Большие деньги

– А что говорит Джо?

– Он говорит, чтобы мы не разевали варежку, пусть говорят другие.

Мерритт маленькими глоточками допивал последнюю чашку кофе.

– Знаешь, мне кажется, Джо порой слишком осторожничает… Он хочет сам управлять заводом в провинциальном городке и потом передать его по наследству своим внукам. Все это было вполне приемлемо на севере штата Нью-Йорк в далеком прошлом… Теперь же, если бизнес топчется на одном месте, не расширяется, можешь положить его на полку, забыть о нем.

– Но ведь мы расширяемся, и неплохо, – возразил Чарли, вставая из-за стола и направляясь вслед за широкоплечей фигурой Мерритта, в твидовом костюме, к выходу – Если бы мы не расширялись, нас бы давно не было.

Моя руки в туалете, Мерритт спросил Чарли, что он взял с собой из одежды. Чарли засмеялся.

– Ну, чистую рубашку да зубную щетку. Должна где-то лежать.

Мерритт повернул к нему свое квадратное удивленное лицо.

– Но ведь мы можем и задержаться там… Я заказал небольшой двухместный номер для нас в Уолдман-парке. Знаешь, в Вашингтоне на такие вещи обычно обращают внимание.

– Ну, на худой случай, я могу взять напрокат смокинг. Когда носильщик укладывал в багажник машины

большой чемодан Мерритта из свиной кожи и его коробку для шляпы, тот с обеспокоенным видом, нахмурившись, спросил, не будет ли перевеса.

– Нет, что ты, мы можем взять с собой дюжину таких чемоданов, как этот, – беззаботно ответил Чарли, нажимая на стартер.

Они быстро помчались по безлюдным улицам через мост, дальше по широким авеню с рядами низких небрежно построенных домов, протянувшихся до самой Ямайки. Билл Чермак выкатил самолет из ангара, все было в полном порядке.

Чарли похлопал его по спине, по короткой кожаной куртке.

– Ты всегда точен, тютелька в тютельку, Билл! – похвалил он. – Вот, познакомься с мистером Мерриттом… Послушай, Энди, а что, если Билл полетит с нами, ты не против? Ежели что-то случится, скажем, забарахлит мотор, он сможет собрать другой из булавок для волос и жевательной резинки.

Но Билл уже заталкивал чемодан Мерритта в хвостовую часть самолета. Мерритт надевал кожаное пальто и натягивал на лоб большие авиационные очки, которые Чарли видел как-то в витринах магазина «Аберкромби и Фитчер».

– Думаешь, трясти не будет? – снова с тревогой в голосе поинтересовался Мерритт.

– Ну, может, чуть потрясет над Пенсильванией, – обнадежил его Чарли, – но все равно нам нужно быть на месте к отличному ланчу. Ну, джентльмены, я впервые лечу в столицу нашей страны.

– Я тоже, – подхватил Билл.

– А Билл никогда не выезжал дальше Бруклина, – пошутил Чарли и засмеялся.

Он отлично чувствовал себя, влезая на свое место летчика. Надвинув на глаза большие очки, крикнул Мерритту:

– Занимай место наблюдателя, Энди!

Первенец компании «Эскью-Мерритт» работал как часы. Двигатель мерно гудел, словно хорошо отлаженная швейная машинка.

– Ну что скажешь, Билл, по этому поводу? – кричал он механику, устроившемуся сзади.

Самолет плавно покатился по мягкому полю, сверкая на раннем весеннем утреннем солнце. Разбегаясь, он пару раз подпрыгнул, затем плавно взмыл в воздух и, заложив вираж, повернул в сторону, пролетая над темными, словно сланцевыми, площадями Бруклина. Легкий северный бриз гнал рябь по застывшей зеленоватой поверхности бухты – миллионы крохотных волн, похожих на бороздки. Потом они пролетали над угрюмыми фабричными районами Бейонн и Элизабет. За красновато-коричневыми солончаковыми лугами простирались прямоугольники полей Джерси – одни желтые, другие красные, некоторые зазеленевшие первыми всходами.

Впереди, за рекой Делавэр, белели гряды плотных облаков, освещенных солнцем. Начиналась тряска, и Чарли поднялся повыше, до семи тысяч футов, где было ясно, холодно, где с северо-востока дул сильный ветер со скоростью пятьдесят миль в час. В полдень он немного спустился, вышел на прежнюю высоту, и голубая Саскуэханна блестела внизу, а в зеркале ее вод отражались бегущие облака.

