Черный город

Когда он возвратился в дом, гостей уже усадили за стол и начали обносить первым кушаньем — жареными цыплятами. Рядом с Розалией оказался Фабрициус, которого сразу же, как только узнали, что он сенатор города Лёче, окружили великим почетом. А вот отсутствия Кенделя никто и не заметил, пока о нем не вспомнил корпонский купец: "Господин Кендель куда-то пропал!"

Лишь только он произнес эти слова, они подействовали подобно волшебному заклинанию — и мельник, и патер вскинули головы:

— Как! Неужели здесь находится сам Кендель?

— Конечно, он самый!

— Не может быть! Собственной особой?

— Разумеется, собственной!

— Черт побери, вот это здорово!

Господин Дюрдик выскочил из-за стола и хотел броситься на поиски важного гостя, но в это время Кендель появился в комнате. Тотчас же для него был поставлен на почетном месте прибор, и хозяин в знак особого внимания вытер его тарелку своей широкой ладонью.

— Сколько счастья выпало мне нынче! — сказал он при этом.

Медник с таким усердием уписывал лакомые яства, что у него даже пот выступил на лбу, псаломщик же принялся ломать с горничной графов Чаки куриную дужку, чтобы выяснить, кто из них двоих дольше проживет. Повитуха, сидевшая рядом с патером, жеманно, словно нехотя, как и подобает светской даме, ковыряла вилкой жаркое, неустанно повторяя, что у нее плохой аппетит и что в доме баронов Няри она отвыкла от тяжелых блюд. "О, господи, что значит аристократия! Все-то у них не так, все-то по-другому! Поди и куры у них совсем особенные яйца несут!" Корпонский купец наполнил кружку вином, но прежде чем пригубить ее, почтительно поклонился Кенделю, чего тот, впрочем, не соблаговолил заметить. Но всех довольнее был господин Клебе, который, обводя взглядом своих пассажиров, приходил в восторг, видя, как бродячий часовщик с громким чавканьем одолевает куриную гузку. Грудь Клебе ширилась от гордости, а на лбу у него, казалось, можно было прочесть: "Ну, что я вам говорил? Сами видите, что такое «Молиторис». «Молиторис» славен и у себя дома, и по всей Венгрии! «Молиторис» — великая фирма. Пожелает повозка «Молиториса» остановиться на привал, любые ворота гостеприимно распахиваются перед нею. В честь молиториса даже устраивают для наших пассажиров маленькие пиршества. Ах, какая слава пройдет теперь об этом! Шталович (владелец конкурирующего с «Молиторисом» предприятия в городе Кашше) просто лопнет от зависти!"

Две старухи, теща и мать мельника, подавали на стол одно за другим все новые и новые кушанья: подрумяненного жареного поросенка, форель — и все время виновато приговаривали, что, мол, не ожидали такого множества гостей и, если кто останется голодным, можно принести еще голубцы, оставшиеся от обеда, достать холодец из погреба, ежели кто пожелает. Обе хозяйские дочки, Магдаленка и Эстер, ни на минуту не присев к столу, обносили гостей вином. Для женщин Магдаленка нацедила из особого бочонка в подвале вместительный кувшин сладкого и пряного вина; первой она налила Розалии, решив, что это самая знатная гостья. А веселье только еще разгоралось. Господин Дюрдик все твердил, что день выдался для него удачливый и вообще господь бог никого так щедро не осыпал своими милостями, как его, Дюрдика, и беспрестанно выказывает ему свое благоволение, как, например, нынче. И хозяин снова напомнил о всех событиях дня: о том, как поутру родился у него сын Балинт, как спешно назначены были крестины, а посему за его преподобием — дай бог ему долгой жизни! (Все чокаются) — был послан на коне работник с мельницы, а другой работник поскакал на лошади в Модрашку за кумовьями. Жаль только, из-за грозы они не смогли приехать.

Слушать мельника было скучно, потому что он все это уже рассказывал по меньшей мере четыре раза, а конец истории все знали и без рассказчика: как нежданно в грозу и бурю подкатил молиторис и привез восприемников для младенца — да благословит их господь! Вот так же в свое время спешили в Вифлеем на рождество Иисуса Христа волхвы; с той только разницей, что волхвам указывали путь звезды, а молиторису — молния, что «волхвов» прибыло к Дюрдику не три, а всего лишь один могущественный кудесник из города Белы — да пошлет ему господь бог все, чего господин Кендель ни пожелает себе сейчас и в дальнейшей своей жизни!

