Семья Мускат

Как ты? Чем занимаешься? Учишься в университете? Познакомился ли с интересными людьми? Швейцария и в самом деле такая красивая страна, какой ты ее представлял? Когда я вспоминаю наше путешествие, мне начинает казаться, что все это происходило во сне. На обратном пути у меня была возможность видеть великое человеческое страдание. Гуляя по Павье и Длугой, я не могла вообразить, что настанет день, когда за решеткой окажусь я сама. Я рада, что знаю теперь, каково это.

Здесь все по-прежнему. Мама нездорова и почти все время пребывает в дурном настроении. Отец много времени проводит с дядей Абрамом. Еще совсем недавно они не разговаривали, а теперь дружат опять. Я живу на Гнойной, и чувства испытываю соответствующие. Летом езжу на дачу под Отвоцк. Там я, по крайней мере, могу побыть наедине со своими мыслями.

Если захочешь ответить, посылай письмо в Юзефув. Надеюсь, что ты счастлив со своей женой; передавай ей от меня привет.

Адаса.

P.S. Клоня вышла замуж».

«Дорогая Адаса,

ты не представляешь, какую радость доставило мне твое письмо. Я читал и перечитывал его бессчетное число раз. Просыпался среди ночи, доставал письмо из-под подушки и читал его при свете луны. Мне до сих пор не верится, что оно от тебя. Но почерк твой. Хочу, чтобы ты знала: хотя решение мы с тобой приняли глупое, моя любовь к тебе осталась прежней. Мои мысли только о тебе. Сколько раз я давал себе слово перестать о тебе думать! Я убеждал себя, что это ни к чему не приведет. Но безрезультатно. Отчего-то мне казалось, что ты не забыла меня и наступит день, когда я получу от тебя весточку. Когда я прочел твое письмо, то сказал себе: теперь я готов умереть. Я хочу, чтобы ты знала: я писал тебе, и не одно, а много писем. По приезде в Берн Аделе сообщила мне, что ты помолвлена. При этом она ни словом не обмолвилась, что ты болела и попала в тюрьму. Какой ужас! Я всегда чувствовал, что высшие силы объявили мне войну. С самого детства у меня ничего не складывалось. И самым тяжким ударом судьбы была ты. Знай я, что у нас с тобой есть хоть один шанс, — и я бы вернулся. Первые несколько недель мои чувства притупились из-за той катастрофы, что разразилась надо мной в этой чужой стране. Наслаждаться окружавшей меня красотой я не мог. Ты не можешь себе представить, как я был одинок! Сомнений не было: ты меня ненавидишь и отвечать на мои письма не станешь. Когда же я узнал, что ты выходишь замуж, я понял, что боялся не зря. Я тоже хотел расстаться со всеми связанными с тобой надеждами, но твое письмо оживило их вновь. И теперь у меня в жизни только одна цель — опять быть с тобой. Я не успокоюсь, пока этого не добьюсь. Я никогда не любил никого, кроме тебя. И это — чистая правда. Молю Бога, чтобы ты в самом скором времени прислала ответ. Я сознаю: на пути друг к другу нам предстоит преодолеть немало препятствий, и физических и моральных, но иного пути нет! Пиши мне обо всем, обо всем! Я посещаю лекции на философском факультете, но в университет не зачислен. Для этого здесь тоже нужно сдавать экзамен. Философские учения, которые здесь преподают, не идут ни в какое сравнение с самыми обыкновенными человеческими мыслями! Личная же моя жизнь лишена всякого смысла. Я никого не виню. Мне так странно, что у тебя есть муж, но это, увы, факт. Швейцария красива, но все здесь такое странное — и люди, и природа, и обычаи. Порой я и самому себе кажусь странным. Будь я здесь с тобой, все было бы иначе. Варшава мнится мне такой далекой, словно околдованной.

Аса-Гешл.

P.S. Даю тебе, по понятной причине, не свой адрес».

