Андрей Кожухов

Таня мучилась не менее Андрея. Раз утром, придя неожиданно, он застал ее с заплаканными глазами. Он почувствовал себя величайшим преступником и готов был покаяться во всем. Но с первых же слов Таня отнеслась к нему так недружелюбно, что они рассорились хуже, чем когда-либо.

Они катились вниз по крутой наклонной плоскости и вынуждены были докатиться до конца, не имея возможности остановиться.

Близился полный, неотвратимый разрыв. Андрей желал, чтобы это случилось поскорее и положило бы предел невыносимому положению. Силою обстоятельств он принужден был бы расстаться с нею, чего он не в состоянии был сделать по собственной инициативе. И все-таки он страшился удара и делал неловкие усилия отдалить грозивший момент.

Он принял наконец решение не видаться с нею вне их общих занятий. Пятницу он стоически провел у себя дома. Это был лучший день в неделе для Андрея, потому что не было никаких собраний и он обыкновенно уходил с Таней в город, или читал, либо разговаривал с нею у нее на квартире. Теперь же он решился не бывать у нее совсем. Но ему это стоило таких усилий, что на следующий же день он пришел гораздо раньше под предлогом, что ему заранее нужно поговорить о предстоявшем собрании.

Они обсудили дело в пять минут, и ему больше не о чем было говорить. В первый раз со времени их знакомства он затруднялся в сюжете для разговора с Таней. Он пожалел, что нарушил свое решение и явился так рано только для того, чтобы разыгрывать из себя глупца. Он сразу пришел в раздражительное настроение.

- Давно ли вы видались с Лизой? - спросил он, чтобы как-нибудь наполнить неприятную паузу.

Он сделал это без умысла, но более неприятной темы нельзя было выдумать.

Лиза была светская барышня, кузина Тани. Андрей знал ее немного и недолюбливал. Кроме того, ее имя напоминало об этой несчастной поездке в Москву. Таня по приезде туда намеревалась остановиться в доме Лизы.

- Я не видалась с нею с прошлой зимы, когда она навестила нас в Петербурге, - ответила Таня коротко и серьезно.

У Тани в руках было шитье, и она усердно работала, повернувшись в профиль к Андрею.

Снова наступило молчание - натянутое, мучительное молчание, тревожно действовавшее на нервы, как подавляющее спокойствие перед бурей.

Чтобы нарушить эту невыносимую напряженность, Таня попробовала заговорить об их общей работе, доставлявшей им прежде такой неистощимый запас для обмена мыслей и чувств.

Но Андрей не поддался на удочку: он не для этого пришел. Потом, когда Таня нервозно возобновила свои попытки, он разозлился, что она заводит речь о том, что, в сущности, так мало ее занимает.

Он резко переменил разговор, повернув его на более подходящие к случаю предметы - на ее московские планы и знакомства, - и выказал глубокий, хотя и недружелюбный интерес. Таня отвечала, не подымая головы от шитья. Но ее пальцы дрожали, и иголка часто попадала вкривь и вкось. Она знала очень хорошо, что на этот раз Андрей заговорил об ее поездке с целью задеть ее. Но она дала себе слово не выходить из себя и не ссориться с Андреем до последней крайности. Через три дня она уезжает с Жоржем, а по возвращении поселится в другом участке, и ей не хотелось расставаться враждебно с Андреем.

Но ее хладнокровие, вместо того чтобы успокоить Андрея, довело его до крайнего раздражения и отчаяния. Оно доказывало ему, что он стал для нее так безразличен, что никакие его придирки не могут затронуть ее. Ему ничего не оставалось, кроме жестокого удовольствия - узнать, докуда доходит ее равнодушие к нему. Он стал осмеивать ее излюбленные планы, издеваться над ее московскими друзьями и кончил тем, что сказал, что, по его наблюдениям, революционеры из аристократии только на время драпируются в демократический плащ: так или иначе, старое обличье скажется в них, и чем скорее, тем лучше.

Этого Таня не могла перенести. Она вскочила возмущенная, негодующая.

- Послушайте, Андрей!.. - начала она голосом, дрожавшим от гнева.

Андрей тоже встал, бледный, опираясь правой рукой на стол. Злой дух, владевший им до того, исчез. Он ждал этого момента, напрашивался на него, страшился его - и вот он наступил, и Андрей готовился принять удар.