— Довольно и того, что он послал мне сейчас! — вставил «кудесник» Кендель, за здравие которого гости с готовностью сдвинули свои «бокалы» и осушили их до дна.

— А также и с той разницей, — все больше увлекаясь и впадая в грех гордыни, продолжал мельник, — что Иисус Христос был всего лишь сыном бедного плотника, родившимся в хлеву, а мой Балинт происходит из рода Дюрдиков, дворянской фамилии, известной как в Сепешском, так и в Абауйском комитатах… Когда-то мы, Дюрдики, даже носили дворянскую приставку "де".

Патер укоризненно поднял руку:

— Дюрдик, Дюрдик, побойтесь бога, что вы говорите!

— А что? Что я такого сказал? — ответил зарвавшийся Дюрдик. — Не будете же вы, ваше преподобие, утверждать, что Иисус Христос происходил из дворян?

— Он был сыном божьим! — набожно возразил патер.

— Конечно, это тоже немало! — согласился Дюрдик. — Но зато Дюрдики испокон веков были мельниками. И мой отец, и дед, и прадед — все, как один, мельники. Только в старину наш промысел был не то, что нынче. Тогда король только мельников и брал себе в полководцы. Сам Кинижи [39] и то был вначале мельником. К слову сказать, он у нас на мельнице служил в работниках. Говорю я вам: служил — значит, так оно и было. Точка.

Господин Кендель, слушая мельника, нетерпеливо ерзал на стуле, нервно постукивал пальцами по столу, раза два ехидно улыбнулся, — видно было, что он задумал какую-то коварную шутку.

И в самом деле, едва Дюрдик сказал: «точка», — как Кендель встал и поднял свой кубок — вернее, кружку, потому что все гости пили из красивых расписных глиняных кружек, с изображением пеликанов да тюльпанов. Но, подняв кружку, Кендель тотчас же перевернул ее вверх дном и выплеснул вино на пол, а в компаниях пьяниц во все времена это означало, что человек, за которого предлагают выпить, не заслуживает такой чести.

— Господин мельник, — начал Кендель свою речь, — рассказал нам тут о своем счастье, о рождении сына, о его крестинах — словом, всю историю нынешнего дня. Однако кое-что он все же упустил.

— Что именно? — воскликнул купец из Корпоны. — Тише! Послушаем, что скажет господин Кендель.

— Да-с, он умолчал о некоторых событиях, предшествовавших всему этому, — продолжал Кендель.

— Ну, конечно! — захохотал Дюрдик, — Для того чтобы у человека родился сын, естественно были "предшествовавшие события", ха-ха-ха!

— Я хотел бы упомянуть лишь о событиях нынешнего дня, о которых здесь умолчали, — пояснил свои слова господин Кендель, придав своему лицу наивное и даже глуповатое выражение (а делать это он умел великолепно). — Я называю их «предшествовавшими» потому, что за ними обязательно должны идти «последующие»… — В глазах Кенделя сверкнула дьявольская насмешка. — Бог осыпает господина Дюрдика щедротами. Но сегодня он ниспослал свои щедроты и мне…

— Тсс! Слушайте!

— …Как я уже говорил, сегодня днем в лесковском бору, неподалеку от кошары с красной крышей, выскочили на дорогу мне наперерез два разбойника-словака, накинулись на двух моих коняшек, без долгих разговоров обрезали ножами постромки и ускакали прочь, — только я их и видел!

— Знаем! Знаем!

— Из-за них и нам пришлось помучиться, — проворчал медник.

— Остались мы с барышней из-за этих бандитов в полном отчаянье посреди дороги…

— Но тут прибыл молиторис, — вставил господин Клебе, расстегивая на жилете одну пуговицу (неизвестно, из гордости за молиторис или после обильного ужина). — Да-с, прибыл молиторис! А добрее «Молиториса» нет ни одного заведения. Поэтому он взял в число своих пассажиров не только вас, но даже и вашу тележку.