«Дорогая матушка, сама не знаю, зачем пишу это письмо. Может быть, потому, что боль в моем сердце так мучительна, что я не в силах больше сдерживаться. Ты часто спрашиваешь меня в твоих письмах, как обстоят у меня дела, стремится ли мой муж к какой-то цели и как он себя со мной ведет. В своих предыдущих письмах я старалась представить происходящее в более радужных тонах — не хотелось тебя огорчать. Теперь же я не в состоянии больше молчать о наболевшем и должна поведать тебе все, как есть. Моя дорогая матушка, знай же: твоя дочь похоронена при жизни; за два года замужества я не была счастлива ни одного часа, за исключением, пожалуй, лишь первых нескольких дней. Тогда мне казалось, что годы одиночества остались позади. Вскоре, однако, я поняла, что моя несчастная судьба продолжает меня преследовать. Я — дочь своего отца; в этот мир я пришла для страданий и, вероятно, умру, как и он, до срока.

А теперь напишу тебе все, как есть, ничего не утаивая. В Асе-Гешле есть немало хорошего: он, например, очень обходителен с чужими людьми, которым ничем не обязан. В каком-то смысле он идеалист. Денно и нощно он только и думает о том, как бы излечить мир, денно и нощно читает книги по философии. При этом он равнодушен и жесток и к тому же безумен. Задайся я целью перечислить тебе все его выходки, написать пришлось бы целую книгу. Вкратце же ситуация выглядит следующим образом: я была готова сделать все, что в моих силах, чтобы он закончил университетский курс и получил какую-то профессию. Я готова была потратить на него все имевшиеся у меня средства. От него же требовались лишь две вещи: добросовестно учиться и вести себя по-человечески. Должна сказать, что за два года совместной жизни я в нем полностью разочаровалась. Я хотела взять в аренду дом и обставить его, чтобы у нас было настоящее, уютное жилье, однако он отказался наотрез, и в результате мы до сих пор вынуждены жить в меблированных комнатах. Я думала, что со временем он захочет, как все нормальные люди, иметь ребенка, однако он предупредил меня, что, если я забеременею, он убежит и я никогда его больше не увижу. Так бы оно, скорее всего, и было, ведь у этого человека напрочь отсутствует чувство ответственности. Дважды я не убереглась (оба раза виноват был он) — и он заставил меня избавиться от ребенка, поставив мою жизнь под угрозу. Во второй раз у меня было сильное кровотечение и очень высокая температура. Врачи здесь эту операцию не делают, и мне пришлось идти к старухе акушерке, к тому же нееврейке. Только чудом я осталась жива.

Дорогая матушка, я знаю, мне не следовало тебе об этом писать. Представляю, сколько страданий я доставлю тебе этим письмом, но кому еще могу я излить свою душу?! Сразу после свадьбы он начал стыдиться меня, как будто я была прокаженной. Он запретил мне ходить с ним в ресторан, где он встречался со своими русскими дружками, сущим сбродом — таким, как они, в зоопарке самое место! Только вообрази, я, видите ли, недостаточно хороша собой и малообразованна, чтобы общаться с этими ничтожествами. Он даже скрывает, что женат, чем ужасно меня обижает. И никогда никого не приглашает к нам домой. Вместо того чтобы учиться самому, он полдня дает уроки детям. Бегает по урокам — лишь бы не брать у меня ни копейки. Говорит мне со всей откровенностью, что уроки дает, поскольку хочет от меня уйти и ничем не быть мне обязанным. Когда сердится, начинает кричать и несет такое, что кажется, будто он сбежал из сумасшедшего дома. Набрался идей какого-то философа-женоненавистника, какого-то психа, еврея, обратившегося в христианство и в возрасте двадцати трех лет покончившего с собой. Говорит — Аса-Гешл, я имею в виду, — что не хочет ребенка из страха, что может родиться девочка, а не мальчик. И это лишь один пример его безумия. Здесь принято ложиться рано; в девять вечера город уже спит. Он же не засыпает до трех утра: либо читает, либо пишет никому не нужный вздор, который потом выбрасывает. А наутро до полудня валяется в постели. Из-за такого образа жизни нас уже несколько раз просили освободить комнату, ведь в Европе люди цивилизованные, они не понимают этих диких русских привычек. О том, чтобы садиться за стол в одно и то же время, и речи быть не может. Весь день он постится, зато среди ночи у него внезапно просыпается аппетит. Я бы его, видит Бог, давно бросила, но, когда ему нужно, он умеет подольститься, становится нежным, внимательным, говорит вещи, от которых сразу же становится тепло на душе, уверяет, что любит.