Фламандские легенды

Не забыли они и кроткого ангела, который спустился на помощь к ним в виде светлой звезды. И стройными голосами запели прекрасные гимны и прекрасные молитвы.

А в это время во всей округе проснулись петухи и друг за дружкой затрубили в трубы, возвещая приближение ясного дня.

Тут и гуляки продрали глаза и побежали к дверям узнать, откуда доносится столь нежное пение.

А на небе уже улыбалось солнышко.

Мужчины все высыпали на площадь; увидев там своих благоверных, иные мужья хотели поколотить их за то, что они покинули ночью супружеское ложе, но Андре Бредаль помешал этому и рассказал все, как было. Изумленные жители Уккле со стыдом и раскаянием слушали, как за них поработали храбрые вояки в юбках. Питер Ганс, Бласкак и преподобный Классенс, настоятель местной церкви — святой жизни человек, тоже вышли на площадь.

Дядюшка Бредаль обратился к огромной толпе с такой речью:

— Друзья, — сказал он, — если вы все еще дышите божьим воздухом, благодарите за это ваших отважных жен и дочерей! А теперь вы должны дать обещание и поклясться, что впредь не будете пить — разве что только с их позволения.

— Полегче, дядюшка Бредаль, — возразил один из толпы. — Никогда выпивка не вгоняет в такой мертвый сон. Уж я-то в этом деле мастак: всю жизнь выпивал, собираюсь продолжать и дальше в свое удовольствие. Но я подозреваю другое: здесь не иначе, как замешан сам дьявол и его злые чары. А ну-ка подойди сюда, Питер Ганс, подойди, мы с тобой немного потолкуем, и если тебе что-нибудь известно, ты нам объяснишь все это дело!

— Ах-ах, — залепетал Питер Ганс, тряся головой и лязгая зубами (бедняга изрядно струхнул), — ах-ах, я ничего не знаю, дорогие друзья!

— Враки! — ответил тот, — ты все знаешь, ведь я вижу, как голова у тебя трясется и зуб на зуб не попадает.

Тут перед Питером Гансом внезапно оказался настоятель Классенс:

— Ты дурной христианин, — сказал он, — я отлично понял: ты был в сношениях с дьяволом на погубу всем этим честным людям. Покайся смиренно в своем грехе, и, может быть, мы помилуем тебя, но если ты будешь запираться, вариться тебе в наказание в кипящем масле!

— Ах, — заплакал Питер Ганс, — я давно предсказывал, что буду вариться в масле, боже милосердный! Бласкак, где же ты, куманек? Дай мне совет, ах-ах!

Но Бласкак, испугавшись священника, уже улизнул.

— Вот, — сказал Питер Ганс, — видите, какой он предатель, он покинул меня в беде!

— Говори! — потребовал Классенс.

— Хорошо, ваше преподобие, — сказал Питер Ганс, заливаясь слезами, — я вам все расскажу без утайки.

— Ваше преподобие, — добавил он, закончив свой рассказ, — если вы меня не очень строго накажете, я из моих скудных грошей ежегодно буду делать свой вклад в церковь. Я истинный христианин, уверяю вас, и никакой не еретик. Примите во внимание и то, что мне нужно порядочно времени, чтобы как следует покаяться прежде, чем умереть. Но не бросайте меня в кипящее масло, молю вас!

— Мы еще посмотрим, — ответил настоятель, — а теперь веди нас в то место, где находится этот дьявол!

Когда они проходили мимо церкви, Классенс вошел туда и набрал святой воды, а потом мужчины, женщины и дети — вся община двинулась в «Охотничий рог».

Настоятель пожелал увидеть того, кто наслал порчу на стольких добрых людей, и Питер Ганс покорно указал на улыбающегося толстощекого мальчугана, в руках у которого был жезл, украшенный виноградными гроздьями и листьями, и женщины все до единой нашли, что для дьявола он слишком красив.

Священник сотворил крестное знамение, погрузив пальцы в святую воду, омочил ею лоб, живот и грудь статуи, и она — так велико могущество божие — тотчас рассыпалась в прах, и послышался жалобный голос: «Oi moi, б phos tethneka!»

