История одной судьбы

Анна взяла подшивку, нашла объявление «С прискорбием извещаем…». Значит, все. Отходился агроном Петухов по земле. Подорвался на мине. Нет Петухова. «С прискорбием…» Не так уж много времени прошло с того вечера, когда он говорил с Анной. Анне вспомнилась его жена. Как-то она сейчас? Небось выйдет замуж…

У нее появилось странное чувство, точно она в долгу перед Петуховым. Ушел, а она не успела что-то сказать, что-то спросить. Ведь он от нее чего-то ждал. А она не успела…

Ощущение неосознанной тревоги все чаще наполняло ее душу.

Однажды она набралась смелости, спросила Богаткина:

— Вы довольные своей работой?

— В общем да, — сказал он.

— А чего вы хотите достичь? — спросила она.

Богаткин не понял:

— То есть как чего достичь?

— Ну к чему вы стремитесь?

— Как вам сказать? Чтобы все было хорошо в районе.

— Ну, а себе, себе? — домогалась Анна. — Себе вы чего хотите?

— А у меня все есть. Семья, работа. Лично я всем удовлетворен.

— Ну и плохо, — категорично сказала Анна.

— Что плохо?

— Все. Плохо, когда человек доволен жизнью.

— Это уж глупости, — даже рассердился кроткий Богаткин. — Человек должен быть скромен. Надо ограничивать себя, иначе из тебя выйдет хапуга.

Анна вся напряглась. Она не могла выразить Богаткину свое несогласие, но и не могла с ним согласиться.

— Человек должен быть безграничен, — сказала она…

Так они и не поняли друг друга.

IX

Девушки из отдела любили собираться компанией, «устраивать вечеринки». Главной заводилой таких вечеринок была Зина, у нее обычно и собирались. Купят сыра, колбасы, консервов, печенья — вклад женской половины общества, напитки приходились на долю мужчин, — разложат по тарелкам, поставят в углу на тумбочку патефон, чтоб не сбить во время танцев, — и милости просим…

Зина была главной заводилой, но ей не приходилось тащить других за руку — кому не хочется весело провести вечер? Только Анну пришлось уговаривать.

— Да что вы, девочки, что мне там делать? Только настроение другим портить…

— Анна Андреевна! Анечка! Посидим, потанцуем. Есть одна пластиночка…

— Какой из меня танцор? Я уже старуха…

— Старуха? В двадцать пять лет! А нам по скольку?…

Девушки уговорили Анну. Она бы еще подумала, но Бахрушин тоже просил ее прийти.

— Не отказывайтесь, Анна Андреевна, проведем время…

С некоторого времени Анне казалось, что Бахрушин обратил на нее внимание. Он догнал ее как-то, когда она вышла пройтись за городом, наломал черемухи, пригласил в кино. Потом они не раз бывали в кино вместе. Бахрушин не заходил за нею домой — в Суроже легко могли возникнуть пересуды, — они встречались у входа в кинотеатр. Бахрушин был немногословен, сдержан, может, и хотел что сказать, но не говорил, больше молчал, это и нравилось в нем Анне. Невозможно же сидеть все вечера дома, все одной да одной.

— Сегодня обязательно, обязательно, Анечка, — сказала в обед Зина.

Рая по секрету шепнула, что сегодня у Зинки именины.

Возвращаясь с работы, Анна зашла в универмаг, купила крепдешиновую голубую косынку с синей каймой и непонятными розовыми цветами, а заодно носки Женечке — детские носочки не часто бывали в сурожских магазинах.

Под вечер августовское солнце заливало палисадник апельсиновым светом, багряные георгины казались черными, патефон за окном пел песню о пилотах, которые обращают внимание на девушек только тогда, когда им, скажем прямо, нечего делать…

Компания была в сборе. Анна отдала косынку. Сели за стол.

Бахрушин рядом с Анной. Преднамеренно никто не рассаживался, но Бахрушин в последнее время всегда оказывался рядом с Анной. Впрочем, это было естественно. Анна по должности, а Бахрушин по возрасту были старше всех, им полагалось быть вместе.

— За именинницу.

— Тебя разве крестили?

— Ни в жисть!

— Так какие ж это именины?

— Двадцать два!

— Так это день рождения!

Преподаватель физкультуры из школы пытался пригласить Анну танцевать, но Бахрушин не пустил ее.

