Девяностые годы

Порой забегал и Пэдди Кеван. Теперь это был угловатый подросток лет пятнадцати, но в кругу мужчин он все еще казался ребенком; присев на корточки, он с увлечением передавал очередную сплетню. Его голубые, слегка прищуренные глаза блестели, а с веснушчатого загорелого лица не сходила усмешка.

— Слышали? — спрашивал он и тут же бойко принимался рассказывать про какую-нибудь новую крупную сделку, про последние находки на Большом Боулдере или же преподносил историю о том, как партия старателей перехитрила агента иностранной фирмы, который вообразил, что может купить за бесценок их участок, если поставит им пива.

— Ну, конечно, ребята распили с ним несколько бутылочек, — восторженно восклицал Пэдди, — и все бумаги подписали. А вот Порки Парсонс не стал подписывать. Он же хмельного в рот не берет! Ну; все дело и развалилось. Ребятам что? Они получили выпивку задарма. А иностранцу это влетело в пятьдесят фунтов стерлингов!

Пэдди навещал Салли во время ее болезни и однажды принес ей даже букетик дикой кассии. Он и раньше, весной, приносил ей цветы и знал, что она особенно любит эти маленькие золотистые цветочки с нежным и пряным запахом. Кассия цветет почти круглый год, и над руслом высохших ручьев воздух на целые мили напоен ее ароматом. Пэдди знал такое местечко за Хэннанским озером, где росло очень много кассии.

Он сказал, что ему иногда удается заработать несколько шиллингов, продавая кассию кокетливым официанткам из новых трактиров или девицам мадам Марсель. Она переехала сюда из Кулгарди, когда в Хэннане началась полоса процветания. Переехали и японки и поселились в хибарках за главной улицей. Они просто помешаны на цветах, но, к сожалению, у них нет денег, сетовал Пэдди. Они набрасываются на него, стрекоча как сороки, всякий раз, когда ему случается проходить мимо с охапкой цветов. Приходится иной раз дать им пучок алого горошка или веточку кассии, чтобы как-нибудь от них отвязаться. В Хэннане невозможно достать никаких цветов, кроме полевых, и он заработал кучу денег прошлой весной, продавая цветы в трактирах и игорных притонах.

Когда Пэдди появлялся с букетом кассии в руках и принимался весело болтать, присев на корточки, Салли трудно было поверить тому, что она слышала про этого парнишку. И хорошей собачонке можно дать дурную кличку, думала Салли. Пэдди приходилось самому о себе заботиться, а это нелегко.

Сэм Маллет говорил, что Пэдди хитер, как обезьяна. Можно было поручиться, что никто не знает так всю подноготную о каждом из жителей прииска, как Пэдди, а ради денег мальчишка был готов на все. Без малейшего зазрения совести он перехватил бы золото у кого угодно — лишь бы удалось. Ему уже раза два посчастливилось самому найти порядочный самородок, а когда старик Джордж продал участок около Маунт-Шарлотт, на котором он работал вместе с Пэдди, тот, разумеется, тоже получил свою долю.

Золотоискатели не любили Пэдди. Ему не доверяли, хотя рудокопы и пользовались его услугами, когда им нужно было сбыть кусок «джима» — так называли они золото, добываемое в руднике с помощью молота Джимпи. Не так уж трудно было пронести золото, запрятав его в котомку с провизией или в котелок.

Когда Пэдди работал на папашу Баггинса, он выступал посредником между ним и рудокопами, которые сбывали Баггинсу «джим». Страшно вспомнить, какой поднялся скандал, когда выяснилось, что Пэдди, передавая золото Баггинсу, самовольно удерживал себе комиссионные. Но мальчишка умел постоять за себя. В первом же раунде Пэдди вышел победителем, пригрозив рассказать всем, какие делишки обделывает Баггинс.

Пэдди хвастал, что может «прижать» кое-кого из самых главных воротил, и, надо сказать, действительно «прижимал», когда ему это было выгодно. Ни рудокопы, ни владельцы рудников не любили мальчишку. Но это нисколько не тревожило Пэдди, он держался самоуверенно и нахально, словно был в наилучших отношениях со всеми.

Салли думала, что сумеет оказать хорошее влияние на Пэдди, если будет немного заботиться о нем. Поэтому она сказала Пэдди, что починит ему штаны, если он выстирает их и принесет ей чистыми. Пэдди взял на время брюки у Фриско, и Салли насажала заплаток на старые пэддины штаны; при этом она решила воспользоваться случаем и дать мальчишке добрый совет.

