Последняя глава

Писарь ленсмана потребовал от них, чтобы они выставили на порог дома пищу для него. Конечно, они это сделали.

— И одна из вас пусть пойдет и предупредит его, где он найдет еду, — сказал он.

Нет, этого они не решатся сделать, сказали Марта и фрекен, они не желали рисковать жизнью, сказали они.

Во всяком случае писарь ленсмана просидел целую ночь в риге, у окна, и не спускал глаз с порога; просидел еще ночь, а Даниэль не пришел. Тогда этот невинный опыт был отставлен и пища убрана.

Но в один дождливый вечер он пришел.

Случилось, что Марта и фрекен стояли в кухне и тихо разговаривали; вдруг открылась дверь и он проскользнул в нее. Фрекен, увидав его, слегка вскрикнула и отскочила в сторону. Он был мокрый и иззябший, печально было смотреть на него: по лицу у него были полосы от дождя и грязи, глаза ввалились и вообще у него был вид человека, измученного бессонницей. Он, не подымая глаз, закрыл рот посиневшей рукою и сконфуженно засмеялся; затем бросился к столу, схватил хлеб и с жадностью стал его есть. Ружье он поставил около себя.

Марта заговорила первая:

— Хорошо, что ты пришел, у нас кофе готов!

Он откусывал и откусывал от целого хлеба и только позднее принялся за остальное. Кофе стоял тут же и дымился.

— Могу я взять это с собою? — спросил он об остатке хлеба, сунув его под мышку и поднялся с места.

— Разве ты не выпьешь кофе?

— Нет, хватит. Он слишком горячий.

— Да, мы давали показания, — продолжала Марта. — Мы сказали, что в то утро ты собирался застрелить оленя. — Поэтому ты взял винтовку. Так мы сказали.

— Ну, что же, — ответил он.

— Ты не для того взял, чтобы застрелить кого-нибудь другого. Так и знай!

— Мне все равно.

— Нет, потому что за это полагается смертная казнь, — сказала Марта.

— Ну, да.

Фрекен, стоя в стороне:

— Ты, конечно, постараешься скрыться, Даниэль?

— Не знаю, — ответил он и скосил глаза на пол, к ее ногам, и спросил:

— Юлиус спит?

— Да, он спит.

— Я хотел бы хоть одним глазком взглянуть на него. Бог его знает, что он этим думал: тянуло ли его к ребенку, или он только хотел показать, что не торопится, не трусит. Он схватил висевшую на стене куртку, взял ружье и шагнул к двери, — фрекен вслед за ним и — в постройку. То-то была спешка! Он только взглянул на ребенка, кивнул головою и опять шагнул к двери. Фрекен:

— Взгляни сюда… подожди минутку.

То, что его преследовали и гнали, глубоко потрясло ее; а за то, что он не жаловался на нее и не сказал ей ни одного дурного слова, она готова была броситься к его ногам. Она открыла свой сундук, вынула, не считая, несколько ассигнаций и сунула их ему, прося его убежать, перевалить, может быть, через горы, позднее мы встретимся…

В первый раз взглянул он на нее и сказал:

— Да, да, спасибо!

Пришла Марта. Она перелила кофе в бутылку и передала ему, но когда он взял ее, она упала на пол. По старой привычке он заворчал было о том, что здесь разбилось:

— Тут бутылка разбилась, но у меня руки так окоченели!..

Он распахнул дверь и убежал…

Еще два-три дня царил он на горе. Писарь ленсмана был в отчаянии, он желал один распутать это дело, не прибегая к чужой помощи. И вот в один прекрасный день он и жена его поднялись на горное пастбище Торахус; у них не было ружья, и они не походили на полицию, просто пришли, гуляя. Поднявшись выше, на расстояние выстрела, дальше чего Даниэль не позволял уже ходить, писарь остановился, а жена его дальше пошла одна. Удивительное посольство по такому делу! Послать ее, которая натянула Даниэлю нос и все такое! Но Елена, очевидно, сказала, что теперь она попробует взять Даниэля добром.

Обе женщины из горного пастбища видели эту чету и следили за Еленой, как далеко осмелится она пройти. Елена смело шла все выше, хотя Даниэль кричал и грозил ей.

— Он не застрелит Елены, — сказала Марта.

— Но разве это дело идти к нему? — завистливо спросила фрекен: — Я тоже могла бы это сделать, но ни я, ни ты не получили разрешения.

Елена шла все выше.

— Чего там надо этой жене ленсмана! — фыркнула фрекен. — Он ни капельки не интересуется ею!

