Муж и жена

— Кто это? Как его имя? — закричали почитатели Джеффри, продолжая борьбу на свой страх и риск, не дождавшись поддержки своего кумира.

— У меня нет обыкновения называть имена моих пациентов, возразил врач. — Но если вы хотите видеть человека, здоровье которого почти сломлено чрезмерными тренировками, извольте, я покажу вам его.

— Сделайте такую милость! Кто этот человек?

— Вы все прекрасно его знаете.

— Он ваш пациент?

— Пока еще нет.

— Да кто же это?

— Он перед вами.

Мгновение стояла мертвая тишина, глаза всех присутствующих впились в лицо знаменитого врача, он медленно поднял руку и пальцем указал на Джеффри Деламейна.

Глава двадцатая

У ЦЕЛИ

Общее изумление очень скоро сменилось открытым недоверием к словам лондонской знаменитости.

Тот, кто первый заявил: «Вижу, значит верю», сам того не ведая, сформулировал одно из фундаментальных человеческих заблуждений. Кажется, нет ничего более простого и достоверного, чем свидетельство собственных глаз. Человек охотно верит своим главам и будет верить им до скончания века.

Присутствующие в библиотеке, как один, оборотили взоры на Джеффри и, веря показаниям своих глаз, как один, решили: лондонский врач явно дал маху. Оппозицию возглавила сама леди Ланди, оторванная столь неслыханным утверждением от своего списка.

— У мистера Деламейна сломлено здоровье! — воззвала она к здравому смыслу заезжего светила. — Помилуйте, кто может поверить этому!

Второй раз Джеффри толкнуло к действию высказывание, мишенью которого был он сам. Он поднялся на ноги и, вперив в лицо врача твердый, но вместе и дерзкий взгляд, отчеканил:

— Вы это сказали серьезно?

— Да, вполне.

— Вы указали на меня в присутствии…

— Одну секунду, мистер Деламейн. Наверное, не надо было говорить об этом при всех. Вы вправе упрекнуть меня за то, что я прилюдно ответил вашим друзьям на брошенный мне вызов. Приношу вам свои извинения. Но не беру назад ни одного слова из того, что сказал о вашем здоровье.

— Так вы настаиваете на том, что мое здоровье подорвано.

— Настаиваю.

— Жаль, сэр, что вы не моложе лет на двадцать.

— Что было бы тогда?

— Я бы пригласил вас выйти на лужайку и показал, что у меня со здоровьем.

Леди Ланди поглядела на своего деверя. Сэр Патрик тут же вмешался.

— Мистер Деламейн, — сказал он, — вы приглашены как джентльмен в дом леди.

— Полно! Полно! — добродушно запротестовал знаменитым врач. — Просто мистер Деламейн прибегнул к сильному аргументу. Если бы я был на двадцать лет моложе, — продолжал он, повернувшись к Деламейну, — я бы вышел с вами на лужайку. Но исход единоборства отнюдь не повлиял бы на мое заключение. Я хочу сказать — чрезмерные физические нагрузки, которыми вы знамениты, пока еще не причинили ущерба вашей мышечной силе. Но я утверждаю, что вашей жизненной силе они уже принесли большой вред. Какой именно — я не считаю возможным сказать сейчас. Я просто чисто по-человечески предупреждаю вас. Вы поступите разумно, если удовлетворитесь уже достигнутыми успехами и совершенно перемените образ жизни. Еще раз приношу извинения, что говорю вам об этом на публике, а не приватно. И очень советую помнить о моем предостережении.

Он повернулся, чтобы перейти в другой конец комнаты, но Джеффри чуть не силой вернул его к прерванному разговору.

— Подождите. Вы свое слово сказали. Теперь моя очередь. Я не могу говорить так складно. Но постараюсь сказать коротко и ясно. И видит бог, заставлю вас ответить! Дней через десять, двенадцать я начну тренировки перед Фулемским бегом. Вы считаете, что я сорвусь?

— Скорее всего, тренировки вы выдержите.

— А как насчет бега?

— Может, на этот раз выдержите и бег. Но если примете в нем участие…

— Что тогда?

— Вы никогда больше не сможете бегать.

— И никогда не смогу грести на приз?

— Никогда.

— Меня пригласили участвовать в регате той весной. Я дал обещание. Ответьте мне прямо, я смогу в ней участвовать?

