Торговый дом Гердлстон

— Наверное, Джек Гарруэй уже готов, — пробормотал он и, отложив номер «Скотсмена», поглядел на потолок. — Ведь уже одиннадцать часов.

Он зевнул, поднялся на ноги, взял кочергу, влез на стул и трижды постучал в потолок. Сверху донеслись три глухих ответных удара.

Димсдейл, спрыгнув на пол, неторопливо снял куртку и жилет. В ту же минуту на лестнице послышались быстрые, энергичные шаги, и в комнату вошел худощавый, но крепкий на вид молодой человек среднего роста. Кивнув в знак приветствия, он отодвинул стол к стене, в свою очередь, разделся и взял лежавшие в углу боксерские перчатки. Димсдейл уже в перчатках стоял на середине комнаты, являя собой образчик мужественной грациозности и силы.

— Начнем отрабатывать твой удар, Джек. Бей сюда! — И он постучал себя по лбу пухлой перчаткой.

Джек стал в стойку, и его левая рука глухо стукнула по указанному месту. Димсдейл мягко улыбнулся и покачал головой.

— Плохо, — сказал он.

— Я бил изо всей мочи, — с виноватым видом ответил тот.

— Все равно плохо. Попробуй снова.

Гость ударил еще раз как мог сильнее.

Димсдейл огорченно покачал головой.

— Ты никак не можешь понять, — сказал он. — Вот смотри.

Он наклонился вперед, раздался звук резкого удара, и ученик, перелетев через всю комнату, чуть было не выбил головой дверную панель.

— Вот как надо, — терпеливо сказал Димсдейл.

— Да неужели, — ответил его товарищ, потирая затылок. — Чертовски интересно! Но, по-моему, я понял бы лучше, если бы ты показал мне этот удар на ком-нибудь другом. Это какая-то смесь между судорогами и взрывом порохового погреба.

Его наставник мрачно улыбнулся.

— Другого способа научиться ему не существует, — сказал он. — А теперь — трехминутный бой на ближней дистанции, и утренний урок закончен.

Пока в жилище студентов происходила эта сцена, по Хау-стрит неторопливо шел невысокий пожилой толстяк, поглядывая на номера домов. Он был объемист, как пузатая бутылка с голландским джином, но на мясистом красном лице поблескивали проницательные, умные глаза, в которых прятались веселые искорки извечного мальчишества. Его румяные щеки были окаймлены пушистыми седеющими бакенбардами, и шел он спокойной походкой человека, довольного и собой и всеми, кто его окружает.

Он остановился перед домом номер тринадцать и громко постучал в дверь металлическим набалдашником своей трости.

— Миссис Мактавиш? — спросил он костлявую женщину с суровым лицом, которая ему открыла.

— Да, это я, сэр.

— Если не ошибаюсь, мистер Димсдейл проживает у вас?

— Третий этаж, сэр.

— Он дома?

Женщина вперила в него подозрительный взгляд.

— Вы счет принесли? — спросила она.

— Счет, любезная моя? Нет, ничего подобного. Я доктор Димсдейл, отец этого молодца. Приехал сюда из Лондона повидаться с ним. Надеюсь, он не слишком переутомляет себя занятиями?

По лицу женщины скользнула улыбка.

— Вроде бы нет, сэр, — ответила она.

— Пожалуй, мне следовало бы прийти попозже, днем, — сказал посетитель, широко расставив толстые ноги на коврике у двери. — Жаль отвлекать его. Ведь он по утрам занимается.

— Ну, уж это вы напрасно, сэр.

— Ну-ну! Третий этаж, вы сказали? Он меня так рано не ждет. Придется оторвать милого мальчика от работы.

Хозяйка по-прежнему стояла в прихожей и прислушивалась. Толстячок, тяжело ступая, поднялся на второй этаж. На площадке он остановился.

— Боже мой! — пробормотал он. — Тут кто-то выбивает ковры. И бедняжка Том вынужден заниматься в подобном шуме?

Когда он достиг площадки между вторым и третьим этажом, шум заметно усилился.

— Наверное, здесь кто-то дает уроки танцев, — решил доктор.

Однако когда он добрался до двери своего сына, его недоумение относительно источника этих звуков окончательно рассеялось. Из-за двери доносился топот и шарканье ног, слышалось шипение, словно кто-то втягивал воздух сквозь стиснутые зубы, а порой раздавался глухой стук, как будто кто-то бодал мешок с шерстью.

