Прогулка на пароходе (старая орфография)

Мистеръ Гарди съигралъ двѣ блестящія фантазія на еврейской арфѣ, а мистеръ Перси Ноаксъ, послѣ неоднократнаго повторенія безпримѣрно забавной шутки, состоявшей въ надписи мѣломъ огромнаго креста на спинѣ каждаго изъ членовъ комитета, выразилъ надежду, что музыкальные друзья ихъ не замедлятъ доставить особенное удовольствіе обнаруженіемъ талантовъ.

— Быть можетъ, говорилъ мистеръ Ноаксъ, самымъ вкрадчивымъ образомъ: — и капитанъ Гэлвсъ сдѣлаетъ намъ одолженіе.

Лицо мистриссъ Тонтонъ прояснѣло, потому что капитанъ пѣлъ одни только дуэты, и ни съ кѣмъ болѣе не могъ онъ пѣть этихъ дуэтовъ, какъ только съ которой нибудь изъ двухъ дочерей мистриссъ Тонтонъ.

— Почему жe! отчего же! отвѣчалъ воинственный капитанъ: — съ своей стороны я поставилъ бы въ особенное удовольствіе, но….

— Ахъ, сдѣлайте одолженіе! вскричали всѣ молодыя лэди.

— Миссъ Софіи! вѣроятно, вы не имѣете препятствія составить дуэтъ?

— О, ни малѣйшаго! возразила молодая лэди такимъ голосовъ, въ которомъ ясно обнаруживалось, что у нея были величайшія къ тому препятствія.

— Не хотите ли я буду вамъ аккомпанировать, душа моя? спросила одна изъ миссъ Бриггсъ, съ весьма кроткимъ намѣреніемъ — испортить все дѣло.

— Чрезвычайно много обязана вамъ, миссъ Бриггсъ, рѣзко возразила мистриссъ Тонтонъ, предвидѣвшая, къ чему клонился этотъ маневръ: — мои дочери поютъ безъ всякаго аккомпанимана.

— И безъ всякаго голоса, проворчала мистриссъ Бриггсъ тихимъ голосомъ.

— Можетъ быть, сказала мистриссъ Тонтонъ, вспыхнувъ. — Она отгадывала смыслъ этого замѣчанія, хотя слова не были ясно слышны. — Можетъ быть, весьма недурно былобы для нѣкоторыхъ людей, еслибъ голосъ ихъ не былъ такъ слышенъ, какъ онъ слышенъ для другихъ.

— И можетъ быть, еслибъ джентльмены, которые завлечены для того только, чтобы обращать вниманіе на дочерей нѣкоторыхъ особъ, не имѣли достаточной разборчивости въ томъ, чтобы обращать вниманіе на дочерей другихъ особъ, возразила мистриссъ Бриггсъ: — то, вѣроятно, нѣкоторыя особы не такъ бы охотно обнаружила тотъ дурной нравъ, который, благодаря Бога, отличаетъ ихъ ихъ другихъ особь.

— Особъ! воскликнула мистриссъ Тонтонъ.

— Да-съ, сударыня-съ, особъ-съ, отвѣчала мистриссъ Бриггсъ.

— Уродъ!

— Тварь!

— Тс! тс! прервалъ мистеръ Перси Ноаксъ, принадлежавшій къ числу нѣсколькихъ мужчинъ, до которыхъ долеталъ этотъ разговоръ. — Тише, ради Бога: сейчасъ дуэтъ начнется.

Послѣ продолжительныхъ предварительныхъ кашляній и напѣваній капитанъ началъ слѣдующій дуэтъ изъ оперы «Поль и Виргинія», тѣмъ вопіющимъ тономъ, въ которомъ человѣкъ спускается ниже и ниже, Богъ знаетъ куда именно, безъ всякой въ виду возможности когда нибудь снова подняться. Въ кругу короткихъ знакомыхъ этотъ голосъ часто слыветъ подъ названіемъ «баса».

«Смо — отри (пѣлъ капитанъ), какъ изъ свѣтла — го мо — ря

Вы — плываетъ дне — вно — е свѣти — ло.

По рощи раз — лили — ся зву — ки пер — на — тыхъ пѣв — цовъ…

Пѣвецъ на этомъ мѣстѣ былъ прерванъ самыми ужасными криками, происходившими въ рощицѣ, слѣва.

— Мое дитя! вскрикнула мистриссъ Флитвудъ. — Дитя мое! Это его голосъ, — я знаю, что это его голосъ!

Мистеръ Флитвудъ, въ сопровожденія нѣсколькихъ джентльменовъ, въ одну секунду бросился въ ту сторону, откуда происходилъ вопль, и восклицаніе ужаса разнеслось во всему обществу; общее впечатлѣніе было таково, что или голова невиннаго малютки попала въ воду, или его ноги завязли гдѣ нибудь въ машинѣ.

— Что съ тобой, душа моя? скажи, что съ тобой? кричалъ встревоженный и мучимый сильными опасеніями отецъ, возвращаясь съ ребенкомъ на рукахъ.

— Ой! ой! ой! снова заревѣлъ маленькій страдалецъ.

— Душечка, скажи мнѣ, что съ тобой? еще разъ повторилъ отецъ, торопливо разстегивая рубашечку, съ тѣмъ, чтобы узнать, ужь не переломано ли въ дребезги ребро малютки»

— Ой! ой! я такъ испугался!

