Том 2. Невинный. Сон весеннего утра. Сон осеннего вечера. Мертвый город. Джоконда. Новеллы

Анна. С некоторых пор он больше не любит работать. Он пропадает целыми днями, вернувшись, молчит. Вы помните первые недели после нашего приезда? Вы помните его пыл? И он, как и Леонард, готовился к открытию неизмеримых сокровищ в глубине своей души. Казалось, что эта страна больше, чем всякая другая, обладала способностью возвышать его мысли. Великая волна поэзии кипела почти в каждом его слове. Вы помните? Теперь он молчалив и замкнут.

Бианка-Мария (с некоторым волнением). Может быть, он обдумывает какое-нибудь великое произведение. Может быть, он носит в себе бремя какой-нибудь великой, еще неопределившейся идеи. Может быть, его гений готовится произвести на свет какое-нибудь волшебное творение.

Анна. Он с вами разговаривает охотно, Бианка. Он вам не сообщал ничего?

Бианка-Мария (с легкой дрожью в голосе). Что он мог бы сообщить мне, дорогая Анна, чего еще не сообщил вам? Вы так близки его душе, так близки!

Анна. Я так же близка его душе, как нищая к двери, у которой она стоит. Может быть, ему больше нечего дать мне.

Бианка-Мария (нежно). К чему вы говорите это? Когда он обращается к вам, я всматриваюсь в его глаза. И всякий раз его взгляд утверждает одно: у него нет ничего более дорогого, он не знает ничего более прекрасного… Как вы прекрасны, Анна!

Анна. Вы словно стараетесь утешить меня в утрате чего-то ценного для моей жизни…

Бианка-Мария. Зачем вы это говорите?

Анна (прислушиваясь). Вы не слышали? Александр возвращается. Няня, взгляни с террасы, не едет ли он.

Кормилица, все время безучастно сидевшая на ступенях, встает, выходит на террасу и смотрит.

Кормилица. На дороге не видно никого.

Анна. Мне показалось, что я слышала лошадиный топот. Неужели он еще далеко? Уже поздно.

Бианка-Мария. Из окна моей комнаты можно видеть всю дорогу до самого Аргоса. Я посмотрю, нет ли его на дороге. (Уходит во вторую дверь направо.)

Кормилица подходит к Анне. Анна закрывает лицо руками.

Анна. Мне хочется плакать, няня.

Кормилица (берет ее за руки и целует их). А что у моей девочки на душе?

Анна. Не знаю, что-то давит — затягивается узлом, при этом… какой-то страх…

Кормилица. Страх?

Анна. Не знаю… Помоги мне сесть. Побудь со мной.

Она садится. Кормилица становится у ее ног на колени. Анна неожиданно наклоняет к ней свою голову.

Посмотри, няня, не найдешь ли у меня седых волос. Кое-где у меня уже должны быть седые волосы. Посмотри хорошенько, няня: здесь, на висках, и здесь, на затылке. Нашла? Да? Один? Много? Много их?

Кормилица (перебирая пальцами волосы Анны). Ни одного!

Анна. Седого ни одного? Правда? Ты мне правду сказала?

Кормилица. Седого ни одного.

Анна. Я еще молода? Скажи, я выгляжу еще молодой? Скажи мне правду.

Кормилица. Ты еще совсем молода.

Анна. Говори мне правду.

Кормилица. К чему я стала бы тебя обманывать! Ты бела, как эти статуи. Белее тебя нет никого…

Анна. Это — правда. Это мне сказал и Александр, когда говорил со мной первый раз, давно-давно. Ах, поэтому-то я и слепа, как эти статуи… А что Бланка недавно говорила о моих глазах? Посмотри мне в глаза, няня. Разве они не похожи на два темных камня?

Кормилица. Твои глаза чисты, как два драгоценных камня.

