Зелёная кобыла<br />(Роман)

В Клакбю подобные семейные желания удовлетворялись отнюдь не всегда, но тяготели к этому денно и нощно. Среди прочих примеров можно назвать пример семей Коранпо и Русселье, которые ненавидели одна другую на протяжении трех тысяч лет. Однажды зимним вечером Коранпо и два его старших сына ворвались к Русселье и изнасиловали нескольких женщин. С тех пор отношения между двумя домами значительно улучшились, словно все вдруг оказалось окончательно высказанным, а предмет спора — исчерпанным.

И у Одуэнов и у Малоре очень редко, да и то лишь ненароком, кто-либо из членов семьи вдруг начинал понимать наличие этого накопленного домом заряда чувственной ярости. Каждый Одуэн в отдельности искал свои любовные утехи, совершенно не заботясь о существовании Малоре; в этом отношении роман Жюльетты и Ноэля был чистой случайностью. Как одна, так и другая семья, будучи особами простыми, обладающими некой сексуальной, инертностью, некой почти неизменной реальностью и единой волей, не походили ни на кого из своих представителей, которые все отличались неуравновешенным нравом и находились в постоянном противоречии с собой; семьи заимствовали у индивидов кое-какие запасы энергии, чтобы перемешать их, скомбинировать, собрать и при случае вернуть эту энергию обратно, но только в более динамической форме.

Кюре Клакбю был осведомлен обо всех преимуществах этих семейных хранилищ и отводил им роль регуляторов. Ибо он знал, что для «одиноких кавалеров», находящихся во власти неизменно опасной для религии озабоченности, они способны выполнять своеобразную функцию отвлекающего средства, знал и использовал все свое влияние, чтобы содействовать этому. Однако знал он и то, что такие заряды порой взрываются, порождая крупные скандалы. Взрывы случались достаточно часто, и, если по нее они могли сравниться по силе с тем, что имело место в отношениях между Коранпо и Русселье, недооценивать их опасность все же не следовало. Побежденная семьей Коранпо семья Русселье, которая в былые времена принадлежала к разряду благонамеренных, испытала затем отвратительное влияние победителей, в большинстве своем безбожников, позволила им сбить себя с пути истинного и с тех пор ходила уже на мессу лишь по привычке. Впрочем, бывало и так, что кто-то, напротив, возвращался на стезю добродетели. Следовательно, клакбюкскому кюре, коль скоро он хотел в определенной мере направлять в нужное русло для вящего блага всей паствы сексуальные задатки ее членов, важно было знать, как они проявляются во всех подопечных ему семьях. И тут ему приходилось решать весьма головоломные проблемы. Скажем, если исходить из наличия существующего между двумя семьями взаимного сексуального притяжения, то вытекает ли из этого, что данные семьи принадлежат к различным полам? И как тогда определить, какой дом является мужчиной, а какой женщиной.

Мне не довелось познакомиться с трудами клакбюкского кюре, а получить необходимые сведения от него самого уже не представляется возможным: похоже, что после такой примерной властительно-бдительной жизни бедняга впал в детство и теперь гуляет по клакбюкским дорогам, сквернословя и проповедуя братство людей. Бог помогает ему умереть спокойно, как, впрочем, и нам тоже. Так что, не будучи никоим образом приобщенной к его трудам, я попыталась решить проблему пола семей самостоятельно, но похвастать, что мне это удалось, все же не могу.