— Чего, другъ мои? скажи, чего ты испугался? спрашивала мать, утѣшая нѣжнаго ребенка.

— Онъ дѣлалъ такія страшныя гримасы мнѣ! кричалъ ребенокъ, впадая въ конвульсіи отъ одного воспоминанія.

— Кто же это онъ? въ одинъ голосъ спросили всѣ столпившіеся вокругъ его.

— Вотъ онъ, отвѣчалъ мальчикъ, указывая на Гарди, который болѣе другихъ изъ цѣлой группы принималъ участія въ малюткѣ.

Дѣйствительное положеніе дѣла какъ молнія мелькнуло въ умѣ всѣхъ присутствующихъ, за исключеніемъ только Флитвудовъ и Векфильдовъ. Вѣрный своему обѣщанію и преданный шуткамъ, Гарди завелъ ребенка въ самую отдаленную часть парохода, и вдругъ, явившись передъ нимъ съ самымъ страшнымъ искривленнымъ лицомъ, произвелъ въ немъ пароксизмъ ужаса. Безъ всякаго сомнѣнія, онъ увидѣлъ теперь, что ему вовсе не было необходимости отвергать обвиненіе, и несчастная маленькая жертва, вслѣдствіе этого, отведена была внизъ, получивъ предварительно нѣсколько подзатыльниковъ отъ своихъ родителей, за то, что осмѣлился выдумать такую страшную ложь.

Когда миновалась суматоха, капитанъ снова запѣлъ, а миссъ Эмли пристала къ нему должнымъ порядкомъ. Дуэтъ былъ осыпанъ рукоплесканіями, и, конечно, онъ заслуживалъ еще большей похвалы, если взять въ соображеніе совершенную самостоятельность пѣвцовъ. Миссъ Эмли пѣла свою часть нисколько ни обращаясь въ капитану, а капитанъ пѣлъ такъ громко, что не имѣлъ ни малѣйшей идеи о томъ, что совершалось другимъ голосомъ. Окончивъ послѣдніе осьмнадцать тактъ одинъ-одинешенекъ, онъ изъявилъ свою признательность за рукоплесканія общества съ тѣмъ видомъ самоотверженія, который всегда принимаютъ на себя мужчины, когда воображаютъ, что они сдѣлали что-то для общества, хотя вовсе не понимаютъ, въ чѣмъ состоитъ настоящее дѣло.

— Теперь, сказалъ мистеръ Перси Ноаксъ, который только что вышелъ изъ носовой каюты, гдѣ дѣятельно занимался разливкой вина: — если только миссъ Бриггсы обяжутъ насъ чѣмъ нибудь до обѣда, то, я увѣренъ, мы буденъ находиться въ полномъ восторгѣ.

При этомъ намекѣ по всему собранію пронесся шопотъ восхищенія, который часто удается слышать въ обществѣ, когда никто не имѣетъ самаго отдаленнаго понятія о томъ, къ чему относятся его одобрительныя выраженія. Три миссъ Бриггсъ скромно взглянули на свою мама; мама съ видомъ одобренія взглянула на своихъ дочерей, а мистриссъ Тонтонъ съ презрѣніемъ взглянула на всѣхъ ихъ. Миссъ Бриггсъ попросили подать свои гитары, и нѣсколько джентльменовъ произвели довольно серьёзныя поврежденія въ футлярахъ, стараясь другъ передъ другомъ выказать свое усердіе. Вслѣдъ за тѣмъ представилось весьма интересное пробованіе трехъ маленькихъ ключиковъ отъ трехъ помянутыхъ футляровъ и мелодраматическое выраженіе ужаса при видѣ оборванной струны. Началась продолжительная настройка, натягиванье и перетягиванье струнъ; завинчиванье и отвинчиванье колковъ, въ теченіе чего мистриссъ Бриггсъ ревностно доказывала окружающимъ ее безпредѣльную трудность игры на гитарѣ и намекала на удивительный успѣхъ своихъ дочерей въ этомъ мистическомъ искусствѣ. Мистриссъ Тонтонъ шептала сосѣдамъ своимъ, что это «невыносимо!», а миссъ Тонтоны показывали видъ, какъ будто онѣ сами умѣли играть за этомъ инструментѣ, но не играютъ потому, что пренебрегаютъ имъ.

Наконецъ миссъ Бриггсы съ жаромъ принялись за дѣло. Это была новая испанская пьеса для трехъ голосовъ и для трехъ гитаръ. Дѣйствіе было электрическое. Всѣ взоры обращены были на капитана, который, какъ пронесся слухъ, однажды проходилъ съ полкомъ своимъ чрезъ Испанію, и который, безъ сомнѣнія, долженъ быть хорошо знакомъ съ тамошней національной музыкой. Капитанъ былъ въ восторгѣ. Этого было достаточно; тріо потребовали повторить, рукоплесканія была всеобщія, и никогда еще Тонтоны не пpeтерпѣвали такого совершеннаго пораженія.

— Браво! браво! восклицалъ капитанъ: — браво!

— Премило! не правда ли? спросилъ мастеръ Самуель Бриггсъ, съ видомъ самодовольнаго директора ярмарочнаго зрѣлища.

Между прочимъ, эта были первыя слова, произнесенныя имъ со вчерашняго вечера.

— О - чаровательно! возразилъ капитанъ, размахнувъ рукой: — вос — хитительно!