Чудеса Антихриста

В Диаманте жила еще и третья надежда. Всем хотелось хоть что-нибудь узнать о Гаэтано. Донна Микаэла поехала в Комо, где он находился в тюрьме. У нее были рекомендательные письма от влиятельных особ в Риме, и она была убеждена, что ей удастся видеться с ним. Но директор тюрьмы направил ее к тюремному врачу.

А врач запретил ей видеться с Гаэтано.

— Вы просите о свидании с заключенным, — сказал он. — Вам не следует этого делать! Вы говорите, что он вас любит и думает, что вы умерли. Оставьте ему эту уверенность! Он примирился. Он не страдает больше тоской по вас, неужели же вы хотите, чтобы он снова начал страдать и томиться, узнав, что вы живы? Вы хотите убить его? Вот что я вам скажу: если он опять затоскует, ему не прожить и трех месяцев.

Он говорил так убедительно, что Микаэла поняла, что ей лучше отказаться от свидания с Гаэтано. Но как тяжело ей было перенести и это разочарование!

Вернувшись домой, она ходила как во сне, казалось, она никак не может проснуться и вернуться к жизни. Она никак не могла понять, что все надежды ее рухнули. Она ловила себя на мысли:

«Когда я спасу Гаэтано…» Но ведь теперь у нее не было ни малейшей надежды спасти его.

Она задумывала то одно, то другое предприятие. То она хотела провести канализацию по равнине, то начать ломать мрамор на Этне. Она раздумывала и размышляла и не могла решиться ни на что определенное.

Эта безнадежная апатия, овладевшая донной Микаэлой, охватила постепенно и весь город. Несомненно, все, что исходило от людей, не верующих в изображение, кончалось плохо и неудачно. Даже и железная дорога не избежала этого. На крутых подъемах часто случались несчастия. А плата за проезд была такая высокая, что народ опять стал ездить на омнибусах и экипажах.

Донна Микаэла и многие другие стали думать о том, чтобы объехать с изображением весь мир. Они хотели показать всем людям, как оно дарует здоровье, спасение и радость всем честным, трудолюбивым людям, помогающие своим ближним. Когда люди убедятся в этом, они уверуют в него.

— Святое изображение должно стоять на Капитолии и управлять миром! — говорили в Диаманте.

— Все правящие нами никуда не годятся, пусть лучше нами управляет Святой Младенец, — говорили другие.

— Младенец Христос могуч и милостив; если власть будет в его руках, бедные станут богатыми, а у богатых тоже останется довольно. Младенец Христос знает, кто желает добра. Если бы власть была в его руках, то и бедные заседали бы в залах совета. По миру прошел бы острый плуг, и все, что бесплодно лежит в глубине, принесло бы обильную жатву.

Но прежде чем эти планы были приведены в исполнение, в первых числах марта 1896 г. пришло известие о битве при Адуа. Итальянцы были побиты, и многие тысячи их были убиты или взяты в плен.

Несколько дней спустя в Риме произошел министерский кризис. Человек, занявший пост министра, боялся гнева и отчаяния сицилианцев. Чтобы задобрить их, он велел освободить некоторых сицилианцев, томившихся в тюрьмах. Он выбрал пятерых, наиболее любимых народом. Это были: Да-Феличе, Боско, Ферро, Барбато и Алагона.

Ах, донна Микаэла старалась радоваться, узнав об этом, она старалась не плакать. Она верила, что Гаэтано находится в тюрьме, потому что изображение Христа должно разрушить стены его темницы. Он был ввержен туда по милости Господней, потому что он должен был преклонить голову перед Младенцем Христом и сказать:

— Господь мой и Бог!

А теперь его освободило не святое изображение. Он вернется таким же неверующим, каким был прежде. Между ними останется та же глубокая бездна.

Она старалась радоваться. Довольно уж того, что он свободен. Что значат в сравнении с этим она и ее счастье?

Но так случалось со всем, на что надеялось и чего жаждало Диаманте.

Великая пустыня была очень жестока к бедному оазису.

II . В Палермо.

Наконец, наступил этот день! Пробило час пополуночи!

Те, кто боится проспать, встают с постелей, одеваются и выходят на улицу.

