Марион Фай

Это была неправда, хотя он переломил себе несколько ребер и ключицу, страшно расшибся и пришел в себя только через несколько часов. В похвалу британским хирургам следует сказать, что 1-го ноября того же года Уокер снова охотился.

Но Уокер, со всеми его несчастиями, героизмом и выздоровлением не имел бы для нас никакого значения, если б всем охотникам стало сразу известно, что жертва — он. Катастрофа произошла между одиннадцатью и двенадцатью. Известие о ней было сообщено в Лондон, по телеграфу, с одной из соседних станций, так рано, что попало во второе издание одной газеты. В заметке этой сообщалось публике, что лорд Гэмпстед, охотясь в это утро, упал с лошадью близ Динмберлей-Грина, что лошадь упала на него и что он раздавлен до смерти. Будь героем ложного известия Уокер, оно, вероятно, в такой слабой степени возбудило бы общее внимание, что свет ничего бы об этом не знал, пока не услышал бы, что бедняк уцелел. Но так как героем являлся молодой аристократ, все об этом узнали до обеда. Лорд Персифлаж узнал об этом в палате лордов, лорд Льюддьютль слышал в палате общин. Все клубы, без исключения, порешили, что бедный Гэмпстед был отличный малый, хотя слегка тронувшийся. Монтрезоры уже радовалась счастью маленького лорда Фредерика; все пророчили скорую смерть маркиза, так как и мужчины и женщины были совершенно убеждены, что он, в его настоящем положении, не в силах будет вывести потери своего наследника. В Траффорд известие было сообщено по телеграфу стряпчим маркиза, с оговоркой однако, что, в виду свежести катастрофы, не следует придавать безусловной веры роковому результату.

— Вероятно, тяжко расшибся, — говорила телеграмма стряпчего, — но остальному не верю. Вторично буду телеграфировать, когда узнаю правду.

В девять часов вечера правда была известна в Лондоне, а ранее полуночи бедный маркиз узнал, что страшное горе его не постигло. Но в течении трех часов в Траффорд-Парке думали, что лорд Фредерик стал наследником титула и состояния отца.

Впоследствии было произведено строгое расследование относительно личности, сообщившей это ложное известие в редакцию газеты, но ничего достоверного никогда не узнали. Что среди охотников несколько времени держался слух, что жертва — лорд Гэмпстед, оказалось верным. Его поздравляло множество лиц, слышавших о его падении. Когда ловчий, Толлейбой, разбирал лисицу и удивлялся, почему так мало охотников не отставало от него в продолжение всей охота, ему сказали, что лорд Гэмпстед убит, и он выронил из рук свой окровавленный нож. Но в отправке телеграммы никто не признавался.

Первая депеша была адресована на имя мистера Гринвуда, об отчуждении которого от семейства лондонский стряпчий пока еще не знал. Он был вынужден сообщить известие больному через дворецкого, Гарриса; но к маркизе отправился с этим сам.

— Я был вынужден прийти, — сказал он, точно извиняясь, когда она сердито взглянула за него. — Случилось несчастие.

— Какое несчастие — какое, мистер Гринвуд? Отчего вы не хотите мне сказать? — Сердце ее тотчас понеслось к кроваткам, в которых «голубки» ее уже покоились, в соседней комнате.

— Телеграмма из Лондона.

— Телеграмма! — Так ее мальчики целы и невредимы. — Отчего вы мне не скажете вместо того, чтоб стоять тут?

— Лорд Гэмпстед…

— Лорд Гэмпстед! — Что он сделал? — Женился?

— Он никогда не женится. — Тут она вся затряслась, стиснула руки и стояла с открытым ртом, не смея его расспрашивать. — Он упал, лэди Кинсбёри.

— Упал!

— Лошадь его раздавила.

— Раздавила!

— Помните, и говорил, что это будет. Теперь оно совершилось.

— Он?… Умер?

— Да, леди Кинсбёри, умер.

Затем он подал ей телеграмму. Она старалась прочесть ее, но слова были неясны, или глаза ее отуманены…

— Гаррис пошел к маркизу с известием. Кажется, лучше мне прочесть вам депешу, но я думал, что вам приятно будет ее видеть. Я говорил вам, что это будет, лэди Кинсбёри; теперь оно совершилось.