Анна. Они — мертвые, няня, зрения в них нет. Ты не вздрагиваешь от ужаса, всматриваясь в них? Они тебя не пугают. Скажи мне правду!

Кормилица. Ах, замолчи! Они живут, они еще живут. Бог милостив. Когда-нибудь твои глаза вдруг заискрятся светом, который погас в них.

Анна. Никогда! Больше никогда!

Кормилица. Когда-нибудь, неожиданно, может быть даже завтра…

Анна. Никогда! Больше никогда!

Кормилица. Кто знает волю Всевышнего? К чему Создатель наделил бы тебя столь прекрасными глазами, если бы Он не хотел зажечь в них свет снова?

Анна. Никогда!

Кормилица. Если бы надежда действительно уже умерла, к чему стало бы трепетать мое сердце каждое утро, когда ты зовешь меня? Зачем все с одним и тем же ожиданием стала бы я оглядываться на тебя, каждое утро, когда я открываю окна твоей комнаты, чтобы впустить в нее свет?

Анна (с глубоким трепетом). Если бы это могло быть!

Кормилица. А ты сама — разве тебе не снится каждую ночь, что зрение вернулось к твоим зрачкам?

Анна. Ах, эти сновидения!

Кормилица. Верь сновидениям! Верь сновидениям!

Анна. Вот и Бианка! Ступай, ступай, няня!

Кормилица целует ее руки, встает и уходит во вторую дверь налево с тихой молитвой на устах.

Бианка возвращается.

Анна. Александр едет?

Бианка-Мария. На дороге к Аргосу не видно никого. Вдали поднялось, было, облако пыли, но это было стадо коз… Может быть, он возвращается в объезд, полем. А может быть он свернул к Персейскому источнику.

Она поднимается по лестнице — и с террасы в промежутке между двумя колоннами смотрит на солнце.

Работа кипит на площади. Вчера нашли пять могильных столбов: верное указание. Громадное облако пыли поднимается от стен. Пыль красновато-серого цвета, она как будто пылает на солнце. Ах, кажется, она должна проникать в кровь как яд!.. Леонард, наверное, там на четвереньках собственными руками роется в земле. Он боится, чтобы хрупкие предметы не рассыпались от удара заступом.

Поворачивается к слепой.

Если бы Вы видели, с какой осторожностью он извлекает из приставшей земли каждый обломок! При виде его можно было бы подумать, что он очищает драгоценный плод и боится потерять малейшую каплю его сока…

Молчание. В полосе солнечных лучей она спускается к слепой, охваченная неожиданной нежностью.

Вы стали бы, Анна, есть душистый апельсин? Вы хотели бы очутиться теперь в каком-нибудь сицилийском саду?

Анна (делает в воздухе движение, как бы стараясь привлечь к себе девушку). Какой странный голос звучит теперь на ваших устах, Бланка! Он кажется новым: голосом, который дремал и пробуждается неожиданно…

Бианка-Мария. Вы удивляетесь моему желанию? А вы не хотели бы держать на коленях корзину с плодами? Ах, с какой жадностью я стала бы есть их! В Сиракузах мы бродили по апельсиновой роще. Сквозь чащу древесных стволов виднелось сверкающее море, на ветках висели зрелые плоды и новые цветы, лепестки их падали нам на головы, как душистый снег, и мы ели сочную мякоть плодов, как едят хлеб.

Анна (снова протягивает руки, чтобы привлечь к себе Бианку, которая остается еще несколько в стороне). Вы там хотели бы жить? Там, это там — страна радости! Все наше существо требует радости, нуждается в радости. Ах, каким блеском должна цвести теперь ваша молодость! Жаждой жизни пышет от вашего существа, как жаром от костра. Позвольте я погрею свои бедные руки!

Бианка подходит к ней и садится у ее ног на низенькую скамейку. Когда Анна дотрагивается до ее щек, явная дрожь пробегает по ее телу.

Бианка-Мария. Отчего руки у вас такие холодные, Анна?