Хапуга Мартин
Хапуга Мартин читать книгу онлайн
«Хапуга Мартин» — аллегорическая история мелкой, закосневшей в грехе души на пороге жизни и смерти. По мысли Голдинга, Кристофер Хедли Мартин эгоистически использовал дарованную ему Богом свободу выбора — всю жизнь стремился урвать где только можно, творил зло. Прозвище героя (pincher — мелкий воришка, хапуга) говорит само за себя. Помимо того что этим прозвищем на британском флоте традиционно награждают всех моряков по имени Мартин, в образном ряду притчи оно приобретает и другой, иносказательный смысл: Хапуга Мартин в духе средневековых моралите олицетворяет один из смертных грехов — Алчность (неслучайно продюсер театра, в котором он до службы на флоте подвизался, предлагает ему сыграть роль Алчности). Метафорическим выражением внутренней сущности героя служит в романе ряд повторяющихся образов: вечно раскрытый рот, жадно поглощающий все, что подвернется, перемалывающие пищу зубы, клешни, хватающие добычу. Даже за смертной чертой Мартин остается верен себе: его ничтожное, маленькое «я», подобно раздавленному, извивающемуся червяку, продолжает изо всех сил цепляться за жизнь.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Под ним с легким стуком перекатывалась галька. Последней каплей плеснула в щель вода. Он опустил голову и устремил глаза вниз, поверх спасательного пояса, через раскрывшиеся полы плаща, туда, где в углу расселины лежала мокрая галька. Увидел гольфы и вспомнил, что в них находятся его ноги.
— Зря я скинул сапоги.
Осторожно переместив правую ногу, он выпрямил левое колено и крепко прижал его к скале — так легче было выдержать собственный вес. Ноги проявляли странную избирательность. Они не ощущали скалу, пока не касались чего-нибудь острого. И становились частью тела, только когда причиняли боль или попадали в поле зрения.
Хвост волны ударил прямо в угол, с шумом шлепнувшись о его вершину. Одна струя, рассыпавшись брызгами, проскочила между ногами через спасательный пояс и окатила лицо. Он вскрикнул и только тогда осознал, как гибельно для него так напрягать все тело. Звук, зародившийся в горле, булькнул и замер. Рот не участвовал, хотя и был открыт, челюсть безвольно лежала на жестком воротнике плаща. Бульканье усилилось, и он заставил зубы со щелчком сомкнуться. Сквозь зубы и закоченевшую верхнюю губу вырвались слова:
— Совсем как мертвец!
Еще одна волна докатилась в расселину и обдала лицо брызгами. Собрав все силы, он пополз вверх. Подымался по неровной поверхности скалы, пока не осталось ни блюдечек, ни двустворчатых раковин и к ней уже ничего не липло, кроме его собственного тела, крошечных морских уточек и зеленых пучков водорослей. Ветер все время вдавливал его в расселину, отовсюду доносился шум моря. Расселина становилась все уже, и он едва протискивался сквозь нее, когда голова высунулась наружу. Упираясь локтями с обеих сторон, он взглянул вверх.
На уровне лица самая узкая часть расселины в скале расширялась, превращаясь в воронку. Края воронки были не очень ровными, но все же достаточно, чтобы тело могло держаться в ней с помощью трения. Ближе к вершине края скашивались, как угол крыши. Расстояние от его лица до отвесного края воронки почти в два раза превышало длину человеческого тела. Он начал поворачивать голову, медленно, пытаясь отыскать, на что опереться, но ничего не увидел. Только примерно на середине виднелась впадина, но слишком мелкая, чтобы служить опорой. Его онемевшим пальцам ни за что не удалось бы зацепиться за ее закругленные кромки.
Сильный удар обрушился на нижнюю часть угла. В его укрытие угодила плотная стена воды, рассыпалась и отошла назад. Он устремил взгляд поверх спасательного пояса в пространство между ногами. На какой-то миг едва различимо обозначилась галька и тут же скрылась под зеленой волной. Между ним и скалой взметнулся фонтан брызг.
Он выталкивал себя, пока верхняя часть туловища не прислонилась к склону. Ноги отыскали точки опоры там, где раньше находились локти. Колени медленно выпрямились. Он тяжело дышал, выбросив правую руку вперед. Пальцы сомкнулись на закругленной кромке впадины. Поползли вверх.
Оторвав правую ногу от опоры, он подтянул колено. То же самое проделал с левой ногой.
Теперь он повис всего в нескольких дюймах от вершины угла, удерживаясь с помощью одной руки и трения собственного тела. Но тут пальцы правой руки, ослабев от дрожи, разжались. Скользнули вдоль закругленной кромки. Вслед за ними соскользнуло все тело, и он снова оказался в верхней части расселины. Он лежал неподвижно, не видя скалы, правая рука вытянулась где-то сверху.
А море не унималось, отвоевывая у него расселину. Каждые несколько секунд под ним с глухим ударом катилась очередная волна. Тяжелые капли оседали на стенах и тонкой струйкой стекали в воронку перед его лицом. Одна из волн раскололась, и вода потоком обрушилась ему на ноги. Оторвавшись от скалы, он поднял голову. Гримаса боролась с онемевшими мышцами лица.