Даже на высоте две тысячи футов чувствовалось тепло, воспарявшее от весенней пробуждающейся земли. Они летели над фермами так низко, что были отлично видны даже цветущие сады. Он взял круто на юг, чтобы обойти заряды разыгравшегося над вершиной Чизпика снежного шторма, затем пришлось лететь на север вдоль реки Потомак до самого блестящего купола Капитолия и сверкающего серебром вашингтонского монумента. Смога над Вашингтоном не было. Пришлось покружить над городом примерно с час, прежде чем он, наконец, обнаружил аэродром. Повсюду уже росла густая трава и вообще-то любой участок мог стать аэродромом.

– Ну, Энди, – сказал Чарли, сидя на мягкой земле и с удовольствием протягивая затекшие ноги, – когда эти эксперты увидят наш самолет, у них наверняка глаза полезут на лоб.

Лицо у Мерритта было бледным, и его пошатывало.

– Ничего не слышу, заложило уши, – ответил он. – Пойду посикаю.

Чарли следом за ним пошел к ангару, оставив Билла у машины, – пусть проверит как следует мотор.

Мерритт звонил, чтобы вызвать такси.

– Боже праведный, как жрать хочется! – заревел Чарли.

Мерритт криво ухмыльнулся.

– Мне лично нужно что-нибудь выпить, чтобы прежде настроить желудок.

Они ехали в такси, положив ноги на чемодан Мерритта из свиной кожи.

– Вот что я хочу тебе сказать, Чарли, – начал Мерритт. – Нам нужна отдельная корпорация для производства этого типа самолетов… нам нужен специальный завод и все такое прочее, что полагается для этого. К этому аппарату подойдут стандартные запчасти.

В их гостиничном номере громадного, только что отстроенного отеля было две спальни и большая гостиная с креслами с розоватым набивным рисунком. Из окон открывался чудесный вид на свежую зелень парка Рок-крик. Мерритт поглядывал на все вокруг с нескрываемым удовольствием.

– Нужно будет сходить туда как-нибудь в воскресенье, – сказал он, – воспользоваться такой возможностью, прийти в норму перед началом работы.

Хотя он и утверждал, что вряд ли они встретят знакомых в ресторане отеля, тем более сегодня, в воскресенье, но эти предсказания не сбылись, и им пришлось довольно долго добираться до своего столика. На ходу Мерритт представлял Чарли то сенатору, то адвокату корпорации, то самому молодому члену палаты представителей, то племяннику министра военно-морского флота.

– Видишь ли, – объяснил ему Мерритт, – мой старик когда-то сам был сенатором.

После ланча Чарли вернулся к самолету, чтобы посмотреть, все ли в порядке. Билл Чернак сделал все, что нужно, – надраил машину так, что все блестело, как в витрине ювелира. Чарли привел Билла в отель, дал ему выпить. В холле перед их номером толпились официанты, сюда просачивался дым от сигарет и через открытую дверь долетали обрывки громких светских разговоров. Билл заткнул толстыми пальцами свой кривой нос, чтобы не чихнуть.

– Черт возьми, да здесь, по-видимому, светский раут, дым коромыслом. Ладно, я незаметно провожу тебя в свою спальню и, если подождешь секунду, принесу тебе выпить.

– Конечно, о чем речь, босс.

Чарли, вымыв руки и поправив галстук, стремительно, словно совершая прыжок в холодную воду, вошел в гостиную номера.

Энди Мерритт устраивал прием с коктейлем. На столе – салат с цыпленком, бутерброды, ведерко с икрой, спинки копченой рыбы. Среди приглашенных два джентльмена с серебристыми волосами, три южные красотки с хриплыми голосами и толстым слоем макияжа на лицах, жирный сенатор, ужасно худощавый сенатор с высоким стоячим воротником рубашки, стайка молодых бледных юношей с гарвардским акцентом и болезненно-желтоватый человек с золотым зубом, автор газетной колонки «Слухи из Капитолия». Там был и молодой рекламный агент Севедж, которого он как-то видел у Эвелин. Чарли по очереди представили всем приглашенным, и ему пришлось довольно долго стоять в гостиной сначала на одной ноге, потом на другой, и так он переминался, покуда, улучив минутку, не проскользнул в свою спальню с двумя лишь наполовину опорожненными бутылками виски и с целым блюдом бутербродов.