— Ты ведь неглупый парень, Пэдди, — сказала она. — Из тебя может выйти толк, если ты постараешься быть всегда чистоплотным и порядочным.

— Вы так полагаете, мэм? — спросил Пэдди с кривой усмешечкой. — А почем вода на прииске? Боюсь, что здесь не всем по карману быть чистоплотными… и порядочными!

Нет, читать Пэдди мораль невозможно, подумала Салли. Этот сорванец так смотрит на тебя, словно ты сказала невесть какую глупость, и он не хуже других знает, как должен вести себя человек на приисках, если хочет уцелеть. Парню, который один-одинешенек бродит по свету и сам добывает себе кусок хлеба, поневоле приходится шевелить мозгами.

Пэдди был тощий, заморенный мальчишка — ну просто смотреть не на что! Что же, конечно, ему приходилось как-то ловчить, чтобы пробить себе дорогу. Ясно, что он не раз сворачивал с прямого пути и немало получал за это пинков и затрещин. А Пэдди все как с гуся вода. Такого ничем не проймешь, говорили про него на прииске.

В другой раз, когда Салли увидела Пэдди, на нем были новые башмаки, и он сказал, что стянул их в гостинице у одного хлыща, который выставил их в коридор для чистки.

— Каждый должен сам чистить свои башмаки, — негодующе заявил Пэдди, — а не то пусть пеняет на себя.

— Нельзя так делать, Пэдди, — возмутилась Салли. — Все на прииске говорят, что ты на руку не чист, и тебя когда-нибудь выставят вон из города. Уж ты дождешься.

Пэдди ухмыльнулся.

— Ну, пока до меня дойдет черед, многих придется попросить отсюда, — весело сказал он. — И пусть лучше меня выгонят за кражу башмаков, а натирать себе мозоли или ходить клянчить опорки я не стану. Да только никто не захочет поднимать из-за этого шум. Ведь я украл у толстосума. Мало у него обуви, что ли! Вот будь это мой товарищ, тогда дело другое. Ну, да ведь вы знаете, какие у нас тут порядки. Если у кого-нибудь есть то, что тебе нужно, — возьмешь, а потом сквитаешься. Таков закон приисков, мэм. Помните, как сказал Фриско в тот день, когда вы сюда приехали?

Вот он, Пэдди, — верен себе. Спуску никому не даст, и язык острый, как бритва. Это он хочет напомнить мне, думала Салли, что я слишком многим обязана Фриско, и о том, что сказала тогда миссис Баггинс. Попросту дал мне понять, что кочерга, мол, не белее ухвата. Я устраиваю свои дела на один лад, он — на другой. Какая разница — принимать от человека больше, чем ты в состоянии ему вернуть, или просто стащить пару башмаков?

Но выбранить Пэдди она не могла — мальчишка сказал это так почтительно, с простодушным лукавством глядя ей прямо в глаза. Салли даже не была уверена, действительно ли у него было что-то на уме или ей это просто показалось. Вероятно, люди недаром говорят про Пэдди, что этот мальчишка когда-нибудь всех их купит и продаст. Все же многие снисходительно относились к бойкому и острому на язык бездельнику: там, где появлялся Пэдди, всегда слышались шутки и смех. Кроме того, Пэдди каким-то образом ухитрялся быть в курсе всех событий, происходящих на рудниках, и всех скандальных сплетен.

Да, Пэдди не из тех, кого стоит жалеть, думала Салли. Даже когда ему задают хорошую трепку, как было в тот раз, когда его вздул один рудокоп за то, что он прикарманил золото, которое должен был передать Баггинсу. Пэдди сам не раз хвастливо рассказывал, как всыпал ему Длинный Билл.

— Да разве это дорогая плата, — с упоением восклицал он, — за то, чтобы послушать, как папаша Баггинс и Длинный Билл честят друг друга и не могут решить, кто же из них самый отъявленный лгун и мошенник на приисках!

Миссис Гауг говорила впоследствии, что ее нисколько не удивляет, когда она слышит разговоры об «обаятельности сэра Патрика Кевана». Он отличался этим и прежде, когда был еще мальчишкой. В нем совмещалось какое-то удивительное нахальство и уменье расположить к себе человека, когда ему что-нибудь от него нужно; он был нещепетилен и готов в иных случаях играть роль шута.