La Storia. История. Скандал, который длится уже десять тысяч лет

Утром он снова был веселым, как и всегда, он начисто забыл все, что случилось минувшим днем, а затем и ночью, да и Ида с ним об этом не говорила, как, впрочем, ни с кем другим. В кармане плаща у нее все еще лежала записка, брошенная ей тем евреем из поезда, и она, отвернувшись, стала рассматривать ее при дневном свете. Это был клочок из тетради в клеточку, истрепанный и грязный. Карандашом, пляшущим почерком, там было написано крупными и нескладными буквами:

Это было все — ни подписи, ни адреса. Из осторожности они были опущены, или просто не хватило времени? Фамилия Эфрати для гетто была одной из самых распространенных; впрочем, в гетто теперь никто не жил. Тем не менее Ида положила эту депешу в одно из отделений сумки, хотя у нее и не было никаких точных намерений искать адресата.

О евреях, как и об их участи, в комнате больше уже не говорили. Почти ежедневно Сальваторе, если только он оказывался дома, читал последние новости из «Мессаджеро», скандируя каждый слог. В городе был убит один из фашистов, и коммюнике полицейских сил Открытого Города (таким был провозглашен Рим, начиная с августа) угрожало применить крайние меры. Говорилось также и о пресловутых гвоздях с четырьмя остриями, которые наносили большой вред немецким автосредствам, а также и о том, что немцы стали арестовывать слесарей, механиков и многих других. Воссоздавались фашистские «Отряды действия», и так далее, и тому подобное. Однако самое сенсационное известие, которое в газете не публиковалось, но ходило по городу как абсолютно достоверное, было известие, уже сообщенное партизаном Мухой, и гласившее, что 28 октября, в юбилейный для фашизма день союзные войска войдут в Рим.

Тем временем нацифашисты Рима стали задумываться о неких группах вольных стрелков, которые действовали в пригородных поселках, в том числе и в Пьетралате. Сигналы тревоги, передаваемые хозяином винного погреба, становились все чаще, и все чаще случалось, что Карулина или кто-нибудь еще из «Гарибальдийской тысячи» предупреждал остальных, крича во все горло: «Зажигай плиту!» или «Мама, я какать хочу!». В такие дни молодежь старалась не находиться дома. Карло тоже большую часть времени отсутствовал, пропадая неизвестно где, но он регулярно возвращался к началу комендантского часа — конечно же, оттого, что не знал, куда еще податься. И всегда к этому часу появлялась Росселла, она входила в комнату несколько раньше Карло, чтобы встретить его за занавеской своим особым мяуканьем.

22 октября завязалось настоящее сражение между немцами и толпой людей, собравшихся возле форта Тибуртино. Уже много раз, начиная с самого сентября, голодная толпа, состоявшая из жителей квартала, нападала на форт, унося из него не только провиант и медикаменты, но и оружие с боеприпасами. Немногочисленные итальянские солдаты, осажденные в форту безоружным населением, предпочитали не оказывать сопротивления. Но на этот раз там были выставлены немецкие караулы, они подняли на ноги свое командование. Отряд войск СС при всей боевой выкладке был тут же послан для ликвидации смуты, и сигналы, оповещавшие о присутствии немцев в этом районе, своевременно докатились до поселка и его окрестностей.

Как раз в эту пору бабушка Динда выбралась на воздух, чтобы набрать в лугах травы для салата. Она поспешно вернулась обратно и принесла сенсационную новость, почерпнутую неизвестно где — вроде бы немецкие войска идут маршем против американских, наступавших вдоль больших автострад, и до начала решительного сражения остаются буквально минуты, и сражение развернется прямо здесь, на прилегающих лугах, перед окнами их комнаты.

Пока присутствующие, лишенные иной информации, спрашивали себя, стоит ли верить бабушке Динде, до них донеслось эхо выстрелов. Лелея надежды на избавление, но объятые страхом, женщины попрятались по углам, словно по траншеям, а в это время дедушка, Джузеппе Первый, заботливо обкладывал окна мешочками с песком. Он работал обстоятельно и медленно и был похож на старенького подагрического генерала. Карулина, со своей стороны, постаралась покрыть тряпкой клетку с канарейками, доверенными ее попечению. Все происходящее совершенно опьянило присутствующую при сем мелюзгу — мальчишки подняли головы и приготовились быть героями, испуг женщин их только веселил. Шустрее всех, разумеется, был Узеппе — он лазал на груду парт, бегал взад и вперед, прятался и бросался на пол с возгласами: «спим! пум! нам!» Хотя Ида раз навсегда велела ему дома ходить в старых чочах, приберегая новую обувь для выходов на улицу, он об этом и слышать не хотел. И теперь его шаги в нескончаемом сновании по комнате можно было узнать по новому и совсем особому призвуку — плоф, плоф, плоф… Этот звук производили сапожки — они все еще были велики, а подошва у них была и вправду каучуковой.

Перестрелка длилась недолго; несколько позже в их бараке появились немцы. Они, по-видимому, искали убежище кое-кого из местных вольных стрелков,избежавших ареста после стычки в форте. Удивленный их эффектным снаряжением — у них были огромные каски, спускавшиеся до самого носа, и автоматы они держали навскидку — Узеппе, который из всего происходящего не понял ничего, кроме шума, во всеуслышанье осведомился, были ли пришедшие ламимиканцами.К счастью, немцы не могли знать, что этот термин на языке Узеппе означает «американцы». Кроме того, Карулина тут же знаком велела Узеппе молчать.

Немцы вытолкали людей на улицу и принялись рыться во всех углах, дойдя до крыши и даже до уборной. К счастью, в тот день в уборной не висели куски говядины, а другую продовольственную кладовую, находящуюся под одеялом, окутывающим сестру Мерчедес, они не потрудились осмотреть. Опять же к счастью, все взрослые парни, проживающие в комнате, в этот момент отсутствовали. Таким образом, прокричав на немецком какие-то непонятные предупреждения, вооруженные солдаты ушли прочь и больше здесь не показывались.

Прошло несколько дней, и в Пьетралате, тоже на стенах, появился манифест, написанный на немецком и итальянском:

Приговор действительно был приведен в исполнение на следующий день после стычки, в поле близ Пьетралаты, а трупы были немедленно захоронены в яме. Но когда впоследствии яму раскопали, трупов в ней оказалось одиннадцать, а не десять. Одиннадцатым стал ни в чем не повинный велосипедист, проезжавший через эту местность, и расстрелянный вместе с остальными только потому, что случайно тут оказался.

8

Погода была и такой, и этакой; несколько раз даже и утро выдавалось солнечным, но Нино еще не сдержал обещания, данного Узеппе. Помнил ли о нем сам Узеппе, сказать трудно. Он часто останавливался на пороге и глядел на дорогу, залитую солнцем, словно ожидая чего-то. Но не исключено, что в его уме со временем (а прошло уже около двух недель) обещание Нино постепенно смешивалось вместе с ощущением утра и солнца в один расплывчатый мираж. А пока суд да дело, то прежде, чем мираж воплотился в реальность, судьба принялась стремительно уменьшать количество людей, проживавших в их общей комнате.

Примерно двадцать пятого октября сразу после двенадцати дня к ним в дверь постучался некий монах. В этот момент дома были только Карулина, мальчишки, сестра Мерчедес. Деды вышли посидеть в остерии, Ида сидела за своей занавеской, золовки поднялись на маленькую террасу, которой было снабжено это строение, им нужно было побыстрее собрать какие-то вещи, которые они там развесили после стирки.