Книга Монеллы<br />Собрание сочинений. Том II

Немного уставши после боя, они основались на завоеванных позициях и наслаждались созерцанием багровой дымки, окутывавшей даль.

— Если б я был Робинзоном, а ты Пятницей, и если б внизу был большой плоский берег, мы бы пошли искать на песке следы людоедов.

Она подумала и спросила:

— Робинзон бил Пятницу, чтоб он слушался его?

— Я уже не помню; но они били старых гадких испанцев и дикарей из страны Пятницы.

— Мне не нравятся эти истории, — сказала она, — это игры для мальчиков. Уже скоро ночь. Знаешь что? Если бы так поиграть в сказки: нам тогда будет страшно вправду.

— Вправду?

— Постой, разве ты думаешь, что великан-людоед с длинными зубами не приходит каждый вечер в лесную чащу?

Он посмотрел на нее и защелкал челюстями:

— И когда он кушал семь маленьких принцесс, он делал: гам, гам, гам!.

— Нет, не это, — сказала она, — тут можно быть только Великаном или Мальчиком-с-Пальчик. Никто не знает имени маленьких принцесс. Хочешь, я буду Спящей Красавицей в замке, и ты придешь меня разбудить. Нужно будет поцеловать меня очень, очень сильно. Ты знаешь, принцы целуют ужасно.

Он вдруг оробел и ответил:

— Я думаю, теперь уж слишком поздно спать в траве. Спящая Красавица лежала на своей кровати, в замке, окруженном терновником и цветами.

— Так будем играть в Синюю Бороду, — решила она. — Я буду твоей женой и ты запретишь мне входить в маленькую комнату. Начинай: ты приезжаешь просить моей руки. «Сударь, я не знаю… Шесть ваших жен так таинственно исчезли. Правда, у вас прекрасная, длинная синяя борода и вы живете в великолепном замке. Вы мне не причините зла, никогда, никогда?»

Она бросила на него молящий взгляд.

— Ну вот, теперь ты попросил меня в жены и мои родители согласились. Мы — муж и жена. Дай мне теперь все ключи. «А что это за красивенький, маленький ключик?»

Твой голос становится грозным: ты запрещаешь мне открывать этим ключом.

Вот, теперь ты уезжаешь, и я сейчас же не слушаюсь тебя. «О, ужас! шесть убитых женщин!» Я падаю в обморок, и ты прибегаешь, чтоб поддержать меня. Вот так. Потом ты возвращаешься Синей Бородой. Сделай грозный голос. «Государь, вот все ключи, что вам угодно было доверить мне». Ты спрашиваешь, где маленький ключик. «Государь, я не знаю: я не касалась его». Кричи. «Государь мой, простите, вот он: он был в моем кармане, на самом дне».

Тогда ты начинаешь осматривать ключ. На ключе была кровь?

— Да, — сказал он, — кровавое пятно.

— Да, я помню. Я его терла, терла, но стереть не могла. Это была кровь шести жен?

— Шести жен.

— Он их всех убил за то, что они входили в маленькую комнату, а?! Как он убивал их? Он им перерезал горло, а потом вешал их в черных нишах? И кровь текла по их ногам прямо на пол? Это была кровь очень красная, темно-красная, не такая, как кровь маков, когда я их разрываю ногтями! Не правда ли, чтоб перерезать горло, ставят на колени?

— Да, кажется, нужно стать на колени, — сказал он.

— Это будет очень интересно, — сказала она. — Но ты мне перережешь горло, совсем как будто вправду?

— Хорошо, — возразил он, — но Синяя Борода не смог ее убить.

— Это ничего не значит, — сказала она. — Почему Синяя Борода не отрезал своей жене голову?

— Потому что подоспели ее братья.

— Ей было страшно, правда?

— Очень страшно.

— Она кричала?

— Она звала сестру Анну.

— Я бы не кричала.

— Да, но Синяя Борода успел бы тебя убить. Сестра Анна вышла на башню посмотреть на зеленеющий луг. Ее братья, искусные и сильные мушкетеры, прискакали во весь опор на своих конях.

— Я не хочу так играть, — сказала девочка. — Мне скучно так. Ведь у меня нет сестры Анны.