— Отвечаю прямо — не сможете.

— Безо всякого сомнения?

— Безо всякого.

— Давайте держать пари! — воскликнул Джеффри, рывком выдернув из кармана книжку. — Ставлю сто к стам, что я в отличной форме и смогу участвовать в весенних состязаниях.

— Я не заключаю пари, мистер Деламейн.

С этими словами почтенный врач прошествовал в дальний конец библиотеки. Леди Ланди, позвав на помощь Бланш, вернулась к приглашениям на ближайший обед в Уиндигейтсе. Джеффри с гордо поднятой головой и книжкой повернулся к университетским друзьям. В нем взыграла британская кровь: с британской любовью к пари, которая готова бросить вызовы всему и вся, шутки, как известно, плохи.

— Смелее, друзья! Кто поставит на медицину?

Сэр Патрик с негодованием поднялся из кресла и последовал за врачом. Первый, Второй и Третий, услыхав предложение своего прославленного друга, замотали своими крепкими головами и отвели одним выразительным словом:

— Самоубийство!

Джеффри повернулся к маячившим в тени хористам.

— Эй вы, там! Ставьте на медицину! — В нем уже клокотало неистовство.

Два хориста отвечали по обычаю в два голоса:

— Мы не вчера родились, Смит, а?

— Насколько мне известно, Джонс, не вчера!

— Смит, — тихо произнес Джеффри, и этот внезапный переход шепоту не предвещал ничего хорошего.

— А? — улыбнулся Смит.

— Джонс! — немного громче произнес Джеффри.

— А? — в унисон пропел Джонс.

— Жалкое отребье! Вам вдвоем не наскрести и пятидесяти фунтов!

— Полегче, Джеффри! — первый раз вмешался Арнольд. — Стыдись!

— Почему эти… (непечатное слово) не желают заключить со мной пари?

— Если тебе нравится валять дурака, — продолжал Арнольд, — и кроме пари ничто тебя не успокоит, я принимаю твое пари.

— Сто к ста на врача! Заметано! — воскликнул Джеффри.

Страсть утолена, и он вновь обрел отличное расположение духа. Записал в книжку пари и принес самые искренние извинения Смиту и Джонсу.

— Не сердитесь, друзья! Я не хотел вас обидеть. Ваши руки!

Два хориста пришли в восторг: «Британский аристократизм, Смит!» — «Кровь и порода, Джонс!»

Заключив пари, Арнольд почувствовал угрызения совести, не от самого пари, — кто же стыдится в Англии этой разновидности азартной игры, — а от того, что «поставил на врача». Хотя он пошел на это пари из самых лучших побуждений, но ведь ставкой было здоровье друга. И он со всей горячностью принялся убеждать Джеффри, что как никто уверен в ошибочности заключения лондонского гостя.

— Я не увиливаю от пари, — сказал он. — Мне просто хотелось угомонить тебя.

— А-а, ерунда! — отвечал Джеффри, мысли его уже переключились на занимавший его предмет — целеустремленность была одной из лучших черт его характера. — Пари есть пари, и твои дурацкие сантименты здесь ни при чем.

С этими словами он потянул Арнольда в сторону, чтобы его слова не коснулись посторонних ушей.

— Как ты думаешь, — начал он с беспокойством, — этот старый чудак сильно на меня обозлился?

— Сэр Патрик?

Джеффри кивнул.

— Я ведь еще не спросил у него про шотландские браки. Станет он говорить со мной, если я сейчас обращусь к нему?

Произнося это, он окинул библиотеку взглядом, полным затаенного коварства, — лондонский врач в дальнем углу склонился над папкой с гравюрами. Дамы все еще корпели над списком приглашенных. Сэр Патрик стоял у полки, погрузившись в чтение солидного тома, который только что снял.

— Попроси извинения, — посоветовал Арнольд. — Сэр Патрик, может быть, немного язвителен, легко раздражается, но он человек справедливый и не злой. Скажи ему, что у тебя и в мыслях не было проявить непочтение. Этого будет достаточно.

— Ладно, попробую.

Сэр Патрик, ушедший с головой в старинное венецианское издание «Декамерона», внезапно был возвращен из средневековья Италии в современную Англию не кем иным, как Джеффри Деламейном.