Звездочка и Коробок

Мы выходим на лестницу, где оранжевый ковер. То есть он бывает оранжевый, когда горит свет. Но сейчас свет не горит, потому что на улице день. Я стою, держась за перила. Звездочка достает ключ, который висит на шнурке у нее на шее. Она снимает ключ с шеи и запирает дверь. Мы идем гулять.

— Звездочка, — говорю. — Что-то мне ногам холодно, и я чувствую ногами ковер.

Звездочка смотрит на мои ноги и смеется.

— Ну, ты даешь, Ствол.

— Звездочка...

— Ты же вышел босой, без ботинок. — Звездочка говорит: — Пока мы надевали мои, ты забыл про свои. Нельзя выходить без ботинок. Твоя мама тебе никогда бы не разрешила вот так выходить, босиком. И я тоже не разрешу.

— И что нам делать?

— Ты даже носки не надел.

Я качаю головой.

— Похоже, все эти таблетки, которые мы съели, сильно бьют по мозгам, и мы от этого резко тупеем, ну и тупим.

— Не говори глупостей, Ствол. — Звездочка говорит: — Если бы мы затупели и затупили, нам было бы уже все равно, в ботинках идти или без. Мы бы просто вышли на улицу босиком, и нас бы ничто уже не волновало. Даже если бы нам на ноги наступали зеленые слоники.

Это она так шутит. Я смеюсь, потому что смешно.

Мы со Звездочкой стоим на лестнице и смеемся.

Звездочка говорит:

— Давай вернемся в квартиру, и ты наденешь ботинки.

— Мы уже были в квартире и только что вышли.

— Но мы не надели тебе ботинки.

— И что теперь делать?

Звездочка говорит:

— Если не хочешь входить, подожди меня здесь. Я тебе их принесу. Ну, ботинки. И носки тоже. — Звездочка говорит: — Сейчас все будет. — Звездочка открывает дверь и заходит в квартиру. Я слышу, как она возится там, внутри. Ищет мои ботинки. С носками. Она выходит на лестницу, но без ботинок и без носков. То есть сама-то она в ботинках. Но моих ботинок она не выносит. Ни носков, ни ботинок. — Слушай, Ствол. Не могу их найти. Если мы их не найдем, мы не сможем выйти на улицу.

— Но, Звездочка, — говорю. — Нам с тобой надо выйти на улицу. Мы еще собирались зайти... зайти... к кому мы хотели зайти?

Звездочка думает. У нее снова такое лицо, ну, как будто она села писать.

— Ага, точно. Я вспомнила. Мы к Прим собирались.

Ага, к Прим. Ну, тогда надо идти. Если мы к ней собирались, то надо идти. Пойдем, Звездочка, — говорю. — Сейчас я надену ботинки, и мы пойдем.

— Ага, сейчас я их принесу. — Звездочка говорит: — Ты жди здесь. Я тебе их принесу. И носки тоже.

— Звездочка, — говорю. — Ведь это же моя квартира?

— Я принесу тебе ботинки. — Звездочка открывает оранжевую дверь ключом, который висит на шнурке у нее на шее. Когда она возвращается, у нее в руках нет ничего. Ни носков, ни ботинок.

— И где мои ботинки?

— Не знаю.

— Ты что с ними сделала?

— Ничего я не делала. Просто я не могу их найти.

— Ага. — Я стою, думаю. — Слушай, Звездочка. Мы их, кажется, сняли. На улице. Ночью. Когда шли сюда. Чтобы я почувствовал, как это бывает, когда идешь без ботинок.

— Да, Ствол. Точно. Все так и было. — Звездочка говорит: — А чего же ты их не взял?

— Я думал, что ты их взяла. Из-за этих таблеток мы все забываем. Скоро совсем отупеем. Да, именно так мы и сделаем.

— Что мы сделаем?

— Отупеем.

— Да ничего страшного. — Звездочка говорит: — Сейчас выйдем на улицу и заберем твои ботинки. Ну, где ты их оставил.

— Мне нельзя выходить, — говорю. — Я без ботинок.

— Ничего страшного. — Звездочка говорит: — Я выйду сама и принесу их тебе. Сюда. Ты наденешь ботинки. И мы пойдем к Прим. Хорошо?

— Хорошо, — говорю. — Ты выйдешь на улицу, за моими ботинками. Но я тоже пойду с тобой. Одну я тебя никуда не пущу. Мало ли что может случиться. Вдруг на тебя нападут слоны.

Где же, где же мои ботинки. Ну, которые потерялись. И носки тоже. Которые синие.

Стоят где-то на улице.

