Дрэд, или Повесть о проклятом болоте. (Жизнь южных Штатов). После Дрэда

— Благодарю вас, сэр, — сказала Нина;— что вы находите смысл в моём нелепом суждении. Я думаю удержать вас у себя ещё долее, с тем, чтоб вы перевели все мои бессмыслицы на чистый английский язык.

— Вам известно, что я совершенно в вашем распоряжении, — сказал Клейтон, — вы можете приказывать мне, что вам угодно.

В эту минуту внимание Нины было привлечено громкими восклицаниями с той стороны господского дома, где расположены были хижины негров.

— Убирайся прочь! Нам не нужно твоего хлама. Нет! Нет! Мисс Нина тоже не нуждается в тухлой твоей рыбе. У неё довольно негров, чтоб наловить свежей, если захочет!

— Кто-то там напрасно произносит моё имя, — сказала Нина, подбегая к противоположному концу балкона. — Томтит, — продолжала она, обращаясь к этому юноше, который лежал на спине и грелся на солнышке, в ожидании, когда его кликнут чистить ножи, — скажи, пожалуйста, что там за крик?

— Это, мисс, скоттер, — отвечал Томтит, — пришёл сюда сбыть какую-то дрянь. Мисс Лу говорит, что их не должно баловать, и я сам того же мнения.

— Пошли его сюда, — сказала Нина, которая, частью из сострадания к ближнему, частью из желании противоречить, решилась оказывать бедным скоттерам покровительство при всяком случае. Томтит побежал и вскоре подвёл к балкону человека, оборванное платье которого едва прикрывало наготу. Его щёки были сухи и впалы; он стоял перед Анной согнувшись и как бы стыдясь своей наружности; не смотря на то, для всякого было заметно, что при лучшей одежде, лучшем положении в обществе, он мог бы показаться красивым умным мужчиной.

— Что ты просишь за эту рыбу? — спросила Нина.

— Что пожалуете.

— Где ты живёшь? — продолжала Нина, вынимая кошелёк.

— Моё семейство приютилось на плантации мистера Гордона.

— Почему ты не приищешь постоянного места?

При этом вопросе, скоттер бегло посмотрел на мисс Нину и потом сейчас же принял обычное, томное выражение.

— Не могу приискать работы, не могу достать денег; нашему брату ничего не дают.

— Ах, Бог мой! — сказал дядя Джон, случайно подслушавший этот разговор. — Да это должно быть муж того замогильного призрака, который недавно появился на моей плантации. Пожалуйста, Нина, заплати ему, что просит: ты отсрочишь от семьи его час голодной смерти.

Нина исполнила приказание дяди, щедро заплатила скоттеру за рыбу и отпустила его.

— Теперь, — сказала Нина, — я уверена, что всё моё красноречие не убедит Розу приготовить рыбу к обеду.

— Почему же нет; если вы прикажете ей? — сказала тётушка Мария, которая уже спустилась на балкон.

— Почему? Потому, что скажет: я не имею расположения готовить её.

— Мои слуги к этому не приучены! — заметила тётушка Мария.

— Я с вами совершенно согласна, — сказала Нина.

— Но ваши слуги и мои — большая разница. На моей плантации они делают, что хотят, и за всё это я требую от них одной только частицы той же самой привилегии.

— Жене этого мужа и детям понравилась моя плантация, — сказал мистер Гордон со смехом, — а потому, Нина, заплатив ему за рыбу, ты избавила меня от лишних расходов.

— Это правда, правда! Мистер Гордон из таких людей, которые готовы навешать себе на шею всех нищих! — сказала мистрисс Гордон.

— Что же мне делать? Неужели можно равнодушно смотреть на несчастного, который умирает с голоду? Если б общество можно было совсем переделать, тогда бы ещё была надежда, что участь этих людей улучшится. Голова должна управлять руками, но в том-то и беда, что у нас руки не слушают головы, и, посмотрите, что из этого выходит?

— Кого же вы подразумеваете под словом голова?