И она, ластясь, повернулась к нему:

— Ведь братья мои не приедут, — сказала она. — Так видишь, моя Синяя Бородка, нужно зарезать меня, зарезать крепко, крепко!

Она бросилась на колени. Он схватил ее волосы, закинул их вперед и занес над ней руку.

Медленно, с закрытыми глазами и трепещущими ресницами, с нервной улыбкой, дрожащей в углах губ, она склонила свою пушистую шейку и сладострастно сжатые плечи под беспощадное лезвие сабли Синей Бороды.

— У-yy!! — крикнула она. — Мне будет больно!

Извращенная

— Мадж!

Голос донесся из квадратного отверстия в полу. Огромный полированный дубовый винт проходил сквозь круглую крышу и вертелся с сиплым шумом. Большое крыло из серого холста, прибитое гвоздями к деревянному скелету, летало перед слуховым окном в светлой солнечной пыли. Внизу, казалось, два каменных зверя мерно боролись и вся мельница кряхтела и тряслась до основания. Каждые пять секунд комнату прорезала длинная, прямая тень. Лестница, ведшая под самые стропила, была вся усыпана мучной пылью.

— Мадж, идешь ты? — раздался снова голос.

Мадж оперлась рукою о дубовый винт. Непрерывное трение приятно щекотало ее кожу. Немного нагнувшись, она смотрела на ровное поле. Круглый холмик мельницы был похож на бритую голову. Вертящиеся крылья почти задевали низкую траву, их черные тени вечно гнались по ней взапуски и никогда не могли догнать друг друга. Столько ослов, видно, уж терлось спиною о стены, что из-за тонкой штукатурки просвечивали серые пятна камней. У подножья холмика тропинка, изрытая высохшими колеями, поворачивала к широкому пруду, по которому плавали красные листья.

— Мадж, мы уходим! — крикнул тот же голос.

— Отлично, скатертью дорога, — шепнула Мадж.

Маленькая дверь мельницы скрипнула. Мадж увидела дрожащие уши осла, который осторожно скреб своим копытом траву. На его седле лежал тяжелый мешок. Старый мельник и его мальчик погоняли осла. Они все спустились по выбитой дорожке. Мадж осталась одна, высунувши голову в слуховое окно.

Ее родители, найдя ее раз вечером лежащей ничком на кровати со ртом, полным угля и песка, обратились за советом к врачам. По мнению врачей, следовало послать Мадж в деревню и дать утомиться ее ногам, спине и рукам. Но с тех пор, как она была на мельнице, она с самого рассвета убегала под крышу, где она целыми часами занималась созерцанием вертящейся тени крыльев.

Вдруг она задрожала всем телом. Кто-то стукнул щеколдой у двери.

— Кто там? — спросила Мадж через квадратное отверстие.

Она услышала слабый старческий голос:

— Если б можно было попить немного: совсем горло пересохло.

Мадж посмотрела сквозь ступеньки лестницы. Это был старый деревенский нищий. У него в котомке был ломоть хлеба.

— У него есть хлеб, — подумала Мадж, — жаль, что он не голоден.

Она любила нищих, как жаб, слизней и кладбища, с примесью некоторого страха.

Она крикнула:

— Подождите минутку!

Потом она спустилась по лестнице, глядя вперед. Очутившись внизу, она сказала:

— Какой вы старый! И вам так хочется пить?

— Ох! да, моя добрая барышня, — сказал старик.

— Нищим хочется есть, — убежденно возразила Мадж. — А я люблю известь. Вот, смотрите.

Она отломила от стены кусок белой штукатурки и стала жевать. Потом она сказала:

— Все ушли. У меня нет стакана. Тут есть водокачка.

Она показала ему кривую рукоятку насоса. Старый нищий нагнулся. Пока, прильнув ртом к трубе, он с наслаждением вбирал в себя струю воды, Мадж тихонько вытащила из его котомки хлеб и впихнула в кучу муки.

Когда он повернулся к ней, глазки Мадж бегали во все стороны.

— Там, подальше, — сказала она, — есть большой пруд. Бедняки могут из него пить.

— Мы не скоты, — сказал старик.

— Нет, — возразила Мадж, — но вы несчастны. Если вы голодны, я украду немного муки и дам вам ее. Сегодня вечером с водой из пруда вы из нее сможете себе сделать тесто.