Избранное

Вальтоур бросил на него взгляд.

— Ради бога, пожалуйста, но это совершенно излишне, — сказал он. — Никто этого и не заметил.

— Тогда не надо, редактор, безусловно, прав, — согласился Арон Эйлифс, засовывая голубоватый листок обратно в карман и помахивая конвертом: Тут у него, хе-хе, его фотография, захватил шутки ради, ему говорили, что читателям, наверное, интересно, как он выглядит, скажем в профиль…

— Прекрасно, дорогой мой Арон Эйлифс, большое вам спасибо, — поблагодарил Вальтоур, разглядывая снимок. — Поместим в следующем номере.

Растроганный и обрадованный, Арон Эйлифс распрощался, вызвавшись принести редактору новые материалы, когда «Смесь» придет к концу. У него дома лежит немало готовых рукописей, и, так сказать, находится в работе тоже многое — длинные стихотворения…

— А короткие? — спросил Вальтоур.

Конечно, конечно, и короткие также, масса коротких стихотворений, философских размышлений и статей о питании. Редактор мог бы выбрать, что ему нравится, из этих плодов досуга как в прозе, так и в стихах.

— Прекрасно, дорогой мой Арон Эйлифс, всего вам наилучшего.

Вальтоур закрыл за ним дверь и закурил.

— Да, чего-чего, а амбиции у него нет, такими поэты и должны быть! — заключил он. — Я решил вовсю печатать этого сукина сына, бабы совершенно без ума от его писаний.

— Кто этот знаменитый литератор? — спросил я.

Шеф рассмеялся.

— Ты бы лучше корректуру повнимательней вычитывал. Скоро Эйлифс будет бюджетным поэтом и не станет мириться с опечатками. А в магазины ты журналы отнес?

— Да.

— Сколько мальчишек?

— Двадцать с лишним.

— Меня спрашивали?

— Заведующий Управлением культуры звонил два раза.

— Ну его к черту!

Услышав этот неожиданно грубый ответ, я оторвался от работы и поднял глаза. Вальтоур расхаживал по редакции, точнее говоря, медленно прогуливался от окна к двери и обратно. Вид у него был довольный и несколько воинственный.

— Как ты с ним сегодня круто! — сказал я, продолжая клеить и штемпелевать. — И посылаешь его не в Управление культуры, а подальше.

— Я теперь сильный. Вчера вечером я основал акционерное общество.

— Зачем?

Вальтоура даже возмутила моя забывчивость:

— Разве я тебе не говорил по секрету, что собираюсь основать акционерное общество и тем самым создать для журнала солидную основу?

— Как это общество называется?

— Мы назвали его «Утренняя заря».

— Ага, а/о «Утренняя заря». И сколько вас?

Первым шеф назвал дядю своей невесты — депутата альтинга и директора банка Аурдни Аурднасона, одного из главных инициаторов основания общества. По образованию он теолог и считается в Исландии одним из самых дальновидных и практичных людей. Затем Вальтоур упомянул двух министров, председателя Импортной комиссии, одного видного члена городского муниципалитета, одного веселого оптовика, богатого рыбопромышленника, известного адвоката и, наконец, почтенного пастора восьмидесяти с лишним лет, включенного, правда, в состав общества ради, как он выразился, спортивного интереса.

— Тоже мне акционерное общество! Одни тузы.

— Это у меня ширма. Все они — только ширма!

— Что же вы собираетесь делать?

— Что делать? Они будут обеспечивать мне издание журнала, пока в стране можно будет достать хоть кусочек бумаги. Теперь мы развернемся!

— Как именно?

Шеф ответил, что уже снял подходящую комнатушку на Лайкьярторг. Там один дельный и добросовестный человек — он, правда, калека — будет после четырнадцатого мая рассылать журнал, вести всю бухгалтерию и взыскивать плату. У шефа есть план в скором времени расширить журнал, сделать его более разнообразным, более удобочитаемым. Однако возможно, что наряду с редакторской работой ему придется занять еще одну ответственную должность: Аурдни Аурднасон намекнул ему, что демократические партии договорились основать в этом году Комиссию по делам культуры и подыскивают политически нейтрального человека, который играл бы в ней роль арбитра.