Мой безыскусный ум не сумел избежать одной ошибки, которая заключалась в том, что я стала рассматривать семью как сумму составляющих ее индивидов; получалось, что в разряд домов-самцов попадали такие дома, где существенно преобладало мужское население. Мне казалось, что этот способ определения можно улучшить, принимая во внимание темперамент каждого индивида. Не вдаваясь в подробности моего исследования, я хочу коротко рассказать о результатах: Оноре и его сыновья в своих предприятиях с женщинами вели себя смелее, чем мужчины Малоре; они также отличались большей вспыльчивостью и чаще употребляли крепкие выражения. Зеф и его сыновья в погоне за удовольствиями проявляли упорство и не слишком отягощали себя какими-либо угрызениями совести, но при этом самая красивая девушка в мире не стоила в их глазах арпана земли. Они были осторожны, терпеливы и оттачивали втихомолку свои желания до тех пор, пока не представлялся удобный случай; с другой стороны, они имели гораздо больше власти над своими женщинами, чем Одуэны над своими. Все эти качества, многие из которых считаются мужскими, всегда вызывали у меня массу вопросов. Эротические привычки Малоре, их наклонности отнюдь не выглядят более убедительными. Взять, например, кровосмесительные традиции Малоре: свидетельствовали ли они о мужской страстности глав семейства или же, наоборот, об их неспособности получать удовольствие за пределами семьи, что заставляло их расходовать свои силы внутри нее.

В конце концов я убедила себя, что нужно рассуждать не мудрствуя лукаво. Семья — это цельное, похожее на ребенка существо, понять которое не составляет никакого труда. Ранее я уже обращала внимание на то, насколько все-таки легко описывать «созидающие гармонию» совокупности. Так, о городе говорят, что он гостеприимный, многолюдный, что там вкусно кормят и так далее еще на три строчки, о провинции говорят проще: у нормандцев, например, румяные щеки, они хитрые и пьют много сидра; о нации — у галлов были светлые волосы. Надев очки, увеличивающие расстояние, я стала изучать Одуэнов и Малоре приблизительно так же, как изучала бы галлов.

Рост семьи Одуэнов равнялся одному метру семидесяти сантиметрам, у нее были темно-русые волосы, серые глаза, четкие очертания лица, сухие, но мускулистые конечности и правильно изогнутые ступни. Нрава она была меланхолического, но порой разражалась длившимся целую неделю громким смехом. Любила работу, рагу, крупные попойки и шумные беседы. Легко поддавалась плотским искушениям, но отличалась нежным, великодушным сердцем.

Семья Малоре носила обувь сорокового размера, была коренастой, лицо у нее было бледное, а волосы — черные. Любила деньги, но работала неохотно, будучи умеренной в еде, не любила ни сытные трапезы, ни добрые вина. У нее была одна улыбка, обращенная к дневному свету всех людей, и другая, — обращенная к ее собственной ночи. Неподвластная сильным вспышкам гнева, она хронически пребывала в состоянии холодного бешенства, которое всегда держала под строго рассчитанным давлением. Еженощно один час она тратила на ненависть к семье Одуэнов, бодрствуя со сжатыми зубами и выжидающей плотью.

В общем, две семьи весьма отличались одна от другой внешностью, вкусами, привычками, но при этом не обладали ничем таким, что хотя бы условно можно было бы назвать полом. И тут я позволила себе сделать вывод, что пола у них и не было. Вывод очень смелый, но он убедительно объяснял природу подобного неустанного накопления чувственных хотений как в одном доме, так и в другом. Не располагая соответствующим органом, дабы реализовать свое желание, семья аккумулировала его. Поэтому-то у нее и не было никакой жизненной необходимости обрести тот или иной пол; за исключением отдельных частных случаев, семья являлась существом вечным, которое не воспроизводило себя, поскольку выполнять эту функцию надлежало составляющим его индивидам.

Было приятно сознавать, что в Клакбю чувственная любовь является не только ловушкой, устроенной ради сохранения вида, что она существует там абсолютно самопроизвольно и не ищет для себя оправданий. И я могу гордиться тем, что именно я, заключенная в двухмерное пространство кобыла, сделала это очень важное открытие. Деревня походила на своего рода магнитное поле, где существа в той мере, в какой они были проницаемы для этих таинственных сил, более или менее быстро впитывали их; те же из них, кто обладал половыми признаками, по возможности освобождались от полученного заряда, а те, кто таковых не имел, накапливали запасы. Когда семья достигала определенной степени эротического насыщения, она использовала своих мужчин либо женщин для того, чтобы реализовать свое желание. Семья Одуэн, долго колебавшаяся между мужским и женским полом, наконец решилась.