Маленькая керосиновая лампа, висевшая на стене, освещала его наклоненную голову и нахмуренные брови. Он был мрачен и подавлен.

- Андрей, - продолжала девушка, внезапно смягчившись, - объясните, почему вы с некоторых пор так изменились ко мне? Если вы находите во мне недостатки, почему вы не скажете чистосердечно, по-братски, как вы делали прежде? Если же не можете, то к чему нам терзать друг друга? Не лучше ли мирно расстаться и каждому идти своей дорогой?

Она не сердилась больше - ей стало грустно. Голос ее звучал мягко и ласково. Но Андрей еще более побледнел.

- Если б я только мог расстаться с вами, Таня! Лучше было бы никогда с вами не встречаться, - сказал он едва слышным голосом.

- Почему? Разве я причинила вам…

Она остановилась. Внезапное предчувствие чего-то большого заговорило в ней.

- Разве у вас глаз нет? - почти резко произнес Андрей. - Разве вы не понимаете, что я люблю вас до сумасшествия?

Он поднял на нее глаза и весь проникся на минуту изумлением, перешедшим в восторженную, дух захватывающую радость. Не ошибся ли он?.. Ее лицо просветлело. Она протянула к нему руки, сделала шаг вперед и, бросившись к нему на шею, залилась слезами счастья.

- Таня, моя дорогая! Возможно ли это? Ты меня любишь? - спрашивал он дрожащим голосом.

Она только ближе прижималась к нему.

- Сколько горя ты мне причинил, - прошептала она.

- Прости меня. Я сам страдал невыносимо. Но теперь все это кончилось. Мы будем счастливы с тобой! - воскликнул он торжествующим голосом. - Сами боги позавидуют нам!

Он усадил ее на стул и опустился на колени перед нею, покрывая поцелуями ее холодные руки и зардевшееся сконфуженное лицо. Он рассказал ей подробно о поглощавшей его страсти и спросил, как это случилось, что она полюбила его. Он требовал фактов, доказательств, чтобы вполне убедиться в своем счастье, свалившемся на него с небес.

- Я думал, ты любишь Жоржа, - сказал он с улыбкой смущения и в то же время гордости.

- Жорж - лучший из людей, гораздо лучше тебя, - сказала она, сильно прижимая пальцем его лоб. - Но с того вечера, когда ты в первый раз заговорил со мною в нашем доме - помнишь? - ты овладел моим сердцем. И это чувство росло и росло… Не знаю сама почему. Должно быть, в наказание за грехи моих праотцев! - прибавила она с улыбкой, устремив на него долгий любящий взгляд.

Звук колокольчика у входной двери призвал их к действительности. Первая партия рабочих явилась на собрание.

Таня встретила их по обыкновению, и вечер прошел так же спокойно, как и всегда. Только она была особенно красива в этот вечер, как бы озаренная торжеством счастья. Но Андрей не мог подавить кипучих восторгов в своем сердце. Даже пример Тани не помог ему совладать с собою. Он попрощался со всеми и торопливо вышел.

На дворе стоял жестокий мороз. Зима покрывала белым саваном землю, деревья, дома. Но Андрей не чувствовал холода и ничего не замечал вокруг себя. В его сердце кипел источник жизни, разливавший румянец по щекам. Кровь быстрее бежала по его жилам, и он все шел, окутанный темнотою ранней северной ночи.

Это не сон, это правда, она в самом деле его любит! Ее руки покоились вот тут, вокруг его шеи, - он чувствовал еще их прикосновение. Ее первый робкий поцелуй горел на его устах. Эта ослепляющая красота, это глубокое сердце, сокровищницы которого он один так хорошо знал, принадлежали ему всецело, ему одному и навсегда! Весь мир вокруг, люди, он сам - все казалось ему изменившимся, обновленным, и из глубины его потрясенной души подымался хвалебный гимн отвлеченному, безликому божеству их общего поклонения; оно теперь стало живым существом, с которым можно говорить и которое услышит его горячие обеты. Он знал, что любимая им девушка не взглянула бы даже на него, если бы не его преданность великому делу, которому они оба посвятили свою жизнь.