Вдруг Даниэль сделал что-то совершенно неожиданное: он стал спускаться вниз, пошел ей навстречу; они встретились, остановились и заговорили. Елена и он.

Бедная фрекен д'Эспар между тем совершенно растерялась. Она стояла, как дитя, как дура, и испытывала в эту минуту сильнейший гнев, почему он еще здесь, на горе, почему не убежал, как она просила его!

Позднее они встретились бы, уже она нашла бы его!

— Ты только посмотри, Марта, как они стоят и беседуют! Ну, наконец-то он прогнал ее, отправил назад, давно пора…

Елена спускается с горы, идет и идет, а Даниэль стоит и следит глазами за нею. Внизу она присоединяется к своему мужу, и чета возвращается к себе домой, в село.

— Что все это значит, господи, боже мой! Фрекен решительно, вопреки запрещению, тоже пошла в гору. Даниэль увидел ее и тоже пошел ей навстречу.

— Ты еще здесь, — сказала она. — Почему же ты не попытался убежать?

Нет. Даниэль понял невозможность этого плана; поэтому он покачал головою и ничего не ответил. Куда успел бы он добежать, раньше чем его настигли бы? Совсем не далеко, может быть, до какого-нибудь маленького городка; а что стал бы он там делать? А может быть, до Христиании; но что стал бы он там делать? Он понял, что рано или поздно придется ему склонить колени; может быть, сообразил, наконец, глупость всего своего поведения: защищаться винтовкою от закона. Можно понять, что сейчас после преступления, в растерянности, он не придумал ничего лучшего; но когда прошло много времени, много дней и ночей — нет! Будет с него, теперь он ослабел уже и все пропало. И прежде всего он сбережет деньги фрекен, можно будет прибавить их к другим средствам для выкупа отцовской усадьбы. Когда настанет время, это будет крупная помощь, которой воспользуется, если не он сам, то Юлиус.

Вместе с фрекен направился он домой.

— А ты решаешься идти со мною? — спросила она.

— Да, — уныло ответил он.

— Чего хотела эта женщина… Елена?

— Ее прислали ко мне.

— Это было мучительно. Я каждую минуту ожидала, что ты обнимешь ее.

— Елену? — вскричал он. — Я охотнее всадил бы в нее пару пуль. Она пришла с письмом от пастора. Вот оно, прочти его!

Письмо заключало в себе только несколько слов, маленькое, сердечное письмо: пастор писал, что теперь Даниэлю пора спуститься сверху и покориться, тогда все сложится не так плохо для него, все в руках божих. Он ухудшает свое положение, упорствуя, пуская в ход угрозы и насилие. Пастор сам вызовется быть свидетелем и будет перед властями показывать в его пользу; то же самое многие хотят сделать, бог и люди будут милостивы к нему, он увидит.

— Что ты хочешь сделать? — спросила фрекен.

— Хочу домой, поесть, и поспать, потом они придут за мною.

— Разве они придут за тобою? — шепнула она.

— В три часа, — кивнул он…

Он пришел домой, тотчас же вынул из ружья пули, поел и лег спать. Когда он проснулся, то умылся и надел свое лучшее платье. Поговорил также об одном, о другом с Мартою, о приплоде и о хозяйстве на сэтере на будущее время. Потом пришел ленсман и с ним еще человек.

Фрекен была тут ни при чем, она ходила из кухни в пристройку и из пристройки в кухню, ломала руки и только шептала, шептала; лицо у нее посерело. О, отец небесный, во всем этом ее вина! Даниэль забежал на минутку взглянуть на ребенка, подал обеим женщинам руку и сказал им общее, сердечное прости.

Трое мужчин ушли.

После последних слов Даниэля, фрекен немного приободрилась. Он обратился к Марте и сказал ей:

— Там, в санатории хотят купить быка, но не продавай его раньше поздней осени. Не забудь!

Все могло бы быть хорошо, но не так оно было…

Теперь фрекен могла бы посещать санаторию, сколько угодно, но желания-то никакого не было. Что ей было там делать? Встречаться с теми же самыми пансионерами и больными, с адвокатом, ректором, может быть, с фрекен Эллингсен, может быть, с новобрачными Бертельсеном и его женой, бывшею фру Рубен? О чем она будет говорить с ними со всеми? Флиртовать с молодежью, с этими завитыми головами, с новой Норвегией, испанскими врачами и побившими рекорд в легкой атлетике? Она не легкомысленная женщина. Прежде всего она еще не покончила с этим делом, с законами, судом присяжных. У фрекен было о чем подумать.