Державный плотник

инскому делу... Зачисли его в Преображенский... у преображенцев есть чему поучиться.

- Слушаю, государь, - поклонился Шереметев.

Петр опять задумался, вспомнив о царевиче.

"И в кого он уродился? - невольно думалось ему. - Точно кукушка в чужое гнездо его подбросила... Точно не моего он семени... Не по его голове будет шапка Мономахова, не по Сеньке шапка... Кабы "шишечка"..."

И лицо его опять просветлело.

Ягужинский стоял в нерешительности с чертежом в руках.

- Ты что, Павел? - спросил царь.

- Из какого дерева, государь, повелишь топорище к топору пригнать? спросил Павлуша. - Из дуба али из ясени?

- Пальмовое... да из самой крепкой пальмы, - был ответ.

- И такой величины топор, государь, как здесь, на чертеже?

- Такой именно.

Шереметев взглянул на чертеж, и его поразили размеры топора.

- Воистину, государь, этот топор всем топорам царь, - сказал он, - ни одному плотнику с ним не справиться.

- Так и должно быть, - торжественно сказал Петр, - слышал мои слова? Сим топором я срублю новую столицу для России и прорублю окно в Европу!

16

Петру, однако, не сиделось в Москве: вся душа его была там, где Нева вливала свои могучие струи в море.

Он прибыл в Шлиссельбург в апреле, обогнав на пути Шереметева с войском.

- Торопись, Борис Петрович, - сказал он последнему, - грачи не токмо что давно прилетели, но уж и в гнезда засели.

- Добро им, государь, с крыльями, - почтительно возразил Шереметев. Одначе к вскрытию Невы я беспременно буду к Шлиссельбургу.

- А что царевич? - спросил Петр.

- Помаленьку навыкает, государь.

"Не навыкнет, - подумал Петр. - То ли я был в его годы?.."

Царь, наконец, в Шлиссельбурге.

Он осматривает крепостные работы, производившиеся под наблюдением Виниуса, того самого, что отливал пушки из колоколов новгородских церквей.

Петр гневен. Ягужинский, неотступно следовавший за ним с портфелем и письменными принадлежностями, с ужасом видел, что страшная дубинка царя поднялась над неприкрытою, седою головою старого Виниуса... Вот-вот убьет старика... Они стоят на крепостной стене, обращенной к Неве.

- Тебя бы стоило сбросить сюда со стены, как негодную ветошь! раздался грозный голос царя.

- Смилуйся, великий государь, помилуй! - трепетно говорит Виниус.

- Где боевые припасы?

- Непомедля придут, государь... за распутицей опоздали...

- А лекарства для войска?

- По вестям, государь, недалече уж.

- Со шведской стороны слаба защита крепости! - гремит гневный голос.

Несмотря на адский стук и лязг нескольких тысяч топоров, на визг множества пил, ужасающий скрип тачек, которыми подвозили к крепости десятки тысяч солдат и согнанных на работы со всего северо-восточного угла России крестьян, страшный голос гневного царя гремел, как труба страшного, последнего суда.

- Разносит... разносит! - с испугом шептали работавшие на крепости, и еще громче потрясали воздух стук и лязг топоров, визг пил и скрип тачек.

- Кого разносит?