И священник пояснил слова дьявола, которые на греческом языке означали: «Горе мне, о ясный свет, я умираю!»

О том, как был изумлен и поражен герцог, узнав о мужестве женщин Уккле.

Тем временем община отрядила к герцогу двух почтенных жителей Уккле с поручением надлежащим образом уведомить достойного государя о происшедшем. Они его встретили, когда он был уже на пути в Уккле, ибо, узнав от лазутчиков о замысле Железного клыка, которого тот и не скрывал, герцог тотчас отправился в погоню за ним с хорошо вооруженным отрядом всадников.

Жители Уккле, завидев герцога, бросились перед ним на колени, но добрый государь не допустил этого и велел им подняться и пойти с ним рядом.

Вдруг все увидали место, где была разбита шайка разбойников. Глядя на трупы, валявшиеся на земле, восхищенный герцог остановился в изумлении.

— Кто же, — спросил он, — предал смерти этих лиходеев?

— Наши жены, — ответил один из жителей Уккле.

— Что это еще за басни! — воскликнул герцог, нахмурившись.

— Упаси боже, государь, — прибавил другой, — я вам все расскажу, — что он и сделал.

— Вот как! — подивился герцог, — кто бы мог такое подумать об этих женщинах? Я желаю вознаградить их.

Сказав это, он велел поднять с земли и подать ему шлем Железного клыка, долгое время потом находившийся среди оружия монсеньора Карла, который наказывал его тщательно хранить.

О том, как в Уккле был основан союз женщин-лучниц, и о щедрой награде, которую герцог пожаловал девице Вантье.

Вступив в Уккле, добрый герцог увидел направляющуюся ему навстречу большую толпу и среди нее человека, который жалобно голосил:

— Господин кюре, господин кюре, не бросайте меня в кипящее масло!

На что тот отвечал:

— Мы еще посмотрим!

— Что это за шум? — спросил герцог.

Тут Питер Ганс, завидев его, подбежал к нему и, обняв ноги его коня, закричал:

— Государь, не допустите, чтобы меня сварили в кипящем масле!

— А почему, — спросил герцог, — должны сварить в масле одного из моих добрых подданных?

Тогда выступил вперед преподобный Классенс и с великим негодованием рассказал обо всем случившемся, а Питер Ганс продолжал горько плакаться. Итак, один плакал и стенал, а другой в это время говорил ладно и складно, делал разные умозаключения, так что все очень спуталось, и добрый герцог не знал, кого из двоих слушать.

Вдруг из толпы вышла Вантье и так же, как Питер Ганс, крикнула: «Милосердия и сострадания!»

— Государь, — сказала девица, — этот человек совершил великий грех перед богом, но в простоте сердечной и по природной трусости. Дьявол его запугал, он ему и покорился. Простите его, государь, ради нас!

— Девушка, — сказал герцог, — ты хорошо говоришь, и я тебя послушаюсь.

Но преподобный Классенс возразил:

— Государь, вы не думаете вовсе о боге!

— Отец мой, — ответил герцог, — я никогда не забываю о боге. Однако я полагаю, что ему не очень-то приятно видеть, как поднимается чад от растопленного жира христианина и как варится его мясо, но что он любит тех, кто кроток душою и не преграждает ближнему путь к раскаянию. А особенно сегодня, когда пресвятая дева соблаговолила сотворить чудо для нас, я не хочу опечалить ее материнское сердце смертью христианина. Итак, никто из обвиняемых, ни Питер Ганс, ни другие на сей раз не будут преданы казни.

Услышав это, Питер Ганс залился смехом, как полоумный, и начал петь и плясать.

— Хвала государю! — закричал он, — я не буду вариться в масле! Весь Брабант любит доброго герцога.

И все закричали вместе с ним:

— Хвала государю!

Тогда герцог велел им замолчать.

— Вот что, — улыбаясь, сказал он, — женщины, совершившие этой ночью мужской подвиг, подойдите сюда, я награжу вас, словно мужчин. Первым делом я вручу тяжелую золотую цепь самой храброй из вас. Где она?

Женщины подтолкнули Вантье к герцогу.