Совращение

— Так я все же первый? — растерянно спросил он.

— Разумеется, нет. Ну, почему ты такой глупый? Дорогой, нельзя быть таким невыносимо серьезным. Я тебя люблю.

Значит, все правда. Он-то пытался убедить себя, что ее страсть к нему — исключение, безумие, которое они вдвоем возьмут под контроль и преодолеют. А речь-то шла о разврате.

— Вы не боитесь, что Манро обо всем узнает?

— Иногда я задаюсь вопросом, а знает ли он, если не разумом, то сердцем? У него женская интуиция, и он все очень тонко чувствует. Иной раз я точно знала о возникших у него подозрениях, и в его боли ощущала какую-то странную экзальтированность. Спрашивала себя, не доставляет ли ему эта боль особое наслаждение? Знаешь, есть люди, для которых нет ничего, слаще терзаний.

— Какой ужас! Я нахожу для вас только одно оправдание — вы безумны.

Теперь Дарья перестала плакать и держалась куда более уверенно. Она бросила на Нила вызывающий взгляд.

— Ты не находишь меня привлекательной?

Многие мужчины так думают. — И гордо окинула свою статную, соблазнительную фигуру. Затем, с каким-то рыдающим стоном, в котором слились восторг и необузданное желание, упала на колени и, схватив его руку, страстно поцеловала ее.

— Перестаньте! — воскликнул Нил. — Перестаньте!

Он поднял ее и усадил на стул. Но, когда попытался уйти, она его не отпустила. Обвила руками шею и покрывала лицо поцелуями. Он отворачивался, вырывался, даже подставил руку между своим лицом и ее, чтобы защититься от ее губ. Внезапно она вонзила в нее зубы. Боль была такой сильной, что он, не отдавая себе отчет в том, что делает, ударил Дарью.

Резкий и сильный удар заставил ее отпустить Нила. Он взглянул на кисть. Дарья прокусила ему часть ладони, из которой текла кровь. Глаза женщины сверкали, в любой момент она могла вновь броситься на него.

— С меня хватит, — твердо произнес Нил. — Я ухожу.

Дарья вскочила со стула.

— Я пойду с тобой.

Он надел тропический шлем и, схватив снаряжение для ловли насекомых, молча развернулся на каблуках и одним прыжком перемахнул через три ступени.

— Я иду в джунгли.

— Мне все равно.

Охваченная безумной страстью, Дарья забыла про свой панический страх перед джунглями. Не думала о змеях и диких зверях, не замечала веток, которые хлестали по лицу, ползучих лиан, цепляющихся за ноги. За месяц Нил исходил эту часть леса вдоль и поперек, поэтому знал здесь каждый кустик и говорил себе, что преподаст ей хороший урок: будет знать, как ходить с ним. Быстрыми шагами он шел через подлесок. Дарья спотыкалась, но не отставала от него. Она умоляла пожалеть ее, кляла свою судьбу, рыдала и заламывала руки, вела себя, точно безумная. Нил старался не слушать ее, и, наконец, на маленькой полянке он резко остановился, повернулся и взревел:

— Это надо прекратить! Я сыт по горло. Когда Ангус вернется, я скажу ему, что должен уйти. Завтра же отправлюсь в Куала-Солор, а оттуда — домой.

— Он тебя не отпустит, ты ему нужен. Он считает тебя незаменимым.

— Мне все равно. Я что-нибудь придумаю.

— Что?

— Вам незачем беспокоиться. Правду я Ангусу не скажу. Вы можете разбить ему сердце, если хотите, я же этого не сделаю.

— Ты его боготворишь? Этого зануду-флегматика?

— Да он в сто раз лучше вас.

— Знаешь, будет довольно забавно, если я скажу ему, что не уступила твоим домогательствам, вот ты и уезжаешь.

Нил вздрогнул, заглянул ей в глаза, пытаясь понять, говорит ли она серьезно.

— Глупости. Вы же не думаете, что он вам поверит? Он знает, что такое мне и в голову прийти не могло.

От Дарьи не укрылся испуг Нила, и она продолжала с какой-то инстинктивной жестокостью:

— Ждешь от меня пощады? Ты унизил меня вне всякой меры, втоптал меня в грязь. Клянусь, если даже заикнешься об отъезде, я пойду к Ангусу и скажу, что ты воспользовался его отсутствием, чтобы попытаться взять меня силой.