— Анна Андреевна со мной пойдет танцевать…

Не пустил Анну и сам не пошел. Анна все же не удержалась, пошла-таки с механиком из МТС, с Колей Губановым. Вел он ее несмело, точно боялся наступить на ноги, и все-таки двигаться под музыку было приятно. Не думать, просто двигаться…

Она вернулась на свое место. Бахрушин сидел насупленный. Налил ей и себе по рюмке водки.

— Давайте, Анна Андреевна?

— Я не пью.

— А из уважения ко мне?

Анна выпила, чтоб не обижался Бахрушин, и опять пошла танцевать с Губановым.

Бахрушин совсем помрачнел. Ей не захотелось к нему возвращаться.

— Я пойду, — внезапно сказала она.

Ей вправду захотелось уйти. Единственный здесь серьезный человек на нее сердится, а сидеть с ним и молчать тоже как-то не того…

— Погодите, рано еще, — заверещали наперебой Зина и Рая.

Анна решительно пошла к двери.

— Хозяйка уже спит, дочка одна, поздно.

— Рано! — крикнула Зина.

— Нет, нет, поздно, — возразила Анна уже на пороге. — Где уж мне гулять…

От водки кружилась голова, во всем теле чувствовалась слабость, хотелось спать — не столько даже спать, сколько лечь, и еще больше хотелось выйти на улицу, вдохнуть воздуха, которого так недоставало в тесной прокуренной комнате.

Она шагнула за порог и плотно притворила за собой дверь.

Улица спала. Редкие окна светились, да и те были задернуты занавесками, тусклый свет слабо пробивался наружу. Дома казались выше, чернее, а звезды в небе гораздо ближе, и даже собачье тявканье вдалеке придавало ночи не меньшую поэтичность, чем щелканье соловья.

Не успела Анна постоять с минуту одна, как дверь снова распахнулась. Она даже не поглядела, знала, что это Бахрушин.

— Анна Андреевна, — позвал он.

Он не сразу нашел ее в темноте.

— А вы куда? — спросила Анна.

— Надоело, — объяснил он. — Вот вас провожу.

Анна почему-то была уверена, что Бахрушин выйдет вместе с ней, может быть, поэтому она и заторопилась, она даже была удивлена, когда очутилась на улице одна, настолько сильна была в ней уверенность, что она нравится Бахрушину. Он ничего ей не говорил, но и на работе и сейчас вот, на вечеринке, смотрел на нее больше, чем надо. Собственно говоря, на вечеринке он только на нее и смотрел.

Он был общительным человеком, мог и пошутить, и посмеяться. Выпив, легко становился душой общества. А теперь эта душа раскрывалась только для нее… Он точно присох к ней.

— Пойдемте, — просто сказала Анна. — Ночь-то уж больно…

Она не договорила — больно темна, или хороша, или еще что, — она и сама не знала, какая эта ночь.

Они двинулись было по дощатому тротуару и тут же сошли на тянувшуюся обок тропу, плотно утрамбованную пешеходами. Никто их не обгонял, не попадался навстречу.

— Утомились, Анна Андреевна? — заботливо осведомился вдруг Бахрушин, но она не ответила, и они опять пошли молча.

— Я очень плохо знаю астрономию, — вдруг сказала Анна. — Знаю, конечно, какие-то звезды. Вега, Альдебаран, Большая Медведица. Но что к чему — совершенно не знаю.

На этот раз не ответил Бахрушин.

Они прошли еще какое-то время молча.

— Да, мы много чего не знаем, — согласился Бахрушин и неожиданно спросил: — Почему бы вам не сменить квартиру, ведь у вас небось тесно?

Он был прав, комната у Анны плохая, тесная, все время она на виду у соседей, но ей как-то в голову не приходило, что квартиру можно сменить.

— Да я уж привыкла, — виновато сказала Анна.

Бахрушин вдруг взял ее за руку и тотчас отпустил, и это понравилось Анне.

«Не разбалованный, не умеет ухаживать», — подумала она.

— Пойдем к реке, — предложила она. — Настроение какое-то такое…

— Поздно, — неуверенно возразил Бахрушин.

Толю не пришлось бы уговаривать, подумала она, он бы сам отвел ее к реке, и ей понравилось, что Бахрушин не похож на Толю, если ей кто и нужен, то уж никак не такой отчаянный и нетерпеливый, как Толя…