Собрание сочинений. Т. 20. Плодовитость

Внезапно раздались пронзительные крики, и Матье даже вздрогнул, услышав топот ног, — в комнату неожиданно вбежала Андре. Спасаясь от преследований Гастона, она в страхе повторяла:

— Ноно! Ноно! Он дерет меня за волосы!

У девочки были чудесные волосы. Тонкие, пепельные, вьющиеся, они обрамляли ее очаровательное личико; в десять лет она казалась маленькой женщиной, полной кроткого обаяния. Гастон был старше сестры на четыре года, такой же тонкий, как отец, с острым лицом в веснушках, из-под упрямого низкого лба смотрели колючие синие глаза с недобрым, жестким взглядом. Он догнал Андре и с силой дернул ее за волосы.

— Ой, злюка! Ноно, скажи, чтобы он не приставал ко мне, — рыдая, воскликнула девочка и уцепилась за юбку гувернантки.

Но Нора оттолкнула ее и даже пожурила:

— Замолчите, Андре! Вы всегда первая лезете в драку. Это несносно!

— Я ему ничего не сказала, — сквозь слезы объясняла девочка. — Я читала, он стал вырывать у меня книгу, потом накинулся на меня… Тогда я побежала.

— Она дура, не хочет со мной играть, — только и ответил Гастон, насмешливо хихикая. — Я для твоей же пользы таскаю тебя за волосы, — еще длиннее вырастут.

Гувернантка захохотала вместе с ним, находя все это очень забавным. Она всегда оправдывала его, разрешала командовать сестрами и сама снисходительно сносила его шутки, когда он запускал ей за шиворот холодные руки или с разбегу вскакивал ей на плечи.

Матье был удивлен этой сценой, он даже возмутился, но тут в комнату вошел доктор Бутан. Маленькая Андре, любившая Бутана за его веселый и добродушный нрав, побежала ему навстречу и, уже утешившись, подставила лоб для поцелуя.

— Здравствуй, дитя мое… Я дождусь вашей матушки. Она послала мне сегодня утром телеграмму, а сама, оказывается, ушла из дому. Впрочем, я пришел раньше назначенного срока. А! Мой милый Матье, и вы здесь?

— Да, я жду господина Сегена.

Мужчины обменялись сердечным рукопожатием. Затем доктор, искоса взглянув на Нору, спросил, уж не заболела ли г-жа Сеген, раз его вызвали телеграммой. Гувернантка сухо ответила, что не знает. А когда он снова спросил, не случилось ли чего с Люси, которой нет здесь вместе с Андре и Гастоном, она соблаговолила ответить:

— Люси лежит.

— Как так лежит! Значит, она больна?

— Нет! Не больна.

Бутан пристально посмотрел на Нору, словно хотел заглянуть ей в душу, но ни о чем не спросил.

— Хорошо, я подожду.

Нора направилась к двери и, слегка подталкивая Андре и Гастона, увела их прочь. Она была смущена и рассержена инквизиторским взглядом врача, смотревшего на нее, пока она вместе с доверенными ей питомцами не скрылась за дверью.

Бутан обернулся к Матье. Несколько секунд они молча стояли друг против друга, понимающе покачивая головой. Доктор заговорил первым, понизив голос до шепота:

— Ну, что вы скажете об этой девице? Мне, мой друг, при виде ее страшно становится. Вы присмотритесь только к ее губам и глазам. Впрочем, они у нее очень хороши, ничего не скажешь. Никогда еще мне не приходилось видеть, чтобы преступность обитала в столь великолепной теле… Дай-то бог, чтобы я ошибался!

Снова воцарилось молчание. Доктор не спеша прошелся по комнате и, возвратившись к Матье, многозначительным жестом показал на царившее вокруг запустенье, свидетельствовавшее о катастрофе, которая даже за пределами дома подкарауливала эту семью.

