Державный плотник

да Игнатью, куда ни поверни, не миновать Преображенского приказу... Архиерей, епискуп, на дыбе!

Эти зловещие слова привели в ужас архиереев. Но Ромодановский ничего больше не сказал и поехал во дворец.

Он застал царя и Меншикова над раскрытою картою.

Петр водил острием циркуля по дельте Невы. Нева и ее дельта стали с некоторого времени преследовать его как кошмар.

- Великому государю здравствовати! - приветствовал царя Ромодановский.

Он видел, что государь в хорошем расположении духа.

- Эх, князюшка! - махнул рукою Петр. - Моя песенка спета.

- Что так, государь? - притворился удивленным князь-кесарь.

- Так... Не строить уж мне больше корабликов, не видать мне Невы, как ушей своих, - продолжал Петр. - Снимут с меня, добра молодца, и шапочку Мономахову, и бармы, и наденут на меня гуньку кабацкую да лапотки босоходы.

- Где ж это птица такова живет, котора б заклевала нашего орла, что о дву голов? - улыбнулся князь-кесарь.

- Да вот новый Григорий Богослов, а може, и Гришка Отрепьев...

- Что у меня в железах сидит?

- Да, может, и тамбовский, а то и вселенский патриарх Игнатий: они не велят народу ни слушаться меня, ни податей платить... Прости, матушка-Нева со кораблики!

- К слову, государь, - сказал Ромодановский, - в те поры, как я это спешил к тебе, к патриаршей Крестовой палате съезжались все архиереи, чтобы судить Игнашку, "вселенского патриарха", как ты изволил молвить.

Глаза царя метнули молнии.

- И обелят пустосвята долгогривые! - гневно сказал царь. - Знаю я их!.. Один токмо Митрофан воронежский другим мирром мазан, да те, что из хохлов - Стефан Яворский да Димитрий Туптало, как мне ведомо, это люди со свечой в голове... А те, что из российских, все вздоены кислым молоком от сосцов протопопа Аввакума.

- Не обелят, государь, - уверенно сказал Ромодановский, - повисит он, сей Игнашка, у меня на дыбе! Улики налицо.

- Так, говоришь, судят? - уже спокойно спросил царь.

- Судят, государь.

- Не заслоняй мне Невы, Данилыч, своими лапищами, - сказал Петр Меншикову, снова наклоняясь над картой.

Над Игнатием действительно совершался архиерейский суд с патриархом во главе.

Адриан и все архиереи сидели на своих местах, по чинам, а перед ними стоял аналой с положенными на нем распятием и Евангелием.

Игнатий стоял опустив глаза и дрожащими руками перебирал четки. Лицо его было мертвенно-бледно, и бледные, посиневшие губы, по-видимому, шептали молитву.

- Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, - тихо провозгласил маститый старец, патриарх.

- Аминь, аминь, аминь, - отвечали архиереи.

- Епискуп тамбовский Игнатий, - не возвышая голоса, продолжал патриарх, - пред сонмом тебе равных служителей Бога живого, перед святым Евангелием и крестом распятого за ны, говори сущую правду, как тебе на страшном суде явиться лицу Божию.

Игнатий молчал и продолжал только шевелить бескровными губами. Было так тихо в палате, что слышно было, как где-то в углу билась муха в паутине. Где-то