициями, основанными на унаследованных предрассудках». Впрочем, из двух наибольшей проблемой в комиссии считают жилье. Дж. Мэнсир Тайдинг, исполнительный председатель, оптимистично настроен в том, что касается готовности работодателей нанимать негров:

– Уже сейчас, гораздо раньше, чем мы ожидали, перед нами встала проблема, как подготовить безработных негров для рабочих мест, которые им доступны.

* * *

Но остается и еще одно больше препятствие, менее очевидное, чем такие факторы, как жилье или рабочие места, хотя, возможно, более серьезное в плане решения проблемы десегрегации в целом. Речь идет о всеобъемлющем недоверии белой структуры власти к мотивам лидеров негритянских общин. В стране охоты на голубей, в предместьях за Ист-Эндом Стэнли считают «политиком-оппортунистом» и «черным смутьяном». Епископа Юбэнка Такера, пастора, призывавшего своих прихожан к оружию, называют экстремистом и черным мусульманином. Подозрение, что некоторые негритянские лидеры агитируют ради самой агитации, зачастую закрывает дорогу к взаимопониманию между белыми и негритянскими лидерами.

Даже среди негров на Стэнли иногда смотрят с беспокойством, а епископа Такера называют расистом. Прошлый президент луисвилльской Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения, услышав заявление о том, что местные негры «возмущены общенациональной шумихой вокруг прогресса Луисвилля в области межрасовых отношений», со смехом отмахнулся от Стэнли как от «очень милого, очень умного молодого парня, но которому еще многому предстоит научиться» (Стэнли двадцать шесть лет).

– Он хочет, чтобы все было по всем правилам, – сказал бывший президент НАСПЦН. – Но трудные проблемы никогда по всем правилам не решаются, такова жизнь. – Он нервно улыбнулся. – Сорок лет назад я считал, что смогу стать черным Моисеем, я думал, что освобожу мой народ. Но я не мог сделать этого тогда, и невозможно это сделать сейчас. Такое в одночасье не делается, потребуются годы, годы и годы.

С этим никто не спорит, и даже при всех своих проблемах Луисвилль прошел по пути решения «негритянской проблемы» гораздо дальше многих других городов. Даже Стэнли, который как будто возвел в культ воинственную бескомпромиссность, временами признается, что он угроза для большего числа демонстраций, чем сам когда-либо намеревался организовать.

– Здешняя белая структура власти старается сохранять статус-кво. Они твердят мне, мол, не раскачивай лодку, но я все равно раскачиваю – лишь так можно их расшевелить. Нельзя ни на минуту ослаблять давления, иначе сами рассеем свои силы. Луисвилль – не Бирмингем, – добавляет он. – На мой взгляд, у нас есть вера в то, что происходящее у нас дурно с моральной точки зрения. Не будь у нас такой веры, вот тогда у нас возникли бы истинные проблемы.

Reporter, № 29, 19 декабря, 1963

СТРАХ И ОТВРАЩЕНИЕ НА СУПЕРКУБКЕ

Беспощадные заметки несостоявшегося фаната… Один на один с «Окленд Рейдере»… Нокаут в Хьюстоне… Профессиональный футбол пошел на поправку?.. Невнятные и гневные разглагольствования о Техасе, Иисусе и политической реальности НФЛ… Станет ли Рон Зиглер новым специальным уполномоченным?

I

«… И кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное…»

Откровение Иоанна Богослова, 20:15

На эту тему я прочел проповедь с балкона двадцатого этажа отеля «Хаятт-Ридженси» в Хьюстоне утром 8-го суперкубка. Помнится, потребность глаголить накатила на меня перед рассветом. Днем раньше на плиточном полу мужской уборной в бельэтаже отеля я нашел религиозный комикс под названием «Кошмар демона» и слова для моей проповеди взял как раз из этого низкопробного трактата.

Хьюстонский «Хаятт-Ридженси» (как и прочие, спроектированные архитектором Джоном Портменом в Атланте и Сан-Франциско) – нагромождение из тысячи номеров, возведенных вокруг гигантского вестибюля высотой по крайней мере в тридцать этажей и с вращающимся баром-веретеном на крыше. Внутри отель представляет собой акустический колодец. Выйдя из своего номера, можно с внутреннего балкона (в моем случае на двадцатом этаже) полюбоваться на затененный пальмами в кадках лабиринт из дерева и искусственной кожи в фойе на первом этаже.