А запоздалые посетители кафэ вздрагивают, когда на улице раздаются шаги. Они стряхивают с себя усталость и спешат на улицу. Они смешиваются с толпой, и время, кажется, бежит быстрее!

Мало знакомые люди обмениваются сердечными приветствиями и горячими рукопожатиями. Все сердца пылают одним и тем же восторгом. На улицах можно видеть много известных людей, старых профессоров университета, важных господ и знатных дам, которые в другое время никогда не ходят пешком по улице. Все одинаково радостны и веселы.

— Боже мой, Боже мой, наконец-то он вернется, наконец-то Палермо снова увидит его! — говорят они.

Студенты, всю ночь не покидавшие своего сборного пункта в Куатро-Канти, запаслись факелами и цветными фонариками. Их зажгут только в четыре часа, когда приедет тот, кого они ждут; но уже с двух часов то тот, то другой начинают пробовать, хорошо ли горит его факел. Потом они сразу зажигают их и приветствуют свет громкими кликами. Невозможно оставаться в темноте, когда душа рвется от радости. В отелях будят путешественников и предлагают им встать.

— Сегодня ночью в Палермо праздник, синьоры!

Путешественники спрашивают, в честь кого.

В честь одного социалиста, которого, наконец, выпустили из тюрьмы. Сегодня на рассвете он приезжает с пароходом из Неаполя.

— Кто же этот человек? — Его зовут Боско, и народ обожает его.

Всюду в эту ночь идут хлопоты и приготовления к встрече приезжающего. Даже пастух коз на Монте-Пелегрино принялся вязать маленькие букетики, чтобы воткнуть их за ошейники козам. А так как у него было сто коз и все носили ошейники, то… Но букетики должны быть сделаны. Его козы не могут на следующее утро войти в Палермо, не украшенные в честь великого дня.

Портнихи сидели далеко за полночь, спеша кончить платья, которые должны быть надеты на утро. А кончив заказанную работу, маленькая швейка должна подумать и о себе. Она прикалывает к шляпе несколько перьев и громадный бант — сегодня и она хочет быть нарядной!

Дома постепенно начинают иллюминоваться. То там, то здесь в воздухе взлетают ракеты. На всех углах трещат шутихи.

Торговцы цветов на длинной улице Виктора-Эммануила не успевают удовлетворять всем требованиям. Все больше и больше требуют белых померанцевых цветов! Все Палермо напоено сладким благоуханием померанцев.

Привратник при доме Боско не имеет ни минуты покоя. В дом поминутно являются посланные с величественными тортами и гигантскими букетами. Приветственные телеграммы и письма так и сыплются дождем. Кажется, что и конца этому не будет.

Как-то ухитрились воткнуть букет даже в руки бронзовой статуи жалкого, некрасивого Карла V, имеющего такой же тощий и голодный вид, как у Сан-Джиованни в пустыне. Студенты, услыхав об этом, отправились целым шествием к статуе императора, осветили ее факелами и прокричали «ура» старому деспоту. Потом один из них снял букеты, чтобы подать его великому социалисту.

Затем студенты направились в гавань.

Их факелы уже давно потухли, но они не обращают на это внимания. Они идут обнявшись, громко распевая, по временам они прерывают свое пенье криками:

— Долой Криспи! Да здраветвует Боско!

А когда они снова запевают, те, кто не умеет петь, опять прерывают певцов, обнимая и целуя их.

Общества, артели и цехи двигаются стройными рядами. Вот идут каменщики с музыкой и знаменами, вот мастера мочальных работ, а дальше — рыбаки.

Встречаясь, общества приветствуют друг друга знаменами. Иногда они останавливаются и произносят речи. Они говорят о пяти освобожденных, о пяти мучениках, возвращенных, наконец, на родину. И вся толпа кричит:

— Да здравствует Боско! Да здравствует да-Феличе! Да здравствует Ферро! Да здравствует Барбато! Да здравствует Алагона!

Некоторые, утомленные этим уличным шумом, спешат укрыться от него в гавани, но, придя туда, они с удивлением спрашивают себя: «Что это за место? Madonna Santissima, куда это я попал?»