— Эпилептический припадок! — испуганно воскликнул доктор и, повернув ручку, кинулся в комнату.

Одного поспешного взгляда было достаточно: какой-то сумасшедший молотил его Тома кулаками. Доктор бросился на безумца, схватил его поперек живота, опрокинул на пол и уселся у него на груди.

— Ну-ка свяжи ему руки, — не без самодовольства распорядился он, всей тяжестью придавливая извивающуюся фигуру.

Глава VI

Выборы ректора

Прошло немало времени, прежде чем сын, задыхавшийся от хохота, сумел втолковать воинственному доктору, что он восседает не на буйном сумасшедшем, а на весьма достойном и законопослушном члене общества. Когда доктор наконец понял, в чем дело, он немедленно освободил своего пленника и рассыпался в извинениях.

— Гарруэй, это мой отец, — сказал Димсдейл, — я его не ждал так рано.

— Приношу вам тысячу извинений, сэр. Дело в том, что я близорук и не успел надеть очки. Мне показалось, что тут происходит опасная драка.

— Да забудьте об этом, сэр, — с величайшим добродушием ответил Гарруэй.

— А ты, Том, плут ты эдакий! Так-то занимаешься по утрам? Я думал, что застану тебя за книгами. Я даже сказал твоей хозяйке, как мне неприятно отвлекать тебя от работы. Ведь, если не ошибаюсь, ты должен через несколько недель сдавать экзамены.

— Не беспокойтесь, папа, — кротко ответил его сын. — Мы с Гарруэем обычно немного разминаемся перед трудовым днем. Садитесь в кресло и выкурите папиросу.

Доктор увидел ученые тома на камине, череп, и его дурное настроение рассеялось.

— Как погляжу, у тебя все инструменты под рукой, — сказал он.

— Да, папа, все в полном порядке.

— Эти кости будят во мне старые воспоминания. Я, конечно, подзабыл анатомию, но думаю, что еще могу с тобой потягаться. Ну-ка, ну-ка, назови мне отверстия клиновидной кости и скажи, что через них проходит. А?

— Иду! — изо всей мочи крикнул его сын. — Иду! — И тут же исчез за дверью.

— Я ничего не слышал, — заметил доктор.

— Да неужели, сэр! — отозвался Гарруэй, быстро застегивая куртку. — По-моему, кто-то звал.

— Вы занимаетесь вместе с моим сыном, не правда ли?

— Да, сэр.

— Так, может, вы скажете мне, что проходит через отверстия клиновидной кости?

— Да-да, конечно, сэр. Ну, во-первых… Сейчас, Том, сейчас! Извините, сэр! Он меня зовет. — И Гарруэй исчез с той же быстротой, что и его друг.

Оставшись в одиночестве, доктор курил свою папиросу и печально размышлял о том, что становится туговат на ухо.

Вскоре оба студента вернулись с чуть-чуть пристыженным видом и немедленно пустились в многословные рассуждения о погоде, городских новостях, об университете — о чем угодно, кроме клиновидной кости.

— Если вы хотите посмотреть университетскую жизнь, папа, — сказал Том, — то вы приехали в очень удачное время. Сегодня мы выбираем нашего нового лорда-ректора. Мы с Гарруэем все вам покажем.

— Да, мне часто хотелось посмотреть что-нибудь подобное, — ответил его отец. — Я ведь, мистер Гарруэй, учился по старинке и поступить в университет мне не довелось.

— Правда, сэр?

— Но я так ясно себе все это воображаю? Есть ли зрелище прекраснее, чем сообщество молодых людей, стремящихся к знанию и соревнующихся в прилежании и любви к занятиям? Но, конечно, я признаю, что им следует и развлекаться. Я вижу, как они прогуливаются по старинным дворикам своего древнего университета и на досуге обсуждают различные физиологические теории или последние добавления к фармакопее.

В течение этой речи Гарруэй некоторое время сохранял подобающую серьезность, но при ее заключительных словах он вдруг поперхнулся и вновь с молниеносной быстротой исчез за дверью.

— Твоему другу, по-видимому, стало смешно, — кротко заметил доктор Димсдейл.

— Да, это с ним случается, — ответил его сын, — и все братья у него такие же. Но я еще не сказал вам, папа, как я рад вас видеть.