— Совсем как блюдечко.
Какое-то время он лежал, скрючившись в верхней части расселины. Гальки уже не было видно. В наплывах струй она оставалась лишь зыбким воспоминанием. Потом совсем исчезла, вместе с нею исчезла и скала, а со следующим ударом его накрыло с головой. Он стряхнул брызги с лица. Долго вглядывался в глубь расселины, словно не в воде тут было дело, а в чем-то другом.
— Совсем как блюдечко!
Спустил ноги, нащупал выступы, решительно втиснулся вниз, при каждом ударе волны прилипая к поверхности. Вполз назад. Каждый раз, когда новая волна отступала, он задерживал дыхание и сплевывал. Вода больше не несла с собой холод; скорее, она набирала силу. По мере того как тело опускалось к тому месту, где была галька, удары становились все сильнее. С каждой новой волной нарастал напор тяжести, тянувшей его вниз. Он потерял опору, пролетел последние несколько дюймов, и мгновенно волна подхватила его, свирепо втолкнула в угол и тут же попыталась оторвать от стенки. В паузах между волнами, когда он, пошатываясь, силился подняться на ноги, вода уже доходила ему до колен, накрывая оседавшую под его весом гальку. Он упал на четвереньки, погребенный зеленой массой, которая ударила в заднюю стенку угла, выбросив вверх столб брызг. Едва держась на ногах, он обогнул угол и уцепился обеими руками за стену. Вода пыталась его оторвать, но он держался. Высвободил нож, открыл лезвие. Наклонился вниз, и тотчас перед глазами возникли очертания скалы и водорослей. Ослабевший шум моря звучал в ушах поющей нотой. Когда он снова выпрямился, нож болтался у пояса, а в руках оказались два блюдечка. Море, сбив его с ног, перевернуло вниз головой. Он нащупал скалу и приник к ней, превозмогая напор воды. Волны на мгновение отступили, и он открыл рот, судорожно хватая воздух, словно отвоевывая пространство. Уцепился за выступы в углу, а волна, взорвавшись, поволокла его вверх, так что теперь приходилось прилагать усилия, чтобы удержаться внизу и владеть своим телом. После каждого удара он распластывался, пытаясь спастись от обвала воды. Но всякий раз, когда он поднимался, волны, хотя и утратившие свинцовую тяжесть, вновь принимались за него с какой-то изощренной злобой. Они раздирали одежду, били в промежность, раздувая шатром полы плаща, пока те не сбивались в комок над талией. Стоило ему взглянуть вниз, как вода устремлялась прямо в лицо или била в живот, выталкивая наверх.
Он подполз к самой узкой части расселины, и его втянуло внутрь. Когда вода отхлынула, он открыл глаза, вдыхая влагу струящейся по лицу пены. Как раз у переносицы прилипла прядь волос, ему был виден ее раздвоившийся конец. Новый вал настиг его, потом стена воды отпрянула, а он все еще находился в расселине, вдавленный собственным весом в самую узкую ее часть, где начиналась воронка. Тело пронизывала дрожь. Он распластался на склоне и, подавшись вперед, стал выпрямлять ноги. Поднял лицо, прижав к скале; поток промчался над головой. Он принялся шарить в сбившихся складках плаща. Извлек оттуда блюдечко и прилепил к скале на уровне пояса. Вода вновь накатила и отошла. Он повернул нож рукояткой вниз и раздвинул створки раковины. Блюдечко слегка накренилось вбок и присосалось к поверхности. Его тоже прижало; человек и раковина вместе закрепились на скале.
Выпрямленные ноги были напряжены, глаза закрыты. Выставив согнутую дугой правую руку, он ощупал пространство над собой. Отыскал выбоину с тупыми краями, слишком гладкими, чтобы можно было за них уцепиться. Рука вернулась на прежнее место, ее окатило водой, пальцы теребили плащ. Он вытащил руку наружу. Когда она, медленно описав круг, поползла кверху, в ладони оказалось блюдечко. Теперь он смотрел на скалу, находящуюся всего лишь в одном-двух дюймах от лица, не проявляя к ней никакого интереса. Жизнь, которая еще теплилась в нем, сосредоточилась в медленном движении правой руки. Отыскав выбоину с тупыми краями, рука прижала раковину к одному из них. Тело приподнялось на несколько дюймов и замерло, дожидаясь очередной волны. Когда вал прошел, рука вернулась назад, взяла нож, потянулась кверху и слепо ткнулась в скалу. Скрюченные пальцы что-то искали, нашли блюдечко, ударили по нему рукояткой ножа.
Повернувшись лицом к скале, он выдержал еще один удар волны и сосредоточил взгляд на раковине, находящейся над ним. Рука разжалась, и нож, ударившись о камень, выскользнул и неподвижно повис на ремне. Он взялся за пробку спасательного пояса и открутил ее. Воздух с шипением вышел, и его зажатое в воронке тело стало более плоским. Склонив голову набок, он опустил ее и секунду-другую пребывал в бездействии. На влажной поверхности около рта образовалось небольшое темное пятно, периодически смываемое очередным каскадом воды. Время от времени болтающийся у пояса нож со стуком ударялся о скалу.