Рождественские повести

Ну, — вскричал доктор, вбегая в комнату, — мы уже приготовились встретить Элфреда, а? Он приедет очень поздно, часов в одиннадцать ночи, поэтому у нас хватит времени раскачаться. Он увидит нас, когда веселье будет уже в разгаре. Подкиньте сюда дров, Бритен! Пусть остролист снова заблестит при свете лампы. Жизнь — это сплошная глупость, кошечка; верные влюбленные и прочее — все это глупости, но мы будем глупыми, как все, и примем нашего верного влюбленного с распростертыми объятиями. Честное слово, — проговорил доктор, с гордостью глядя на своих дочерей, — нынче вечером я плохо разбираюсь во всяких нелепостях, но мне ясно одно: я отец двух красивых девушек.

— Если одна из них когда-нибудь сделала или сделает… сделает тебе больно, дорогой отец, если она огорчит тебя, ты прости ее, — сказала Мэрьон, — прости ее теперь, когда сердце ее переполнено. Скажи, что прощаешь ее. Что простишь ее. Что всегда будешь любить ее и… — Прочее осталось невысказанным, и Мэрьон прижалась лицом к плечу старика.

— Полно, полно, — мягко проговорил доктор, — ты говоришь — прости! А что мне прощать? Ну уж, знаете, если наши верные влюбленные возвращаются, чтобы так нас расстраивать, мы должны удерживать их на почтительном расстоянии; мы должны посылать им навстречу курьеров, чтобы те останавливали их на дороге — пусть плетутся мили по две в день, пока мы не будем совсем готовы их встретить. Поцелуй меня, кошечка. Простить! Какая же ты глупенькая девочка! Да если бы ты досаждала и дерзила мне хоть по сто раз на день, чего ты не делала, — я простил бы тебе все это, кроме такой просьбы. Поцелуй меня еще раз, кошечка. Вот так! Мы уже сосчитались и за прошлое и за будущее. Подбавьте сюда дров! Или вы хотите заморозить гостей в такую студеную декабрьскую ночь! Пусть у нас будет тепло, светло и весело, иначе я не прощу кое-кому из вас!

Вот как оживился старый доктор! И в огонь подбросили дров, и свет в комнатах горел ярко, и приехали гости, и поднялся оживленный говор, и по всему дому уже повеяло духом радости и веселья.

Все больше и больше гостей входило в дом. Блестящие глазки, сияя, смотрели на Мэрьон; улыбающиеся губы поздравляли ее с возвращением Элфреда; степенные матери обмахивались веерами и выражали надежду, что она окажется не слишком ребячливой и ветреной для тихой семейной жизни; восторженные отцы впадали в немилость за то, что слишком пылко восхищались ее красотой; дочери завидовали ей; сыновья завидовали жениху; бесчисленные влюбленные парочки пользовались удобным случаем пошептаться; все были заинтересованы, оживлены и ждали события.

Мистер и миссис Крегс вошли под руку, а миссис Сничи пришла одна.

— Как, вы одна? А где же ваш супруг? — спросил доктор.

Перо райской птицы на тюрбане миссис Сничи так затрепетало, как будто сама эта райская птица ожила, и миссис Сничи ответила, что мистер Крегс, без сомнения, знает, где ее супруг. А вот ей никогда ни о чем не говорят.

— Противная контора! — промолвила миссис Крегс.

— Хоть бы она сгорела дотла! — сказала миссис Сничи.

— Мистер Сничи… он… одно небольшое дело задерживает моего компаньона, и придет он довольно поздно, — проговорил мистер Крегс, беспокойно оглядываясь кругом.

— А-ах, дело! Ну, конечно! — произнесла миссис Сничи.

— Знаем мы, какие у вас дела! — сказала миссис Крегс.

Но они не знали, какие это были дела, и может быть, именно потому перо райской птицы на тюрбане миссис Сничи трепетало так взволнованно, а все висюльки на серьгах миссис Крегс звенели, как колокольчики.

— Удивляюсь, как это вы смогли отлучиться, мистер Крегс, — сказала его жена.

— Мистеру Крегсу безусловно повезло! — заметила миссис Сничи.

— Эта контора прямо-таки поглощает их целиком, — промолвила миссис Крегс.

— Мужчина, имеющий контору, не должен жениться, — изрекла миссис Сничи.

Затем миссис Сничи решила, что ее взгляд проник в самую душу Крегса, и Крегс сознает это, а миссис Крегс заметила, обращаясь к Крегсу, что "его Сничи" втирают ему очки у него за спиной и он сам убедится в этом, да поздно будет.