Мы идем вдоль по улице, ищем мои ботинки. Мы идем, держась за руки, потому что мы любим друг друга. Потому что у нас любовь. И мы ищем ботинки, на улице...

Звездочка говорит:

— Вон они. — Она их увидела, мои ботинки. — Это они.

— Ага, — говорю. — Звездочка, это совсем нетрудно. Искать ботинки, когда... когда... — Когда на улице день, а не темная синяя ночь, когда темнота укрывает все, и вообще ничего не видно. — Ну, когда не темно.

Звездочка говорит:

— Они всю ночь тут простояли. Все время.

Мы переходим дорогу. Я чувствую гравий ногами, потому что иду босиком. Без ботинок и без носков. У меня на ногах синие ногти. Лак еще не сошел. Если что-то становится синим, оно потом остается синим еще долго-долго. Точно так же, когда тебе грустно: если становится грустно, то это надолго. Но сейчас мне не грустно. Это я просто так говорю, для сравнения. Мы переходим дорогу и идем к тому месту, где стоят мои ботинки. Которые заметила Звездочка. Но когда мы подходим поближе, становится вполне очень видно... нет, не так... как же там... а вот: очевидно... становится вполне очевидно, что это совсем не они. Не ботинки.

Звездочка говорит:

— Это не ботинки. Это какашки.

— Ага. — Я прикрываю рот рукой, ну, как будто я вдруг застеснялся. Хотя я вовсе и не застеснялся. — Ага, — говорю. — Звездочка, это не мои ботинки.

Мы с ней стоим и смотрим на эту штуку, которая совсем не ботинки и даже близко на них не похожа.

— Это не мои ботинки. Эта какая-то гадость.

Звездочка говорит:

— Это какашки. Собачка накакала.

Вы, может быть, думаете, что мы со Звездочкой — малость с приветом, ну, что мы ходим, все время держась за руки. И улыбаемся. Но мы с ней любим друг друга. У нас любовь. И потом, это вас не касается. Это касается только нас, то есть Звездочки и меня. Мы с ней идем вдоль по улице, держась за руки, и я иду без носков и ботинок, и небо над нами такое чистое, и голубое, и очень высокое, потому что сейчас весна. И там, на небе, летают птицы. А куда мы идем?

— Звездочка, — говорю. — А куда мы идем?

— Мы идем к Прим. — Звездочка говорит: — Она очень смешная, Прим. Да? Все время смеется.

Я пытаюсь припомнить, какая она, эта Прим.

— Да, да, да, — говорю. — Она очень смешная и все время смеется. Да, я вспомнил. Сейчас мы к ней придем и тоже будем смеяться. Да, Звездочка?

— Да, Ствол. Как я уже говорила.

Мы со Звездочкой идем по улице.

К Прим. Которая очень смешная.

А какая еще?

У меня не то чтобы очень плохая память, у меня она самая обыкновенная, как у всех, просто время сейчас такое, что все воспоминания куда-то деваются, вроде как портятся, ну, как продукты — потому что никто ничего не помнит. Вот хочешь вспомнить какого-нибудь человека, девушку, там, или парня, и ничего у тебя не выходит. Не вспоминается, хоть ты тресни. Я пытаюсь представить Прим. Она высокая, да. С каштановыми волосами, которые вьются, как виски в стакане, когда много выпьешь. Или как тучи, когда на улице ветер и плохая погода. Но Прим всегда улыбается, даже в плохую погоду. Потому что она смешная, и ей всегда весело, и ничто не способно ее расстроить.

— Прим, она очень хорошая, — говорю. — Да, Звездочка?

Мы со Звездочкой идем по улице, а на улице весна. И настроение такое — весеннее. Звездочка улыбается, она наелась таблеток, которые теперь у нее внутри, а весна, наоборот, снаружи, и я тоже наелся таблеток, и я уже не понимаю, что лучше — что внутри или то, что снаружи, — и где начинается одно и кончается другое.

Мятный Пинкертон

Звездочка поднимается на крыльцо и подходит к двери, дверь большая, просто огромная. Это такой старый дом, то есть по-настоящему старый. Звездочка звонит в дверь. Жмет на кнопку звонка, давит на нее пальцем. Слышно, как в доме звенит звонок. Мы его слышим снаружи. И внутри его слышно тоже, и Коробок его точно слышит, потому что он там, внутри. Это его дом. Он тут живет. Я его сто лет не видел. Звездочка убирает палец с кнопки звонка. Больше не жмет на звонок. И звонок поэтому не звенит. Я стою рядом со Звездочкой. На крыльце.