— Это было неизбежно, по-моему, вы даже предсказали такой финал, наблюдая все этапы. Я знаю, надо мной посмеиваются, считают меня маньяком, врачом, помешанным на уникальных случаях. Но как бы вам объяснить?.. Раз я твержу одно и то же, значит, я убежден в своей правоте… Так вот и с Сегенами: разве не очевидно, что все зло началось с первых ухищрений, когда супруги, упорно не желая иметь детей, пошли по пути извращений, стали прибегать к различным уловкам. С тех пор, можно сказать, и начался распад семьи. И все же у них появился еще один ребенок, зачатый против их воли в минуту забвения, и теперь перед нами опустошенный, одержимый сумасшедшей ревностью муж и надломленная, покинутая женщина, которую ничего не останавливает в ее падении. В конце концов у таких натур, как Валентина и Сеген, при той бешеной борьбе, которую они вели, отравляя и изматывая друг друга, предаваясь худшим светским излишествам, это неизбежно должно было привести к двойному адюльтеру. Теперь, когда наступил полный разрыв и семейные узы порваны, когда любовница хозяина и любовник хозяйки водворились в доме, грязный обман, выставленный напоказ, неизбежно приведет к катастрофе, особенно если, как в данном случае, в него втянуты четыре человека и ложь множится с каждым днем, отвоевывая себе все новые позиции. Не скрою, я действительно в бешенстве. И если я с вами об этом заговорил, то лишь потому, что, когда выскажешься, становится легче на душе. Впрочем, я не имел намерения посвящать вас во все эти дела.

Бутан, всегда такой добрый, не на шутку рассердился. Хотя он по-прежнему говорил негромко, голос его приобрел вдруг какую-то удивительную силу и чистоту.

— Сейчас повсюду твердят о современной неврастении, о вырождении, о том, что наши дети рождаются хилыми, так как их производят на свет болезненные, искалеченные и неуравновешенные женщины. Причин этому много, но основная и, безусловно, самая серьезная — это различные уловки, все то, что отравляет жизнь в самом ее истоке. И этот обман природы, преднамеренный, упорный, всячески прославляемый, обрекает людей на преждевременное старение и гибель!.. Подумайте сами! Нельзя же безнаказанно обманывать организм, полностью или частично. Представьте себе, что человеку непрерывно дают самую неудобоваримую пищу; эта пища вызывает постоянный прилив крови к желудку, но настоящего пищеварения не происходит. Всякая функция, которая не отправляется естественным путем, становится источником физических расстройств. Вы доводите женщину до нервного возбуждения, но ограничиваетесь тем, что удовлетворяете ее желание, которое, по сути дела, является приманкой природы для продолжения человеческого рода, и воздерживаетесь от зачатия, являющегося целью, естественным и необходимым актом. И вы же еще требуете, чтобы в этом обманутом и не выполняющем своего назначения организме не возникали страшные нарушения, недуги и отклонения!.. К тому же если к таким методам прибегает муж, то любовник прибегает к ним еще чаще. Тут они оба, так сказать, стараются друг перед другом. С той самой минуты, как страх перед беременностью перестает сдерживать аппетиты, организм оказывается целиком во власти наслаждения как такового, которое, часто повторяясь, изнуряет партнеров. Мне приходилось наблюдать случаи неистовства, невероятной грубости. Конечно, я не могу требовать от мужчин мудрости животных, которые знают свою пору. Но нельзя изгонять самым безжалостным образом плод, надо, чтобы время от времени он появлялся на свет и организму были возвращены упраздненные функции. Сколько мне довелось видеть больных, издерганных, искалеченных этой практикой женщин, которые, забеременев, полностью исцелились от подобных недугов! А сколько таких, которые, отказавшись вернуться к нормальной жизни, слова заболевали. Поверьте мне, друг мой, все зло в этом! Обманутая природа мстит! Чем больше различных уловок, тем больше различных извращений, тем вернее уменьшается прирост населения и вырождается нация. Вот таким путем мы приходим к нашей пресловутой современной неврастении, к нашему будущему физическому и моральному банкротству. Взгляните-ка на наших дам, сравните их с прежними здоровыми женщинами. Мы сами создаем бесплодных, растерянных, издерганных женщин с помощью нашей литературы, нашего искусства, нашего идеала ограничения семьи во имя безумной погони за наживой и властью. Смерть ребенку — тем самым смерть женщине, смерть всему, что несет с собою радость, силу, здоровье… И скажите сами, ощущали ли вы где-либо более полно близкий конец нашего общества, чем в этом доме, в этой комнате с редкостными безделушками, со всей этой пришедшей в упадок роскошью? Не присутствуем ли мы оба при страшной драме современности, с ее аморальным отвращением к жизни, преднамеренным и прославляемым повсюду бесплодием? К чему жить, если каждый рождающийся человек только увеличивает армию несчастных? Ухищрения сделали свое пагубное дело, разлад супругов разрушил семью, муж тянет в одну сторону, жена — в другую, а трое несчастных детей подвергаются самым худшим опасностям, ибо отданы в руки этой девицы, гувернантки, которая воспитывает их кое-как. Бедные малыши, их мне больше всего и жаль; всякий раз, когда я прихожу сюда, у меня просто сердце разрывается!