Собрание сочинений. Том 5. Наулака. Старая Англия

Он ущипнул мальчика за щеку и взглянул на наш скот, пасшийся на пологом берегу реки.

— Жирные, — сказал он, потирая себе нос. — Да, я люблю такое искусство и хитрость. — Что, уезжая, я сказал тебе, мальчик?

— Удержи в своих руках замок или повиснешь на веревке, — был мой ответ. Я никогда не забывал слов Жильбера Орлиного.

— Правильно. И ты удержал замок. — Он сошел с седла, концом меча вырезал кусок дерна на берегу и подал его мне, преклонившему колено.

Ден посмотрел на Уну. Уна посмотрела на Дена.

— Ввод во владение, — шепнул Пек.

— Теперь ты законно введен во владение замком и землями, сэр Ричард, — сказал де Аквила. — Ты и твои наследники на веки вечные владельцы этого имения. Куска дерна достаточно на время; потом писцы короля напишут на пергаменте документ. Вся Англия наша… если только нам удастся удержать ее в руках.

— Какую подать я буду платить? — спросил я, и отлично помню, какую гордость почувствовал при этих словах.

— Рыцарскую, мальчик, рыцарскую, — сказал он, прыгая вокруг лошади на одной ноге. (Говорил ли я, что он был мал ростом, но терпеть не мог, чтобы его подсаживали в седло?) — Шесть всадников или двадцать лучников ты будешь присылать мне, как только я потребую их и… Откуда у вас такой хлеб? — перебил он сам себя, потому что время подходило к жатве и у нас был действительно хороший хлеб. — Я никогда не видывал такой блестящей соломы. Ежегодно присылай мне по три мешка таких же семян; кроме того, в память нашей предпоследней встречи, — когда на твоей шее болталась веревка, — ежегодно в течение двух дней угощай меня и мою свиту в большом зале твоего замка.

— К сожалению, — сказал я, — мне сразу приходится обсчитать моего господина. Я дал слово не входить в большой зал, — и я рассказал Жильберу о клятве, данной мной леди Эл иве.

— И с тех пор вы никогда не бывали в доме? — спросила рыцаря Уна.

— Никогда, — с улыбкой ответил сэр Ричард. — Я построил себе на холме маленькую деревянную хижину, в ней ночевал, перед ней чинил суд и расправу…

Де Аквила повернул лошадь, его висевший на спине щит колыхнулся.

— Это не беда, мальчик, — сказал он, — я окажу тебе почет позже, через двенадцать месяцев.

— Он хотел сказать, что в течение первого года сэру Ричарду не придется приглашать его на пир, — объяснил детям Пек.

Де Аквила пробыл несколько дней у меня в хижине; Гуг, умевший читать, писать и считать, показал ему отчетный свиток, в котором были написаны названия всех наших полей, а также имена служащих. Мой господин задавал ему тысячи вопросов о землях, о лесе, о пастбищах, о мельнице, о рыбных прудах и о достоинствах каждого жителя долины. Но де Аквила ни разу не произнес имени леди Эливы, ни разу не подошел к дверям замка. По вечерам он пил с нами в хижине. Да, он сиживал на соломе, точно орел, распушивший свои перья; его желтые глаза бегали по сторонам, и, разговаривая, он, точно орел, перескакивал с одного предмета на другой, но всегда быстро устанавливал между ними связь. Бывало, он немного полежит спокойно, потом солома зашуршит, де Аквила задвигается и начнет говорить, да порой так, точно он сам король; нередко он высказывал свои мысли в притчах и баснях, и, если мы не сразу понимали их значение, толкал нас под ребра своим мечом в ножнах.

— Слушайте, вы, мальчики, — сказал он однажды. — Я родился не вовремя. Пятьсот лет тому назад я сделал бы Англию такой страной, которую не смог бы покорить ни один датчанин, саксонец или норманн. На пятьсот лет позже нынешних дней я сделался бы faKHM советником королей, какие никогда не грезились миру. Все это здесь, — прибавил де Аквила, постучав по своей крупной голове, — но в наш темный век моим способностям нет простора. Теперь Гуг более подходящий человек, чем ты, Ричард. — И его голос зазвучал хрипло, точно карканье ворона.

— Правда, — согласился я, — без Гуга, без его помощи, терпения и выносливости я ни за что не удержал бы в своих руках замка и земель.