— Кого? Конечно верхний слой общества! Нас, воспитанных людей! Мы должны иметь безграничное влияние на рабочие сословия и управлять их действиями, как голова управляется действиями рук. Рано или поздно, но надобно прийти к этому результату, — другие постановления не возможны. Сословие скоттеров не может заботиться о себе, а потому должно быть постановлено в такое отношение к нам, чтобы мы о нём заботились. Как вы думаете, какое значение имеет в их понятиях слово " свобода"? Звук,— ни больше, на меньше как пустой, ничего не значащий звук; — они подразумевают под этим — свободу быть голодным и нагим, вот и всё. Не могу понять, каким образом люди привязываются к одним только словам! Я уверен, что этот же самый человек, этот нищий, страшно освирепеет, если его припишут к моим неграм; не смотря на то, что он и его дети рады-радёшеньки объедкам хлеба, которые упадут со стола невольника! Не могу надивиться, почему человек, называемый ещё разумным животным, имея подобный пример перед собою, может очертя-голову восставать против невольничества. Сравните только свободное рабочее сословие с нашими неграми! О Боже! до какой степени заблуждаются люди в этом мире! У меня не достаёт терпения, особливо в такое знойное время! — и мистер Джон отёр своё лицо белым шёлковым платком.

— Всё это прекрасно, дядюшка Джон, мой милый, старый джентльмен! — сказала Нина. — Но я вам одно должна сказать: вы столько не путешествовали, сколько я, и потому ничего не видели.

— Нет, дитя моё! Благодарю Господа, что нога моя не переступала границ невольнических штатов, и, надеюсь, никогда не переступит, — сказал дядя Джон.

— А не мешало бы вам посмотреть на рабочее сословие в Северных Штатах, — сказала Нина. — Там, начальники штатов часто избираются из тех же фермеров, которые трудятся вместе с своими работниками. Там голова и руки действуют заодно, и та ещё не большая голова, которая приводит в действие пятьдесят пар рук. За то и работа там идёт не так, как у нас! Вы только посмотрите на наши плуги и сохи! Смех берёт, когда случается взглянуть на них. Там земледельческие орудия точно игрушки, а у нас в одной лопатке фунтов десять весу.

— Разумеется! Здесь, если они недостаточно тяжелы, чтоб углубляться в землю от собственной своей тяжести, то наши ленивые негры ничего с ними не сделают. Они в одно утро переломают дюжину лопаток, купленных от янки, — сказал дядя Джон.

— Неправда, дядюшка, позвольте мне сказать, как делают это в Северных Штатах. Однажды я отправилась с Ливи Рэй в Нью-Гэмшпир провести там каникулы. Отец Ливи, фермер, проводит часть дня к работе вместе с своими людьми; пашет землю, копает её, сеет и садит, — а, между тем, он чуть-ли не первое лицо в штате. У него великолепная ферма, на которой всё в отличном порядке; его сыновья с двумя-тремя наёмными работниками содержат её лучше всякой нашей плантации. Мистер Рэй очень много читает, имеет превосходную библиотеку, и во всех отношениях такой джентльмен, каких вы редко встретите. Там нет ни высшего, ни низшего сословий. Там все трудятся, и все, по-видимому, счастливы. Мать Ливи имеет прекрасный огород, оранжереи и двух сильных женщин, которые помогают ей работать. В доме всё так мило, и в течение большей части дня всё в нём так опрятно, чисто и тихо, что вы бы подумали, что живущие в нём ничего не делают. Мне кажется, это гораздо лучше, чем обращать рабочие сословия в невольников.

— Подумаешь, право, как умно рассуждают молоденькие леди! — воскликнул дядя Джон. — Без сомнения, для Нью-Гэмпшира наступает вечное блаженство! Но, скажи пожалуйста, моя милая, какую же роль во всём этом разыгрывают молоденькие леди? Мне кажется, твоя особа насколько не улучшилась!

— О, что касается меня, то я только исполняю моё призвание, — сказала Нина, — я стараюсь просветить тупых, сонных старых джентльменов, не выезжавших никуда из штата, в котором родились, и не знающих, что им делать. Я действую на них в качестве миссионера; а этого труда для меня весьма достаточно.

— Я знаю только одно, — сказала Мария, — что я величайшая невольница из всех скоттеров и негров. Во всех моих людях, кроме меня, нет ни души, кто бы позаботился из них о себе или о своих детях.

— Надеюсь, упрёк этот до меня не касается, — сказал дядя Джон, пожав плечами.

— Если говорить правду, так ты насколько их не лучше, — возразила мистрисс Гордон.