Впрочем, мистер Крегс не обращал большого внимания на все эти разговоры, но беспокойно озирался по сторонам, пока глаза его не остановились на Грейс. Он сейчас же подошел к ней.

— Добрый вечер, сударыня, — сказал Крегс. — Как вы хороши сегодня! Ваша… мисс… ваша сестра, мисс Мэрьон, как она…

— Благодарю вас, она чувствует себя прекрасно, мистер Крегс.

— Она… Я… Она здесь? — спросил мистер Крегс.

— Конечно здесь! Разве вы не видите? Вон она! Сейчас пойдет танцевать, — ответила Грейс.

Мистер Крегс надел очки, чтобы в этом удостовериться; некоторое время смотрел на Мэрьон; потом кашлянул и, наконец, с облегчением сунул очки в футляр, а футляр — в карман.

Но вот заиграла музыка и начались танцы. Ярко горящие дрова потрескивали и рассыпали искры, а пламя вскидывалось и опадало, словно тоже решив пуститься в пляс за компанию. Порой оно гудело, как бы вторя музыке. Порой вспыхивало и сверкало, словно око этой старинной комнаты; а порой подмигивало, как лукавый старец, молодежи, шептавшейся в уголках. Порой заигрывало с ветками остролиста, и когда оно, вздрагивая и взлетая, бросало на них мерцающие отблески, казалось, что листья вернулись в холодную зимнюю ночь и трепещут на ветру. Порой веселье пламени превращалось в буйство и переходило все границы: и тогда оно с громким треском внезапно выкидывало в комнату, к мелькающим ногам танцоров, целый сноп безобидных искорок и прыгало и скакало, как безумное, в широком старом камине.

Второй танец уже подходил к концу, когда мистер Сничи дотронулся до плеча своего компаньона, смотревшего на танцующих.

Мистер Крегс вздрогнул, словно это был не приятель его, а призрак.

— Он уехал? — спросил мистер Крегс.

— Тише! Он просидел со мною три часа с лишком, — ответил Сничи. — Он входил во все. Проверял все, что мы для него сделали, и очень придирался. Он… хм!

Танец кончился. Мэрьон прошла мимо мистера Сничи, как раз когда он произнес последние слова. Но она не заметила ни его, ни его компаньона; медленно пробираясь в толпе, она оглянулась через плечо на сестру, стоявшую в отдалении; затем скрылась из виду.

— Вот видите! Все обошлось благополучно, — сказал мистер Крегс. — Он, вероятно, не говорил на эту тему?

— Ни слова.

— И он действительно уехал? Убрался подальше от греха?

— Да, свое обещание он сдержал. Сегодня он решил сплыть вниз по Темзе во время отлива в своей лодчонке-скорлупке и выбраться к морю с попутным ветром — в такую-то темень, вот смельчак! Но зато он не рискует ни с кем встретиться. Отлив начинается за час до полуночи… а значит, он вот-вот начнется. Как я рад, что все это благополучно кончилось! — Мистер Сничи вытер потный, нахмуренный лоб.

— Что вы думаете, — спросил мистер Крегс, — относительно…

— Тише! — перебил его осторожный компаньон, глядя прямо перед собой. Я вас понимаю. Не упоминайте имен и не подавайте виду, что мы говорим о чем-то секретном. Не знаю, что подумать, да сказать правду, и не интересуюсь этим теперь. У меня отлегло от сердца. Очевидно, его ослепило самомнение. Должно быть, девушка слегка кокетничала с ним, и только. Похоже на то. Элфред еще не приехал?

— Нет еще, — сказал мистер Крегс, — его ждут с минуты на минуту.

— Отлично, — мистер Сничи снова вытер лоб. — У меня отлегло от сердца. Ни разу я так не нервничал, с тех пор как мы стали компаньонами. А теперь я собираюсь приятно провести вечерок, мистер Крегс.

Миссис Крегс и миссис Сничи подошли к ним, как только он высказал это намерение. Райская птица отчаянно трепетала, а звон «колокольчиков» был отчетливо слышен.

— Ваше отсутствие было предметом всеобщего обсуждения, мистер Сничи, сказала миссис Сничи. — Надеюсь, контора удовлетворена.

— Чем удовлетворена, душенька? — спросил мистер Сничи.

— Тем, что поставила беззащитную женщину в смешное положение — ведь люди прохаживались на мой счет, — ответила его супруга. — Это совершенно в духе конторы, совершенно!