— Да и не сохранил бы жизнь, — прибавил де Аквила. — Не один, а сотню раз Гуг спасал тебя. Молчи, Гуг, — прибавил он. — Знаешь ли ты, Ричард, почему Гуг спал, да и теперь по ночам спит посреди твоих норманнских воинов?

— Я думаю, чтобы быть подле меня, — сказал я, предполагая, что это так и есть.

— Глупец, — произнес де Аквила, — он спит между ними, потому что саксонцы просили восстать против тебя и выгнать из долины всех норманнов, всех до одного. Не важно, как я об этом узнал, но говорю правду. Гуг сделал себя заложником за твою жизнь, хорошо зная, что, если с тобой случится беда от руки его саксонцев, твои норманны без сожаления убьют его. И саксонцы это знают. Правду я говорю, Гуг?

— До известной степени, — смущаясь, согласился Гуг. — По крайней мере, так было полгода тому назад. Теперь мои саксонцы не тронут Ричарда. Мне кажется, они знают его, а все-таки я думал, что осторожность не помешает.

— Вот, дети, что этот человек сделал, а я-то и не догадывался ни о чем. Каждую ночь он ложился спать между моими воинами, зная, что если какой-нибудь саксонец поднимет на меня нож, ему придется своей жизнью расплатиться за мою.

— Да, — продолжал де Аквила, — и у него нет меча. — Он указал на пояс Гуга, который снял свой меч (не помню, говорил ли я вам это?) в тот день, когда при Сент-Леке оружие выпало у него из рук. С собой он носил только короткий нож и большой лук.

— У тебя нет меча, нет земли, Гуг; между тем мне говорили, что ты родственник графа Годвина. (Гуг действительно был из рода Годвина.) Дом и имение, прежде принадлежавшие тебе, отданы этому мальчику и его потомству. Проси его, потому что он может выгнать тебя, как собаку, Гуг.

Гуг не проронил ни слова, но я слышал, как он заскрипел зубами. Тогда я попросил моего высокого господина, Жильбера Орлиного, замолчать, так как в противном случае я заткну ему глотку, де Аквила рассмеялся и хохотал до слез.

— Я говорил королю, — сказал он, — что случится, если он отдаст Англию нам, ворам-норманнам. Вот, Ричард, всего каких-нибудь два дня ты по праву владеешь замком и землями, а уже восстаешь против своего господина. Что нам с ним сделать, сэр Гуг? А?

— У меня нет меча, — ответил Гуг, — не шутите со мной. — И, прижав голову к коленям, он застонал.

— Ты еще глупее Ричарда, — совсем изменившимся голосом сказал де Аквила. — Полчаса тому назад я дал тебе замок Даллингтон, — и, вытянувшись на соломе, он толкнул Гуга своим мечом в ножнах.

— Мне? — спросил Гуг. — Я саксонец и, хотя люблю вот этого Ричарда, не могу быть вассалом какого-нибудь норманна.

— В свое время, до которого я за мои грехи не доживу, в Англии не будет ни саксонцев, ни норманнов, — сказал де Аквила. — Если я умею понимать людей, ты без всяких клятв гораздо вернее множества норманнов. Возьми Даллингтон и, если хочешь, завтра выходи против меня.

— Нет, — ответил Гуг. — Я не ребенок. Давшему мне дар я оказываю услуги. — Он протянул обе руки де Аквила и поклялся хранить ему верность; потом, помнится, я поцеловал его, а де Аквила поцеловал нас обоих.

Позже мы уселись на свежем воздухе подле моей хижины. Вставало солнце, и де Аквила увидел, как наши люди шли работать в поля. Мы говорили о святых вещах: о том, как будем управлять нашими замками, толковали и об охоте; о разведении лошадей; о мудрости и благоразумии короля; Жильбер теперь говорил с нами, как со своими настоящими братьями. Вот ко мне подкрался наш слуга, один из трех саксонцев, которых я не повесил за год перед тем, проревев (так всегда шепчут саксонцы), что леди Элива желает поговорить со мной в замке. Она каждый день ходила гулять и обыкновенно присылала мне сказать, куда идет, чтобы я мог отправить за ней одного-двух лучников, которые охраняли бы ее. Очень часто я сам прятался в лесу и смотрел, куда она направляется.

Я быстро пошел на зов, и когда поравнялся с большими дверями замка, кто-то отворил их изнутри, и я увидел леди Эливу. Она мне сказала: «Сэр Ричард, не угодно ли вам пожаловать в ваш замок?» — и заплакала. Мы были одни.