Он еще простоял минуты две, но, так как она сидела закрывши лицо и не в силах была говорить, вышел из комнаты, не потребовав, чтоб она поблагодарила его за принесенное известие. Едва он ушел, она тихо прокралась в комнату, в которой спали ее три мальчика. Она склонилась над ними и перецеловала их всех, но опустилась на колени у кровати лорда Фредерика и разбудила его своими горячими поцелуями.

— О, мама, полно, — сказал мальчик. Потом очнулся, сел в кроватке. — Мама, когда будет Джон? — спросил он.

— Спи, мой милый, милый, милый, — сказала она, снова целуя его. — «Траффорд», — шепнула она про себя, возвращаясь в свою комнату, прислушиваясь к звуку имени, которое ему придется носить.

— Сойдите вниз, — сказала она своей горничной, — спросите мистрисс Кролей, не желает ли милорд видеть меня. — Мистрисс Кролей была сиделка. Но горничная вернулась с ответом, что милорд не желает видеть милэди.

Часа три пролежал он в горестном оцепенении, а она все это время просидела одна, почти впотьмах. Позволяется сомневаться, чтоб торжество было безусловное. Ее сокровище получило то, что она считала принадлежащим ему по праву; но вспоминание о том, что она этого жаждала, почти молилась об этом, должно было омрачить ее радость.

Никаких подобных сожалений не испытывал мистер Гринвуд. Ему казалось, что фортуна, судьба, провидение — назовите как хотите — только исполнило свой долг. Он верил, что действительно предвидел и предсказал смерть вредного молодого человека. Но послужит ли теперь эта смерть сколько-нибудь ему на пользу? Не слишком ли поздно? Разве все они с ним не поссорились? Тем не менее он был отомщен.

Так прошли в Траффорд-Парке эти три часа.

Затем прилетел верховой, истина стала известна. Лэди Кинсбёри снова прошла в детям, но на этот раз не поцеловала их. Луч славы блеснул здесь и исчез, тем, не менее она чувствовала некоторое облегчение.

— Зачем я поддался этим страхам, в то утро, — подумал мистер Гринвуд.

Бедный маркиз почти тотчас задремал, а за другое утро едва помнил о получении первой телеграммы.

IX. Ложные вести

Был и другой дом, в который ложные вести о смерти лорда Гэмпстеда проникли в тот же вечер.

Сам мистер Фай не посвящал много времени на чтение газет. Если б он сидел один в конторе, до него бы и не дошли ложные вести. Но, сидя у себя в кабинете, мистер Погсон прочел третье издание «Evening Advertiser» и увидел подробный отчет о происшествии. В нем говорилось что лорд Гэмпстед, пролегая себе путь через калитку, полетел вместе с лошадью, причем вся охота переехала через него. Его подняли мертвым и тело его отнесли в Горс-Голд. Имя лорда Гэмпстеда пользовалось известностью в конторе. Триббльдэль всем рассказал, что молодой лорд влюбился в дочь Захарии Фай и готов жениться за ней, как только она этого пожелает.

Через молодого Литльбёрда рассказ этот взял известен старику и, наконец, дошел даже до ушей самого мистера Погсона. К этой крайне невероятной истории в конторе отнеслись с сильным сомнением. Но были произведены некоторые расследования и теперь большинство верило, что это правда. Когда мистер Погсон прочел отчет о трагическом происшествии, он с минуту задумался, потом отворил дверь и позвал Захарию Фай.

— Друг мой, — сказал мистер Погсон, — читали вы это? — и он подал ему газету.

— У меня всегда мало времени для чтения газет, разве вечером, когда вернусь домой, — сказал клерк, взяв предлагаемый ему лист.

— Вам следовало бы прочитать это, так как я слышал, как упоминалось ваше имя в связи с именем этого молодого лорда.

Тут квакер, спустив очки со лба на глаза, медленно прочел заметку. Мистер Погсон заботливо следил за ним. Но на лице квакера не отразилось особенного волнения.

— Касается это вас, Захария?

— Молодого человека этого я знаю, мистер Погсон. Хотя он неизмеримо выше меня по общественному положению, обстоятельства сблизили нас. Если это правда, я буду огорчен. С твоего разрешения, мистер Погсон, я запру свой стол и тотчас вернусь домой.