Я опять оторвался от работы и поднял глаза, но промолчал.

— Нам надо выстоять, — продолжал Вальтоур, расхаживая по комнате. Сегодня вечером он поговорит с одним молодым рейкьявикцем по имени Эйнар Пьетюрссон и, видимо, возьмет его в «Светоч», по крайней мере на несколько недель: он обещал одному из министров, акционеров «Утренней зари», посмотреть, на что этот паренек годится.

— Покладистый ты человек, — сказал я.

— «Свеее-тааач»! Танцевальная мелооодия недееели! — доносилось с улицы.

Вальтоур раздавил в пепельнице недокуренную сигарету, но помочь мне явно не собирался. Он твердо решил, заговорил он снова, весною, на троицу, связать себя священными узами брака.

— У старика денег было невпроворот, правда, старуха — Ингина мамаша — еще пока не разделила наследство. Но квартирка у нас будет что надо, нижний этаж дома!

— Какого дома?

— Нашего! Неужели ты не знаешь дом покойного Магнуса Тораренсена? Дом из исландского шпата на Лёйваусвегюр? Один из лучших в городе, к тому же с садом…

Зазвонил телефон. Какая-то писклявая учительница пожелала подписаться на «Светоч». А нельзя ли получить все предыдущие номера, с самого начала? В конце месяца она внесет деньги за годовую подписку.

Затем распахнулась дверь, и в редакцию вошел не кто иной, как заведующий Государственным управлением культуры.

— Привет, Вальтоур! — хмуро произнес он. Меня он, видно, не заметил либо счел необязательным здороваться с такой пешкой.

— Салют, салют! — несколько сконфуженно ответил Вальтоур и тут же вытащил из кармана новенький бумажник.

— Совсем неуловимым стал.

— Получи-ка гонорар за последнюю статью о себе. — Вальтоур помахал стокроновой бумажкой, как машут на прощание платком. — Прошу, пожалуйста! А вот квитанционная книга. Больше мне статей не надо…

Заведующий Управлением культуры выхватил у него из рук сотенную. От его величия и ореола святости, которые поразили меня в его пахнущем ладаном кабинете, не осталось и следа.

— Нам надо кое о чем потолковать, — быстро проговорил он, как бы не замечая квитанционной книги, увлек Вальтоура в комнатку за редакцией и захлопнул дверь.

Я был настолько занят упаковкой пасхального номера «Светоча» — до конца страстной недели оставались считанные дни, — что мне некогда было размышлять над загадками человеческой жизни, но заведующий Управлением культуры поначалу говорил так громко, что я невольно услышал много удивительного, хотя понял далеко не все.

— Вы основали акционерное общество! — угрюмо произнес он и обрушил проклятия на голову Аурдни Аурднасона. — Как прикажете вас понимать? Не знаю, что и думать! У тебя совсем стыда нет, что ли?

— Думай что хочешь, мне все равно. Разве я не имею права основать акционерное общество?

— Ты становишься стяжателем без принципов и идеалов!

— Я пытаюсь обеспечить будущее журнала, создать ему солидную основу.

Послышался удар, кто-то из спорящих стукнул кулаком по столу, скорее всего заведующий.

— Ты действовал за моей спиной! Солгал! Предал!

— Кому я солгал? Что я предал? — невозмутимо спросил Вальтоур, словно успокаивая расходившегося ребенка.

Заведующий Управлением культуры мгновенно ответил:

— Все предал! Я думал, ты человек идеи! Я думал, ты не потерял стыд!

Вальтоур расхохотался:

— Ха-ха-ха! Как и ты! Шутник ты, братец!

— Кто придумал название? — спросил заведующий уже поспокойнее. — Кто помог тебе…

Вальтоур перебил его. Они оба оказывали друг другу услуги, сказал он, так что вполне могли бы побеседовать мирно. Однако он не допустит, чтобы кто-нибудь совал нос в его дела, и не намерен сносить незаслуженные оскорбления.

— Ты выпускаешь «Светоч» из рук! Еще недавно ты обещал во всем советоваться со мной!

— Мне ни с кем не надо советоваться, следует ли создать журналу солидную основу.

Снова послышался удар кулаком по столу.

— Чушь! Пустые отговорки! Журнал раскупают, как молоко!