— Я буду все отрицать. В конце концов, это всего лишь ваше слово против моего.

— Да, но мне поверят. Потому что я приведу доказательства.

— Это вы о чем?

— У меня легко появляются синяки. Я продемонстрирую Ангусу синяк в том месте, где ты меня ударил. И взгляни на свою руку. — Нил опустил глаза. — Откуда взялись следы от зубов?

Нил тупо таращился на нее. Как объяснить этот синяк и следы от зубов? Поверит ли ему Ангус, обожавший Дарью? Конечно же, он возьмет ее сторону. Какой черной неблагодарностью будет все это выглядеть! Манро сочтет его гнусной дрянью, и совершенно справедливо. Мысль о том, что Манро, за которого он с радостью отдал бы жизнь, даже не посмотрит в его сторону, окончательно подкосила Нила. Он почувствовал себя таким несчастным, что слезы, недостойные мужчины, подступили к его глазам. Дарья увидела это и возликовала. Теперь он полностью принадлежал ей. Она смаковала свою победу, в глубине души смеясь над этим кретином, и в тот момент даже не могла сказать, любит она его или презирает.

— Будешь, наконец, паинькой? — спросила она.

С губ Нила сорвалось рыдание, и, повинуясь нахлынувшему порыву, он развернулся и со всех ног кинулся прочь от этой страшной женщины, не разбирая дороги, как раненый зверь. Лишь окончательно выдохшись, Нил остановился, достал носовой платок и вытер пот, лившийся в глаза.

«Надо быть повнимательнее, а то и заблудиться недолго», — сказал он себе.

Из всех свалившихся на него бед эта представлялась самой незначительной, но он порадовался, что прихватил с собой карманный компас, и знал, в каком направлении нужно идти. С тяжелым вздохом Нил снова двинулся в путь, лихорадочно ища ответ на мучивший его вопрос: что же делать? Он не сомневался, что угроза Дарьи — не пустые слова. В этом проклятом лесу им предстояло провести еще три недели. Он не решался уйти. Он не решался и остаться. Мысли путались. Хотелось только одного — вернуться в лагерь и хорошенько все обдумать.

Через четверть часа Нил вышел к месту, которое было ему знакомо, еще через час добрался до лагеря и тяжело плюхнулся на стул. Он мог думать только об Ангусе. Теперь Нил прекрасно видел все то, что ранее таилось во мраке. Пришло горькое прозрение. Он понял, почему женщины Куала-Солора терпеть не могли Дарью и так странно смотрели на Манро, как бы и сочувствуя, и посмеиваясь. Понял, что они жалели Манро, но при этом находили нелепым его поведение. Стараниями Дарьи ученый стал всеобщим посмешищем. А ведь Ангус, как никто другой, не заслуживал такого позора. Вдруг Нил ахнул, его буквально затрясло. Он осознал, что Дарья не знает, как выбраться из джунглей. Он-то убегал из лагеря, сломя голову, и понятия не имел, куда ее завел. А если она не сможет найти дороги назад? Нил вскочил, чтобы броситься в джунгли и попытаться ее отыскать, но тут же его охватила дикая злоба. Нет, пусть выбирается сама. Она ушла в джунгли по своей воле, вот пусть и ищет дорогу назад. Она — страшная женщина, и заслужила все, что могло выпасть на ее долю. Нил с вызовом откинул голову, сжал кулаки и негодующе нахмурился. «Мужайся, — сказал он себе. — Решение принято. Если она не вернется, Ангусу будут только лучше». Он сел, попытался заняться выделкой шкурки горного трогона, но под его трясущимися пальцами шкурка расползалась, как мокрая папиросная бумага. Еще одна попытка сосредоточиться не удалась, мысли отчаянно метались, словно мотыльки в ловушке. Что происходило в джунглях? Что она сделала после того, как он сбежал от нее? То и дело, против воли, Нил вскидывал глаза. В любой момент Дарья могла появиться на опушке и спокойно пойти к дому. Вины за собой он не чувствовал. То был знак судьбы.

Манро вернулся с наступлением сумерек.

— Еле-еле успели. Гроза будет страшная.

Он пребывал в превосходном настроении.

Нашел чудесное плато. Много питьевой воды, прекрасный вид на море. К тому же поймал две или три редкие бабочки и белку-летягу. Намеревался как можно быстрее перенести лагерь в новое место. Манро вошел в хижину, чтобы снять тяжелые походные ботинки, и тут же вернулся.